Владимир Бондаренко - Бродский: Русский поэт

• Название: Бродский: Русский поэт
• Автор: Владимир Бондаренко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-235-03802-8

Жизнь и творчество выдающегося поэта, нобелевского лауреата Иосифа Бродского вызывают большой интерес не только в России, но и в других странах. Ежегодно выходят новые книги, посвященные ему, — от фундаментальных научных штудий до легковесных и не слишком достоверных мемуаров. На этом фоне известный критик и историк литературы Владимир Бондаренко сумел написать неожиданную и спорную биографию Бродского, высветив в ней моменты, которые многие не замечают или не хотят замечать. В этой книге поэт, часто изображаемый космополитом и оторванным от жизни эстетом, предстает как наследник не только великой русской культуры, но и советской цивилизации, как человек, неразрывно связанный с Россией и ее народом.

знак информационной продукции 16+

---

После публикации 27 мая 2010 года в газете «Речь» статьи Виноградова, приуроченной к семидесятилетию Бродского, в редакцию, как часто бывает, обратился и пенсионер, помнящий, где и когда останавливался в Череповце маленький Ося с мамой и теткой. Лев Басалаев прочел заметку, рассказывающую о пребывании двухлетнего Бродского в Череповце в 1942 году, и сам пришел в редакцию. Прочитав, что на сегодня дома́, в которых жили Бродские, не определены (известно, что мать с сыном переезжали, а сам поэт называет в воспоминаниях улицу Ленина), Лев Сергеевич решил устранить пробел. По его словам, Бродские в 1942 году прожили несколько месяцев в деревянной избе Басалаевых в Новом переулке, ныне не существующем. Дом стоял неподалеку от железнодорожного вокзала, рядом с нынешним зданием торгового комплекса, известного как «Универбыт».

«Сам бы я вряд ли вспомнил — мне брат Саня рассказал, он все же на два года меня старше, и память у него лучше, — говорит Лев Сергеевич. — Я помню, что женщина с маленьким мальчиком приехала в наш дом зимой, сразу с вокзала. Мне тогда было пять лет, и на ребенка я смотрел как старший. Дом был наш собственный, еще дед вывез его в начале века из деревни, и Бродские поселились у нас как квартиранты — матери деньги платили за аренду. У нас было две комнаты, в одной жили мы, в другой они, общая столовая и кухня. Что запомнилось? То, что у них всегда водились продукты, которых мы и не едали: оладьи пекли, курицу жарили. Запах был такой, что из дома не хотелось уходить. Общего стола у нас не было, обедали отдельно. А еще помню, как наша жилица убеждала мою мать, что бежать из Череповца не нужно — мы же все тогда боялись прихода немца в наш город. Говорила (помню, что немного картавила): „Ирина Ивановна, сюда не дойдут, я точно знаю“. Мать Бродского я хорошо помню, даже визуально, а об Иосифе ничего определенного сказать не могу. Мальчик как мальчик, иногда побегает-покричит, но сорванцом не был. Я, если честно, мало на него внимания обращал. Они пожили у нас несколько месяцев, а потом съехали, когда и почему, я не запомнил. Я тогда сыпной тиф подхватил и надолго в больницу лег».

Сергей Виноградов в другой своей газетной заметке о поэте от 3 июня 2010 года с сожалением добавляет: «Впрочем, хотя место жительства Иосифа Бродского и раскрылось, мемориальную доску помещать все одно некуда: избу Басалаевых давно снесли. „Если бы наш дом существовал и по сей день, он бы числился на проспекте Луначарского, — говорит Лев Сергеевич. — Но его снесли лет двадцать пять — тридцать назад. Сейчас на его месте небольшой пустырь с тополями“. Близость железнодорожного вокзала коренным образом повлияла на его жизнь: не одно десятилетие череповчанин отработал машинистом тепловоза. О том, что Иосиф Бродский в детские годы жил в их доме, брат Александр сообщил Льву Сергеевичу много лет назад. „Но я о нем только слышал, ничего не читал, — говорит он. — В газетах его не печатали, в библиотеках тоже его книг не было. Я не так давно узнал, что он известный и выдающийся человек, но и сейчас, признаюсь, не добрался до его стихов“…»

Бродский в своих интервью уже в эмиграции неоднократно упоминал о Череповце и череповецких впечатлениях, указывая их как самые ранние воспоминания своей жизни. Место жительства маленького Иосифа и его матери достоверно неизвестно, но предположительно деревянная изба, выделенная блокадникам, находилась рядом с современным кинотеатром «Киномир». Другой дом, где они жили, находился в районе вокзала, сейчас там тоже большие многоэтажные дома.

«Череповец имеет все права считаться важной вехой в жизни Иосифа Бродского, — считает автор выставки в художественном музее к семидесятилетию поэта Светлана Пономарева. — В большинстве биографий поэта, русских и иностранных, наш город упоминается уже во второй строчке: родился в Ленинграде, блокадные годы провел в эвакуации в Череповце. И пусть маленький Бродский прожил здесь относительно недолго, свое влияние город, безусловно, оказал. Сюда привезли слабого, заморенного голодом ребенка, а в Ленинград он возвращался щекастым румяным мальчиком, что хорошо видно на фото».

