Владимир Першанин - Золото прииска «Медвежий»

• Название: Золото прииска «Медвежий»
• Автор: Владимир Першанин
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 1998

Начальство одного из якутских лагерей сталинского ГУЛАГа командирует группу зеков для обследовании Илима - притока большой золотоносной речки. Посланные возвращаются с сообщением, что золота на Илиме нет.

Но вскоре члены командированной бригады один за другим таинственно погибают, унося с собой какую-то тайну. В живых остаются двое: матерый авторитет Захар и молодой зек по кличке Малёк. Тайна Илима раскрывается лишь в наши дни, когда этих двоих судьба сводит вновь...

---

13

За эти недели на Илиме я успел присмотреться к своим спутникам и имел о каждом довольно полное представление.

В первые дни у меня вызывал невольную симпатию Игорь Дорошенко по кличке Студент. Мы работали с ним в паре и лучшего напарника я бы, пожалуй, не нашел. Он без устали ворочал песок, давая мне возможность передохнуть, и его азарт при виде добытых золотых чешуек не иссякал.

Игорь напоминал мне старшего сына Володьку, который, приезжая домой на каникулы, с таким же азартом лопатил землю в огороде. Я невольно забывал, что Игорь один из боевиков Монгола и, откажись я поехать с Маратом на Илим, наше знакомство с Дорошенко было бы совсем другим.

Мы много разговаривали с ним о жизни, и вскоре я убедился, что Игорь уже далеко не прежний студент… Дорошенко успешно проходил стажировку в бригаде Марата. Обычно его напарником в Ростове был Кандыбин. Здесь, на Илиме, в свободное время они тоже держались вместе. С Игоря как шелуха слетало то, чем он жил до двадцати двух лет — семья, школа, институт. Он рос в благополучной семье, но, как я понял, последние месяцы жил отдельно от родителей.

— Да ну их! — с досадой отмахивался Игорь. — Надоели своими нравоучениями. Все вокруг изменилось, а они живут в прошлом. Отец все уговаривал в техникум преподавателем пойти. Там у него друг директором работает. Команда футбольная, мол, у них сильная, мальчишек тренировать будешь. Я же членом сборной команды института был… Спрашиваю, какая зарплата? Оказывается, со всеми накрутками тысяч семьсот, да и ту по полгода не выдают. Ты, говорю, батя, издеваешься надо мной? Я в своей бригаде за неделю столько имею!

Юношеское упоение Игоря Дорошенко силой превращалось в жестокость и презрение к лохам, копошившимся у ног братвы. Он презирал своих вчерашних учителей за то, что они живут на гроши, одноклассников, не сумевших добиться в жизни успеха. Удачливые коммерсанты и новые русские вызывали в нем чувство брезгливости и насмешки.

— Ворюги! — заявлял Игорь. — Нарядились, как попугаи, в малиновые пиджаки и аж лопаются от важности в своих «Мерседесах». А мы их все равно доим как коров!

Игорь уже стал бандитом. И по образу жизни, и по своей психологии. И тем не менее он бы, наверное, очень удивился, услышав такое в свой адрес. Он считал себя одним из «братвы», не слишком вникая в тонкости этого понятия. Игорь любил рассказывать, как боятся, уважают их и безропотно подчиняются все, с кем они имеют дело.

Особенно тягостное впечатление произвел на меня рассказ Дорошенко об одной из его любовных историй.

— В девятиэтажке, где у моих предков квартира, телка одна живет, Катей зовут. Красивая девка, ничего не скажешь! Ноги длинные, грудь, задница — в общем, есть на что посмотреть. На «Мисс-Город», может, и не потянет, но в первую десятку войдет. Предки ее, видать, обеспеченные, «жигуль», то-се… Ну, мы с ней здоровались, даже на дискотеке пару раз станцевали. Я пытался поближе знакомство завести, но Катька только улыбается: мол, у тебя другие девушки есть. Ну, конечно, мне до нее было далеко, я тогда бедным студентом был, да и после института мало чего имел. А ее то папа на «Жигулях» возит, то какой-то фраер на «Ауди» приезжает. По виду — из дельцов. В модном прикиде, с дипломатом кожаным.

Прошло, значит, время, с полгода или больше, я уже с братвой вовсю кружился, ну и рассказал как-то Гансу про Катьку. Тот ржет как лошадь и предлагает: «Хочешь, мы ее хахаля в момент отвадим, а на Катьку так нажмем, что она сама под тебя ляжет?» Я плечами пожал, всерьез как-то не задумался. А Ганс — мужик крутой: если что пообещал, обязательно сделает. Через пару дней вычислил он жениха и подрулил к нему, когда тот возле Катькиного подъезда в своей «Ауди» сидел. Ганс молча открывает дверцу, берет фраера за волосы и башку зажимает форточкой его же «Ауди». "Линяй, — говорит, — отсюда, а если возле Катьки хоть раз увижу, яйца оторву!" И как схватит того за ширинку, жених аж подпрыгнул. Сипит, морда красная, а вырваться не может — шея стеклом зажата. Дергается, скулит как щенок! Вечером это было, людей во дворе полно, а никто не вмешивается, видят, кто мы такие. В общем, отпустили мы жениха, тот — по газам, и больше мы его не видели.

