Александр Мееров - Сиреневый Кристалл

• Название: Сиреневый Кристалл
• Автор: Александр Мееров
• Издательство: Мысль
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1965

Уроженец далеких островов Паутоо привез в Амстердам камень, который считал невероятной драгоценностью. Ювелиры с нескрываемым интересом рассматривали невиданный сияющий кристалл, восхищались им, но купить не решались. Именно с этого события началось знакомство землян с инопланетной биохимией, силициевой плазмой и родбаридами.

---

Мы с Мурзаровым переглянулись. В чем, в чем, а в допуске наших работников в Таркор Асквит, конечно, был меньше всего заинтересован. О наших делах он знал куда больше, чем мы о его.

Чем дольше продолжался обмен мнениями, тем больше мы убеждались в непоколебимости Асквита, в его намерении не уступить ни по одному пункту и настойчивом желании заполучить для Таркора плазму. Мурзаров прямо задал вопрос, будет ли передана в Макими какая-то часть зародышей, и представитель Ченснеппа ответил, даже не сославшись уже на необходимость проконсультироваться, категорическим отказом. После этого настойчивость Асквита, с какой он продолжал добиваться силициевого вещества, выглядела уж очень неприглядно, однако это его нисколько не смущало.

— Советский Союз, насколько мне известно, не делился с вами зародышами, — сыронизировал Асквит, — однако несколько граммов плазмы уже передано в Институт космической химии. Я не вижу причин, которые в данной ситуации препятствовали бы выделению плазмы моей стране.

— Как вам сказать, господин Асквит, — медленно начал доктор Ямш. Прежде всего позволю себе напомнить, что с научными учреждениями Советского Союза мы ведем совместную работу уже давно и плодотворно. Открытие, сделанное в Паутоанском университете, принадлежит в такой же мере советским ученым, как и паутоанским. Но главное заключается не в этом. Каждый из нас совершенно уверен, что полученная Советским Союзом силициевая плазма не будет употреблена во зло. Я старый человек, я на себе испытал благодеяния, щедро отпускавшиеся нашим островам метрополией, когда мы боролись за правду, за справедливость.

— Мне трудно принять ваши доводы, господин ректор. Деловым вопросам — а получение силициевой плазмы, на мой взгляд, вопрос сугубо деловой — очень мешают, как правило, высокие рассуждения о справедливости, правде. Я как-то по-другому, вероятно, воспринимаю все это, так как считаю, что правд столько, сколько людей, убежденных, что их правда самая правдивая.

С того дня, как состоялась эта беседа, прошло больше двух лет. Мне трудно вспомнить, как именно она кончилась. Помню только, что сражение продолжалось долго с равным неуспехом для обеих сторон. Асквит встречался еще несколько раз с Юсгором, с доктором Ямшем, с Хананом Борисовичем и со мной, оставаясь все таким же настойчивым, не уступая ни в чем в этой «холодной войне».

12. ТРУП БАОКАРА

Пасека. То густые, пряные, то едва уловимые, свежие ароматы цветов приносит чуть заметное дуновение ветерка. Пчелы собирают в улья нектар. Зной, тишина. Особенная тишина, когда все наполнено жужжанием миллионов насекомых. Это тишина умиротворенной природы, радующая душу, вселяющая ни с чем не сравнимый покой, так редко выпадающий на долю людей, постоянно живущих в городе. Покой разлит всюду, исходит от каждой травинки, от душистой, знойной земли. Все вокруг удивительно знакомое, все кажется очень родным, когда-то виденным. И действительно, если не смотреть в сторону моря, где у самого берега слегка покачиваются огромные задумчивые пальмы, можно на какое-то время почувствовать себя на родных южнорусских просторах. Но до них далеко. Тысячи километров. До Макими — двадцать. Каждое утро я и Севена выезжаем из Макими часов в пять утра и день за днем проводим на пасеке. Работы в университете так много, овладение плазмой требует столько сил и внимания, что многим моим коллегам начинает не нравиться мое «увлечение пчеловодством», но я упорно продолжаю добиваться своего.

В маленьком бамбуковом шалаше, крытом листьями веерной пальмы, у нас походная лаборатория. Думается легко и много. Севена своими тонкими, искусными, как у виртуозного хирурга, руками готовит пробы, и мы ставим опыт за опытом. Я склонился над шатким бамбуковым столиком, размышляя над записями в лабораторном журнале, сижу спиной к ее столику и слышу, как мелодично позвякивают в ее пальцах пробирки, кюветки, маленькие колбочки. В ее работе, четкой, слаженной, всегда чувствуется какой-то ритм. Я, не оборачиваясь, знаю, что вот сейчас она берет пробу, оттитровывает ее (размеренно, как бы в такт падающим из бюретки каплям, позвякивает о настольное стекло маленькая коническая колбочка), вот она ставит пробу и берет следующую. Так же, вероятно, она брала на оптический прицел едва показавшуюся в диких зарослях голову противника, спускала курок и досылала в ствол следующий патрон, по каплям копила в себе выдержку, терпеливо и настойчиво выслеживая врага. Слава о знаменитом партизанском снайпере летела куда дальше, чем ее пули. В те революционные годы ее называли Лесным Дьяволенком, и попадись она в руки противника… Но она не попалась. Оптический прицел от ее винтовки и до сих пор висит на циновке, прибитой над диваном Юсгора…

— Алексей Николаевич, пробы готовы. Будем начинать?

