Эдуард Скляров - Записки бывшего милиционера

• Название: Записки бывшего милиционера
• Автор: Эдуард Скляров
• Издательство: Правда Севера
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-85879-908-5

Настоящие записки, названные как «Записки бывшего милиционера», являются не литературным, а кратким документальным описанием моей жизни, и то только в той части, которая запомнилась мне самому или о которой я узнал из документов, прочих бумаг и рассказов других людей, и не только милицейского периода, которому отдано почти тридцать лет собственной жизни.

Когда задумывались «Записки…» — а это было достаточно давно, — тогда и родилось их название, и мне казалось, что милицейский период моей жизни — это самое важное и единственное, что достойно описания. Но в последующие годы в моей «милицейской» голове под влиянием новых жизненных событий и обстоятельств произошли такие переоценки всего и вся, что теперь я твёрдо знаю: милицейский период — это далеко не самое главное в моей жизни. Главным является вообще вся жизнь, со всеми её взлётами и падениями; а то, что ранее казалось мелким и незначительным, на самом деле не менее важно, чем служба в милиции. Другое дело, что какие-то периоды, какие-то события хотелось бы прожить по-иному. Но, увы, двух жизней не бывает.

---

Здесь нас навещали различные деятели литературы и искусства. Так, 23 июля 1965 года нас посетили два поэта — Вячеслав Кузнецов и Иван Хабаров, который вместе с другим поэтом Юрием Панкратовым пешком шёл по берегу Волги и за три месяца прошёл около двух тысяч километров. А Кузнецов к ним присоединился позже. И Хабаров, и Кузнецов читали нам свои стихи, и мы были в восторге. Их автографы до сих пор хранятся у меня в записной книжке.

В Балакове повседневное затыкание нами дыр — там убрать, здесь подмести и т. д. и т. п. — иногда прерывалось событиями, как-то оживлявшими нашу серую трудовую жизнь. Например, случился визит А. Н. Косыгина (Председатель Совета Министров СССР) на только что построенный Балаковский комбинат химического волокна. Ради этого визита нас бросили на авральную уборку территории комбината, во время которой один из наших студентов провалился в канализационный колодец, не замеченный им из-за кучи мусора. Мы вытащили его с помощью доски, которую я успел воткнуть в колодец.

Тогда же для нас была проведена экскурсия по комбинату. Он был суперсовременным, построенным по западным проектам, и оборудование всё было импортным. Мы своими глазами увидели, как из газа, предварительно сжиженного, получают химволокно, а из него делают всё остальное: полотно, ткани, верёвки, пластиковую посуду и много чего другого.

Вспоминается и другой случай, произошедший в первый приезд в Балаково. В одной из бригад по бетонированию тела плотины в ночную смену не оказалось нужного количества работников, и нас попросили подменить отсутствовавших. Но так как мы уже отработали дневную смену, то на вторую, ночную, согласились остаться только двое — я и ещё один парень. Работа оказалась нетрудной, так как все процессы были механизированы. Но оплатили нам её так, что наша зарплата за месяц работы на подхвате оказалась в три раза больше, чем у остальных наших одногруппников. Это было неожиданно и для нас обоих, поэтому мы решили, что произошла какая-то ошибка. Но бухгалтерия подтвердила, что начисление сделано за одну смену ночной работы по так называемой аккордной системе. Вот это был сюрприз!

А третье запомнившееся событие произошло во второй приезд в Балаково — это опускание меня на верёвках в одну из пустот строящейся плотины. Дело в том, что плотина была пустотелой, в виде огромных камер, и в одной из них каким-то образом оказалась папка с бумагами. Не помню, какой глубины была камера — 20 или 30 метров, — но никто не соглашался быть опущенным в неё на верёвках. Не знаю почему, но я согласился. Вся операция заняла 10–15 минут, и за неё мне начислили премию, превысившую всю мою месячную зарплату — размером как и у каждого работавшего здесь студента, — в несколько раз.

Поскольку мы не дорожили здесь своей работой, то позволяли себе по очереди уезжать на день-другой в Саратов. Ездили не все, а только те, у кого была в том нужда. У меня нужда была, причём огромная: хотелось увидеть Елену, я скучал по ней. Ездил почти каждую неделю, несмотря на все дорожные мытарства. Единственным транспортом, удобным по времени, связывавшим Балаково и Саратов, был пароход-колёсник, ходивший в ночное время до Плёса и обратно. Кают было мало, но все места в них задолго до рейса раскупались, да и денег на каюту не хватало. На всех остальных местах — лавках в трюме, на которых, как правило развалившись спали дети, женщины и всякая пьянь, — многим пассажирам даже присесть не было возможности. Поэтому приходилось отсиживаться на палубной скамейке под открытым небом, а когда не хватало и этих скамеек, то сидел прямо на полу палубы, а холодина и сырость на реке, несмотря на лето, были ощутимыми. Но встречи с Еленой стоили всех этих неудобств.

Во мне с детства присутствует страсть к перемене мест, то есть к различным поездкам-путешествиям, поэтому свою студенческую независимость я использовал на всю катушку: и в летние, и в зимние каникулы обязательно уезжал в какой-нибудь город, в котором раньше не бывал.

