Александр Коперник - Это был 2015. П(р)ошлый век

• Название: Это был 2015. П(р)ошлый век
• Автор: Александр Коперник
• Жанр: Философия

---

Удобно.

18 мая

Со временем «вымученная улыбка» превратится в «вымученную скобку». Сейчас уже одна скобка, как смайлик, выглядит неискренне. Надо как минимум две. А лучше — пять. И ещё лучше — с двоеточием; или точкой с запятой, процентом, буквой «В» — в общем, с «глазами». А одна скобочка — это как-то неискренне, неестественно, как будто человек улыбается одним ртом, как маска, а глаза остаются холодными.

Оно и понятно.

25 мая

Шёл, и, чтобы не упасть, ел баварскую булочку.

Шёл, и рядом оказался голубь, внезапно и больно посмотревший на меня красным от алчного голода глазом. Никогда не смотрите в глаза птицам — они поражают воображение каким-то неприятным, унылым безумием, и внутри себя вдруг превращаешься в крысу или что-то вроде того.

Отщипнул кусочек от булочки, крошечку, кинул голубю. И пошёл дальше. И сразу поднялся шум, гам, захлопали крылья. К моему знакомому голубю подсело несколько других, образовалась давка. (Сзади кто-то кричит — за проезд передайте, передние делают отсутствующие лица и притворяются спящими — мол, ноги есть, сами к водителю идите, тоже мне, нашлись, передавай им.)

Как они толпились, и всё из-за одной брошенной крошки. Шёл дальше, видел, как мимо меня пролетело ещё два стервятника. То есть, голубя. Перемахнули живую изгородь и на полном ходу спикировали в царящий за ней хаос перьев и клювов, который возник из-за одной оброненной крошки раздора.

А вот люди — они такие же. Получают сигнал о делёжке — и готовы толпиться, теряя облик, теряя личность, лишь бы поддаться иллюзии — отломят кусочек, и мне-то, мне-то точно достанется. Пусть мало. Пусть невкусно. Пусть не совсем то, что обещают, и даже не то, что может в принципе понадобиться. Зато мне.

И прыгают друг другу на головы. Прыгают. Черепа весело хрустят.

27 мая

Вот так оно всегда и происходит. Не подозреваешь ничего, не подозреваешь, а потом — раз-два! — и на скамейке запасных.

Смотришь, такой, на поле, а там все потные, злые, запаренные, очень-очень уставшие; зато нужные, а ты...

Смотришь, такой, на поле, а там большие дела творятся, туда приковано всё внимание, и там все такие значимые, а ты — такой ничтожный.

Смотришь, такой, на поле, а там — столько страстей, столько смысла, столько напряжённости и надежды, а у тебя — только отсиженная жопа.

Смотришь, такой, на поле, а сверху пролетает дракон. Не туда ты смотришь, дурачина.

3 июня

Голый человек склонился над печкой, силясь услышать, откуда исходит капающий звук.

Он глядит то на стену, то на холодильник около печки, и никак не может понять — откуда, откуда исходит чёртов звук, надоевший, сводящий с ума, бесконечный звук капающей жидкости.

По всему выходит, что капает где-то за стеной, или даже — в стене.

Человек напрягает слух, надеясь, что капает всё-таки за холодильником — но увы, надейся, не надейся — не за холодильником, нет. Холодильник ни при чём, при чём — стена.

Человек унывает. А капанье внезапно усиливается, сливается в шум, и вот уже поток вонючей коричневой жижи ломает стену, разбрасывая по кухне плитку и отодвигая напором в сторону плиту, отбрасывая человека к стене. Что за дерьмо, — кричит человек, нет, не кричит, рот забит жижей, но он кричал бы, и был бы прав: это действительно дерьмо. Дерьмо сломало стену, дерьмо долго к этому стремилось. Дерьмо растекается по квартире, уровень дерьма растёт и растёт.

Тут, значит, морок спадает и возвращается капанье. Голый человек стоит, наклонившись над плитой, и пытается понять, откуда исходит капающий звук. От окна к нему тянется какая-то бесформенная, но явно голодная тварь.

11 июня

Меня всегда угнетает, как в историях про супер-героев в этих самых супер-героях «разочаровываются».

Скажем, есть некий тип, который фанатеет по супер-герою. Ищет о нём информацию, рассказывает всем, «собирает» подвиги — буквально сотни подвигов может рассказать, даже если разбудить его среди ночи и стребовать: «Рассказывай!». Повторюсь: он знает об огромной массе геройств своего героя, а многие из них даже видел своими глазами.

И этот тип, увидев, как его абсолютный кумир под воздействием «злых чар» совершает один проступок, сразу полностью теряет в него веру и говорит что-то типа: «Мне все говорили, что от тебя будут одни неприятности. А я не верил — и зря». Он это говорит после того, как увидел один просчёт после сотни подвигов. Один просчёт после сотни подвигов, тысячи спасённых жизней. Причём этот тип часто ещё и в курсе, что герой был под «чарами». И всё равно говорит идиотскую фразу про своё разочарование.

Как меня раздражает отвратительное воображение сценаристов, порождающее такие убогие, нелепые, тошнотворные «повороты сюжета».