Взялись за Катькиного папашу. Вначале у «Жигулей» его шины прокололи. Один раз, второй… Он в милицию жаловаться. Пришел участковый, поспрашивал жильцов, глазами похлопал — никто ничего не видел. Когда мы в третий раз колеса пробили, дед вообще домой на машине не стал приезжать. Потом ночные звонки с угрозами пошли, с намеками, что Катькин отец крупные деньги братве должен. А потом Катьке со стороны намекнули: мол, есть один человек, который может помочь, и зовут его Игорь.

Дорошенко засмеялся и отставил в сторону лопату:

— Катька ко мне: «Помоги, Игорек!» Ну я, конечно, поломался для начала, потом говорю, что вопрос это серьезный и надо его со всех сторон обсудить. Давай, мол, завтра встретимся у меня часа в три, никого не будет, поговорим спокойно. Она, сучка, все поняла, губы закусила, на меня зверьком смотрит. А куда ей деваться? Не маленькая, соображает… Ну, пришла она, как договорились. Я ее без лишних слов раздеваю и на диван. Расплачивайся за безопасность своей семьи! Пару месяцев я ею пользовался, подарки даже приносил. Я ведь не какой-нибудь жлоб! Ну а потом, когда она надоела, говорю: «Все, можешь больше ко мне не приходить, никто вашу семью не тронет. И не выделывайся слишком. Будь попроще, и люди к тебе потянутся». В тот момент она меня разорвать была готова, только руки коротки! Жаловаться-то некому…

— Дерьмом от твоей истории пахнет! — сплюнул я в ответ на откровенность Игоря.

Дорошенко растерялся, не ожидая такой реакции. Ведь я, бывший зек, уж, конечно, должен был понять и оценить его крутизну.

— А что мне с ней церемониться! Глядеть, как она выделывается да со спекулянтами на иномарках разъезжает? — наконец нашел что ответить Дорошенко, но я черпал песок, не глядя на него.

Остаток дня мы с Игорем не разговаривали. Наши дружеские отношения дали трещину.

Про Марата много сказать не могу. Он со мной почти не разговаривал, общаясь в основном с Кандыбиным и Вагановым. Вместе с ними и постоянно работал. Человек он был очень скрытный и осторожный. Наш небольшой стан был хорошо замаскирован среди елей. Мы получили команду не маячить на открытом месте, если появится какой-нибудь вертолет. Даже охотиться Марат запретил — нечего лишний шум поднимать!

Женька Кандыбин, по кличке Ганс, не вызывал у меня никаких других чувств, кроме отвращения. Это был чистой воды уголовник, никого, кроме своих хозяев, не боявшийся. Кандыбин хорошо усвоил, что ему надо лишь подчиняться и выполнять приказы. Даже если он влетит в уголовное дело — его выкупят. И так уже случалось не раз.

Игорь рассказал мне, что этой зимой Ганс влип особенно крепко. Вместе с помощниками он поймал двух парней и продержал их трое суток в холодной железной будке, требуя выкуп с родителей-бизнесменов. При этом обоих ребят безжалостно избивали, оба отморозили пальцы, а одному из парней Ганс лично отрезал ухо.

Заложников освобождал спецназ. Шум поднялся на всю область, газеты писали о разгуле преступности и бессилии властей, которые слишком заняты строительством личных особняков и опекой совместных предприятий. Глава администрации заявил, что это не так, с коррупцией идет непримиримая борьба, а расследование по делу студентов он возьмет под личный контроль. Но все обернулось пшиком. Монгол нанял опытных адвокатов, обработали семьи потерпевших, и месяца через три, когда утих шум, из следственного изолятора освободили Ганса, которому, как главарю группы, светил полновесный червонец строгого режима. Суровую статью о вымогательстве заменили на суде на ни к чему не обязывающее «самоуправство», и вся группа отделалась условными приговорами. Посадили на два года лишь одного из помощников Ганса, обвиненного в том, что неосторожно отрезал у потерпевшего ухо.

Самая смелая из городских газет — «Вечерний курьер» едко посмеялась над результатами нашумевшего процесса, но через пару дней кто-то поджег помещение редакции, и пресса тоже затихла.

Твердо уверовавший во всемогущество Монгола, Кандыбин плевал на весь остальной мир. Готовый во всем подчиняться своему хозяину, он с трудом переносил свое затянувшееся пребывание в тайге и с каждым днем становился все более раздражительным.

А на Большой земле, за тысячи верст от «Медвежьего», происходили обнадеживающие события. Назначенный секретарем Совета Безопасности генерал Лебедь с присущей ему решительностью окунулся в чеченские дела. Радио кисло комментировало его постоянные поездки в Чечню, но переговоры уже дали результат. Стрельба прекратилась… Войска возвращались домой, и я чувствовал, что напряжение, не отпускавшее меня последние месяцы, начинает ослабевать. Любые неприятности — это ерунда по сравнению с тем, когда на такую войну не сегодня-завтра заберут твоего сына!