— Будем. Будем продолжать, Севена.

И мы продолжаем. Снова и снова. Я то надеюсь, то отчаиваюсь. Севена не только исполнительна, но и пытлива. Не так давно освоив технику лабораторных работ, она уже идет дальше, старается, как и все на Паутоо, учиться, каждый день радуется новому, так щедро теперь открывающемуся перед ней, и, главное, самым сочувственным образом относится к моим начинаниям, к стремлению во что бы то ни стало создать генератор запахов.

— Получится? — в этом вопросе столько надежды.

— А как вы думаете?

— О, конечно!

Сдержанная, скромная и неутомимая, она не только старается безукоризненно выполнить свою часть работы, но и поддержать меня и все же… Все же и ей мало слепой веры.

— Я плохо понимаю, Алексей Николаевич, в чем принцип генератора. Юсгор дал мне почитать протокол совещания, на котором утвердили программу ваших разработок, но там все так сложно. Я еще мало знаю. Нужно учиться, догонять упущенное в джунглях. Я учусь, но учеба идет не так, как хотелось бы. Трудно.

— Не отчаивайтесь. Все придет со временем. Ну, а разобраться в протоколе этом вам и в самом деле нелегко. Я постараюсь объяснить все как можно проще. Самое сложное понять, что же такое запах. Ученые еще ничего толком не знают о физической сущности запахов, недостаточно изучили механизм обонятельных органов. Попытки установить связь запахов с химической структурой и физическими свойствами веществ привели к созданию нескольких гипотез о природе возбуждения рецепторов обоняния, но ни одна из них не получила общего признания. Мне показались очень привлекательными работы профессора Фролова, который попробовал немного разобраться в этом и получил удивительно интересные результаты. Знаете, Севена, если вы положите немного меду у себя на открытом окне даже в большом, шумном городе и если в городе найдется хотя бы несколько пчел, они непременно прилетят к вашему окну. Что их привлекает?

— Запах, конечно.

— Вот здесь-то и приходится задуматься, решить, а что же такое запах?

— Молекулы пахучего вещества, носящиеся в воздухе. Они действуют на наши органы обоняния, и мы их чувствуем.

— Это общепринятая трактовка. А вот профессор Фролов проделал такой опыт. Он поместил мед в ящичек. Ящичек не пах медом: все было проделано довольно тщательно, но ящичек имел окошко, пропускавшее электромагнитные волны определенного диапазона, и пчелы стали слетаться к ящичку, не издававшему запаха, они бились у окошечка, стремясь к легкой добыче. Следовательно, пчелы ориентировались по потоку электромагнитных волн, испускаемых медом. Это понятно?

— Даже мне, — улыбнулась Севена. — А вы что же, Алексей Николаевич, не доверяя профессору Фролову, хотите воспроизвести его опыты?

Вопрос был задан не без лукавства.

— Как вам сказать, профессору Фролову я доверяю, но и проверяю его. Конечно, дело даже не в проверке. Здесь есть нечто новое. Плоские кюветки, которые служат в наших экспериментах окошечками, залиты жидкостями. Теми самыми, которые вы готовите по различным рецептам. Я хочу подобрать фильтры электромагнитных колебаний, используя растворы. Это куда проще, чем подбирать фильтры из каких-нибудь твердых веществ. Вот мы и тренируемся на уже известном опыте с пчелиным медом, с тем чтобы повторить его на смоле из туароке.

— Вот это я понимаю, — серьезно и задумчиво ответила Севена. — Вы хотите, чтобы и на силициевую плазму, существо куда более беспокойное, чем пчелы, существо, «жалящее» насмерть, мгновенно, можно было воздействовать волнами?

— Совершенно верно. Надо найти, какие именно электромагнитные колебания излучает туароке, опробовать их на плазме, и если она… О, Севена, тогда все будет в порядке! Признаюсь, плазма не дает мне покоя. Понимаете, мы справились с ней только благодаря «секрету Раомара», воскурив фимиам. Мы бесконечно благодарны древним паутоанцам, но, знаете ли, целиком полагаться на туароке… Нет, Севена, это слишком рискованно. Меня не покидает мысль о том, что живое силициевое вещество может наделать много бед. Пока, кроме душистых смол, содержащихся в невзрачных кустарниках, нет ничего, что давало бы людям власть над этой формой силициевой жизни. А вдруг она как-нибудь вырвется, начнет буйствовать, овладеет большим пространством? Что тогда, дымки фимиама? Чепуха! Нужны мощные генераторы. Исследовав характер излучения, надо немедленно строить такие генераторы. Тогда нам не страшны будут никакие проделки живого силициевого вещества, даже если оно окажется в недобрых руках. А может быть, такое излучение поможет овладеть и новой, еще неизведанной формой жизни, таящейся в зародышах.