Если бы не было в жизни Череповца, вполне может быть, не было бы и Бродского — нобелевского лауреата. Есть разные версии, когда именно Бродские, Иосиф и его мать, приехали в город. Сама Мария Моисеевна указывает на декабрь 1941 года, но биографы, включая Льва Лосева, считают, что это случилось уже весной 1942-го. С продолжительностью череповецкого пребывания та же история: в интервью Соломону Волкову Иосиф Бродский предположительно заявляет: «На короткий срок, меньше года, в Череповец». В автобиографии для НКВД, которую уже после возвращения из Череповца вместе с партийной характеристикой заполняла мать Иосифа и в которой вряд ли Мария Моисеевна стала бы что-то сочинять, она пишет, что приехала в эвакуацию в Череповец в декабре 1941 года, а вернулась в Ленинград в самом конце 1944 года. Значит, так оно и было. Это вольный поэт в американской эмиграции мог вольно вспоминать, что вроде бы он был в Череповце меньше года. Для подотчетных документов в сталинское время такие вольности со сроками были недопустимы. «Дом, где жили эвакуированные, — пишет Виноградов, — также неизвестен — поэт упоминает в воспоминаниях деревянный дом на улице Ленина, который ныне вытеснен пятиэтажками. Зато можно с уверенностью говорить о том, чем занималась мать Бродского, пока сынишка катался с горок: работала секретарем в местном лагере НКВД № 158, куда была определена за знание немецкого языка. Третьим членом семьи во время жизни Бродских в Череповце была няня. Видимо, из местных жительниц. Ее фигура в последние десятилетия стала очень активно упоминаться в исследованиях жизни и творчества Бродского».

Внесу уточнения: во-первых, с Марией Моисеевной и Осей в эвакуацию в Череповец приехали еще ее мать и отец, бабушка и дедушка поэта. Во-вторых, его череповецкая няня, молодая и крепкая женщина по имени Груня, очевидно и возила крестить малыша, что я постарался исследовать во время поездки в Череповец. Местным краеведам я посоветовал получше поискать эту череповчанку, которая, возможно, и до сих пор жива. Или же ее родственники, дети, внуки могли слышать воспоминания бабушки. Наверняка няня Груня дожила до нобелевской славы ее маленького воспитанника Оси, что-то и порассказывала своим детям. Уверен, мы еще узнаем точно, когда и где в Череповце крестили в 1943 году маленького Осю Бродского.

В Череповец я приехал, списавшись заранее с местным краеведом, моей доброй знакомой Зиной Леляновой. У нее и остановились вместе с женой — у нее и ее рыжих котов, которых она обожает, как и Иосиф Бродский. С Зиной вместе мы походили и по улице Ленина, где когда-то в деревянном доме в полуподвальном помещении жили Бродские, и по Новому переулку, куда они переехали из тесноты в более просторный дом Басалаевых. Погуляли мы и в ныне сохранившейся Макарьинской роще, возле которой размещался лагерь для военнопленных, где работала секретарем управления лагеря Мария Моисеевна и куда она неоднократно привозила сына Осю. Значит, не так уж плохо содержали финских и немецких пленных, если мама привозила прямо в лагерь своего маленького сына.

Я понимаю, почему и сам поэт, и его биографы никогда не упоминали об этом месте работы — мол, надо же, мать нобелевского лауреата, оказывается, работала в НКВД… Я лично не вижу в этом факте ничего особо компрометирующего. Во-первых, в Советском Союзе в лагерной системе работали многие, и далеко не все из них совершали какие-то жестокости и гнусности. Во-вторых, по воспоминаниям пленных финнов, их жизнь в череповецком лагере № 158 мало чем отличалась от всего советского быта в годы войны. В своей хронике Валентина Полухина комментирует: «Это был лагерь для немецких военнопленных. Очевидно, сыграло роль то, что Мария Моисеевна знала немецкий язык». Биограф опять ищет оправдательную интонацию. Но, во-первых, все-таки работала Мария Моисеевна не переводчиком, а секретарем в управлении лагеря, а во-вторых, в основном в череповецком лагере содержались не немцы, а финские военнопленные, вряд ли знающие немецкий язык. Читаю в документах той поры: «Начальнику Управления НКВД по делам военнопленных и интернированных майору государственной безопасности тов. Сопруненко не позднее 20 июня 1942 г. организовать лагеря-распределители для приема, всесторонней обработки и дальнейшей переотправки военнопленных: а) для Карельского и Волховского фронтов — Череповецкий лагерь в г. Череповце Вологодской области, на базе существующего Череповецкого спец-лагеря НКВД; назначить начальниками и комиссарами лагерей — распределителей Череповецкого: начальником — капитана госбезопасности тов. Королева, комиссаром — старшего майора милиции тов. Щербакова».

Лагерь № 158 был организован в Череповце в соответствии с Приказом НКВД СССР от 5 июня 1942 года № 001156 «Об изменении организационной структуры лагерей и приемных пунктов НКВД СССР для военнопленных» на базе ранее существовавшего спецлагеря НКВД для освобожденных из немецкого плена военнослужащих Красной армии. Изначально он действовал как лагерь-распределитель, а весной 1944 года был преобразован в стационарный лагерь для военнопленных рядового и унтер-офицерского составов. «Лагерь расположен на сухом, здоровом лесистом участке. Почва участка и дорог глинистая, что представляет известные затруднения для транспорта и контингента в весенне-осенний период. Лагерь с трех сторон окружен колхозными полями и только с одной стороны примыкает к ближайшему поселку. 500 м от лагеря протекает река Шексна».