Летом после первого курса, после соответствующей учебной практики и работы в стройотряде, я поехал в Ленинград. Город, как никакой другой, поразил меня своей архитектурной красотой и музеями, основные из которых я ухитрился посетить, в течение нескольких дней и даже успел побывать в Петергофе и Пушкине (Царское Село), где ещё не была восстановлена Янтарная комната Екатерининского дворца.

На территории Петропавловской крепости неожиданно встретил одного из своих однокурсников — не помню его имени, — он тоже путешествовал, но очень оригинально. У него был огромный коричневый чемодан с вещами, который он почему-то не рискнул оставить в камере хранения — то ли не подумал о такой возможности, то ли не успел его сдать, — когда, услышав на вокзале призыв экскурсовода, влез с ним в автобус, не рассчитывая, что из автобуса придётся выходить. Так он и мучился, таская свой чемодан по казематам Петропавловки.

А в летние каникулы после второго курса мы с Еленой впервые совершили совместную поездку. Я решил познакомить с ней свою мать, а заодно, по пути, показать Елене Москву, Ленинград и Сочи, где я ранее уже успел побывать.

В первый же день в Ленинграде, прямо на Невском проспекте, мы встретили Михаила Саблина, у которого родные сестра и тётя жили здесь, и он приехал к ним в гости. Михаил сразу преддожил нам ночлег у своей тёти Кати, которая оказалась очень приятной, доброй и гостеприимной женщиной.

За несколько дней мы посетили почти все знаменитые музеи, съездили в Петродворец. И даже успели подлечить мне зубы с помощью тёти Кати.

В Москве провели всего один день, посмотрели что успели и прямиком на поезде направились в Тбилиси. Тут Елена в первый и единственный раз окунулась в атмосферу Грузии. Мать в это время была в Коджори с детским садом, но тут же примчалась с продуктами и ящиком огромных персиков. Елена матери очень понравилась. На смотрины под каким-то предлогом прибежала Кето Николаевна Гедеванишвили (заведующая детским садом) и подарила Елене очень красивую ночнушку в кружевах. Несколько дней мы ездили и ходили по городу, я показывал Елене тбилисские достопримечательности: фуникулёр, ботанический сад, зоопарк и другие.

В Тбилиси никого из своих друзей-знакомых не увидел, все разъехались. Женька Бусалаев остался жить где-то в Узбекистане, где служил срочную в армии; Женька Сучков женился, жил где-то в пригороде, и я не смог до него добраться. Соседи поменялись. Одним словом, если бы не мать и её окружение, то и поговорить было бы не с кем.

Затем мы уехали в Сочи к моему двоюродному брату Петру (сын моей тёти Лизы), который с семьёй уже лет двадцать жил там. Билеты на поезд — в общий вагон, без указания мест — купили с большим трудом, но вагон был настолько переполнен, что Елене пришлось сидеть у меня на коленях в жуткой тесноте и духоте почти всю дорогу. Пока доехали до Сочи, прокляли всё на свете, особенно грузинских железнодорожников.

В Сочи устроились у Петра. С ним и его семьёй я уже был знаком, мы виделись в один из их приездов в Тихорецк. К сожалению, Пётр страдал алкоголизмом, но был очень хорошим человеком, при нас держался, не пил, показывал Сочи и рассказывал о нём много интересного, был с нами на пляже и даже показал место, где можно было дважды в сутки собирать мелочь, среди которой изредка попадались и золотые вещицы (вроде колечек или серёжек), теряемые отдыхающими.

В Сочи мы были дня три, после чего расстались до сентября: я отправился в Тихорецк к родне, а Елена уехала в Ульяновск к родителям.

Естественно, что в студенческие годы я не ограничивался учёбой и работой, а продолжал увлекаться фотографией, стал принимать участие в выставках и даже получал призы. Один из таких призов (диплом и эстамп) мне присудили за фотоработу под названием «Золотая осень».

Продолжая собирать библиотеку (а тогда в магазинах было очень мало хороших книг), я уже покупал не всё подряд — да и денег на всё не было, — а только произведения отдельных авторов. Например, собрал всего Рокуэла Кента (американского писателя и художника), что было издано в СССР на русском языке. Его книги я прочитывал, как говорят, залпом, особенно понравился роман «Это я, Господи!». Собрал все книги, изданные в СССР, чешских путешественников Иржи Ганзелки и Мирослава Зикмунда. С нетерпением ждал их книг о путешествии по Советскому Союзу, но чехословацкие события 1968 года сделали их врагами СССР, и эти книги так и не появились. С жадностью читал Ремарка, Цвейга, Ханса Фалладу, Альфонса Доде («Тартарен из Тараскона»), русскую дореволюционную классику и многое другое. Постепенно приобретал книги, которые издавались у нас, и других известных отечественных и зарубежных авторов. Так собралась достаточно солидная библиотека.

В институте я серьёзно занялся боксом. Тренер говорил, что у меня очень хороший удар, но, к сожалению, недостаточно длинные руки, а для бокса это очень важно. Тем не менее, в группе своей категории я уступал только одному парню-калмыку, который брал тем, что не боялся боли и шёл на противника напролом, без остановки нанося удары. Его натиска я не выдерживал и уступал. Хватило меня на полтора года, после чего интерес к боксу пропал, и я перестал ходить на тренировки. Да и заботы появились другие, более важные — жена и подготовка к скорому трудовому будущему.