17 июня / Реквием

Все те места, в которые я вываливаю свои мысли, в последнее время похожи на собрание эпитафий. Сборник удавшихся и не очень жизней, или вроде того.

Всё изменилось, и, по идее, не должно бы меня это колыхать, а вот — ничего не могу поделать, колышет и всё. Тут одно из двух: либо я — совершенно лицемерный тип, либо я во всём подряд ошибаюсь; хотелось бы верить, что не первое, и я ощущаю, что не первое, но если второе, то, вполне вероятно, мои чувства — лживы, и, вероятно, я самый настоящий лицемер, да вот и вы скажете — лицемер ты, Саша.

Ночью умер Алексей Костюшкин, и я, прочитав вот сейчас об этом, вдруг почувствовал странное ощущение где-то внутри. Как охренительно было орать его песенки около ТЦ, там. Или в коридорах «Пятёрки». В коридорах, точно. Суть не в том, что сами по себе песенки куда-то пропадают; куда они денутся? Просто сейчас, узнав о его смерти, я вдруг со страшной силой, с беспощадностью приклада «калаша» осознал, что эпоха крутого рока в моей жизни прошла, и, по ходу, уже лет 12 назад. И если я это ощущаю сейчас, получив известие о смерти человека, который, как символ, присутствовал всю мою юность, — не значит ли это, что этот самый человек был чем-то вроде безусловного атланта, удерживающего миф о моём рок-н-ролле?

Видишь, Саша? Ты видишь? Когда постепенно вышибаются графитовые предохранители, их место не занимает ничто, кроме пустоты. Ничто и не должно, кроме пустоты.

Легенды смертны, увы. Научился бы ты, Саша, ценить свои легенды при жизни.

Научились бы вы все ценить свои легенды, пока они живы.

20 июня / 1

Одиночество может сводить с ума только того, кого обучили сходить от него с ума. Но даже тот, кого этому научили, может сменить точку зрения, осознав, что нет никакой настоящей причины бояться одиночества; одиночество — это не бандиты в подворотне, это не стая волков в тёмном зимнем лесу, не безвыходный каменный склеп, не смертельная болезнь, не сель или цунами. Одиночество — это просто когда ты один, это факт, который не приводит к смерти и разору. Страх перед одиночеством сравним со страхом перед ифритами и горными духами, повторяющими слова путников. Тот, кто не научится бояться демонов — не боится демонов. Тот, кто разучится бояться демонов — перестанет их бояться.

Потому что бывают вещи, с помощью которых спасаются от выдуманных демонов, и они гораздо страшнее. Но и их можно разучиться бояться.

20 июня / 2

Феминистки, борцы за права меньшинств, борцы с расизмом и так далее никогда не победят. Потому что они пытаются бороться с «симптомами», а не с «болезнью». То, в чём они видят проблему — всего лишь проекция, далёкое эхо реального положения дел. А реальное положение дел таково, что не равны люди. Вообще. По статусу, таланту, рождению; по умениям, уму, привычкам; по должностям, вере, отношению к жизни; по всему, всему, всему. Люди не равны, и пока мы не сможем победить это неравенство, глупо сражаться с проекциями. Потому что убив одну проекцию, освобождаешь место для другой, и нет, и не будет им конца, пока жив и работает прототип.

И да: прототип учится на ошибках.

21 июня

В историях о супер-героях часто есть такой мотив, что герою приходится скрывать свою сущность от всех, в том числе — самых близких, чтобы не подвергнуть опасности свою миссию. То есть, условия таковы, что они «до поры» не могут открыть карты, иначе не получится… ну, чего-то; отомстить злодею, спасать людей — технически, не получится действовать во благо тем, от кого и приходится скрываться. Это порождает несостыковки, и близкие интенсивно давят, требуя «правды», вроде «где ты был в ночь с десятого на пятнадцатое». Герой оказывается под адским прессингом, терпит неудобства, его обвиняют во всех грехах, и, несмотря на это, он продолжает следовать своей миссии.

Часто он неоднократно спасает жизнь тому, кто на него давит. Часто тот, кто на него давит, начинает сколько-то фанатеть по его альтер-эго.

И когда вскрывается «обман», тот, кто давил, не радуется и не проникается уважением к герою. Нет, он говорит: «Ты мне врал, ты меня предал». И причина, по которой герою приходилось скрываться, почему-то давителю всегда не важна в принципе. Он говорит: «Я тебе больше не могу доверять». И почему-то давителю всегда не важно, сколько жизней спас герой, не важно, сколько раз герой спас жизнь конкретно ему и его маме. Всегда очень удивляет тупость таких персонажей, их неправдоподобность, их упрямство и агрессианый идиотизм. Всегда поражает, как герой стелится перед этими ничтожествами (нет, они, конечно, не ничтожества, но при таких раскладах выглядят, как совершенно ничтожные дурачки, которые не умеют ничего, кроме как предъявлять претензии). Всегда вызывает недоумение, что герой склонен самоунижаться, просить прощение за обман, без которого он бы просто не мог действовать, и недоумение же вызывает упорное нежелание давителя хоть что-либо понимать, пошевелить мозгами.