Джеймс Уайт - Космический госпиталь. Звездный хирург. Большая операция

• Название: Космический госпиталь. Звездный хирург. Большая операция
• Автор: Джеймс Уайт
• Издательство: Альтерпрес
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1993
• ISBN: 5-7707-3616-Х

В книгу известного английского писателя-фантаста включены романы «Космический Госпиталь», «Звездный хирург» и «Большая операция» из его знаменитого цикла «Главный Госпиталь двенадцатого сектора Галактики».

---

Конечно, никто не хотел причинить Приликле зла — его слишком здесь любили за то, что он всегда говорил и делал окружающим только приятное. Будучи очень чувствительным к эмоциям и чувствам других, эмпат не мог поступать иначе, так как сам испытывал тот же гнев или горе, которые вызывал у других своим необдуманным поведением. Вот поэтому маленькое существо и было вынуждено постоянно лгать и всегда быть добрым и внимательным, чтобы эмоциональное изучение окружающих было как можно более благоприятным.

Исключение составляли лишь случаи, когда он в силу профессионального долга подвергал себя боли и неприятным чувствам пациентов, либо хотел помочь своим друзьям.

Прежде чем Приликла успел заговорить, Конвей сообщил:

— Доктор, я и сам точно не знаю, что мне нужно. Но если бы вы смогли припомнить что-нибудь необычное в поведении и эмоциях Маннона или членов его бригады…

При воспоминании о той эмоциональной буре, которая разразилась в пустой сейчас операционной худлариан два дня назад, Приликла задрожал всем своим хрупким телом. Он описал положение вещей в самом начале операции. Маленький ЖЛНО не записывал худларскую мнемограмму по своей физиологии и поэтому не мог судить о состоянии пациента со стороны, да и сам больной был под наркозом и почти ничего не изучал. Маннон и его персонал выполняли свои обязанности и, чтобы излучать, были слишком заняты. И тут со старшим терапевтом Манноном произошел… несчастный случай. Фактически, на самом деле, это были пять отдельных и вполне заметных случая.

Тело Приликлы буквально колотило.

— Я… мне очень жаль, — извинился Конвей.

— Я это знаю, — ответил эмпат и продолжил рассказ.

Чтобы наиболее эффективно работать в области операционного поля, больной содержался при частично пониженном давлении. Учитывая частоту пульса и кровяное давление пациента, здесь существовала определенная опасность. Но доктор Маннон сам предложил процедуру и, следовательно, лучше всех мог оценить степень риска. Из-за пониженного давления оперировать надо было быстро, и поначалу казалось, что все идет хорошо. Маннон вскрыл часть гибкого хитинового покрова худларианина и занялся подкожным кровотечением, и тут он допустил первую ошибку, за которой быстро, одна за другой, последовали еще две. Приликла не мог сам определить, были ли ошибки; визуально об этом свидетельствовала эмоциональная реакция Маннона — самая страшная, которую когда-либо переносил эмпат, — именно по ней он установил, что хирург совершил серьезную, грубую оплошность.

Две следующие ошибки произошли через более продолжительные промежутки времени. Действия Маннона стали Ужасающе медлительными, его движения скорее напоминали дерганье практиканта, а не работу одного из самых искусных хирургов Госпиталя. Он был настолько заторможен, что хирургическое вмешательство пришлось прекратить, и Маннон едва успел должным образом остановить операцию и поднять кровяное давление у пациента, чтобы состояние его не стало необратимым.

— … Это было весьма печально, — продолжая сильно дрожать, сказал Приликла. — Он хотел работать быстрее, но прежние ошибки лишили его уверенности в себе. Он по два раза прикидывал, как сделать простейшие вещи, вещи, которые хирург его класса сделал бы не задумываясь, автоматически.

Какое-то время Конвей оставался безмолвным, размышляя о том ужасном положении, в котором оказался Маннон. Затем он спросил:

— Было ли еще что-нибудь необычное в его чувствах? Или в чувствах операционной бригады?

— Когда источник излучает так… так, с таким отчаянием, выделить тонкие нюансы в эмоциях трудно. — Приликла заколебался. — Но у меня сложилось впечатление… эффект трудно описать… что-то вроде слабого эмоционального эха разной продолжительности.

— Вероятно, худларианская мнемограмма, — предположил Конвей. — Я и сам не раз испытывал раздвоение личности.

— Возможно, что дело могло бы быть и в этом, — сказал Приликла. В устах существа, которое неизменно и с энтузиазмом соглашалось со всем, что ему говорилось, эти слова практически означали отрицательный ответ.

У Конвея начинало складываться ощущение, что он, похоже, натолкнулся на что-то важное.

— А как насчет остальных?

— Две медсестры излучали комбинацию удивление — беспокойство — страх, указывающую на неприятные переживания. Я находился на смотровой галерее и наблюдал оба случая, причем один из них меня просто потряс…

Когда одна из медсестер поднимала поднос с инструментом, с ней чуть было не произошло несчастье. Длинный, тяжелый хулдарианский скальпель шестого размера, используемый для вскрытия исключительно твердого кожного покрова этих существ, по какой-то причине соскользнул с подноса. Для кельгиан даже небольшая колотая или резаная рана представляет серьезную опасность. Поэтому медсестра-кельгианка, увидев, что злополучное лезвие падает на незащищенную часть ее тела, сильно испугалась. Но каким-то образом — каким, учитывая форму и балансировку лезвия, сказать трудно — оно упало так, что не повредило ни кожу, ни даже мех. Келгианка успокоилась и благодарила судьбу, но чувство недоумения у нее осталось.

— Могу себе представить, — сказал Конвей. — Наверно, старшая сестра устроила ей разнос. Там, где дело касается операционного персонала, маленькие ошибки могут стать причиной большого преступления…

Ноги Приликлы вновь задрожали, это был признак того, что эмпат пытается выразить легкое несогласие.

— Существо, о котором шла речь, сама была старшей операционной сестрой. Вот почему, когда другая сестра напутала с инструментом — то ли чего-то не хватало, то ли что-то было лишним, — выговор был относительно мягким. И в обоих случаях я уловил эхо-эффект, как у Маннона, только теперь он исходил от медсестер.

— Возможно, в этом что-то есть! — возбужденно воскликнул Конвей. — У них был какой-либо физический контакт с Манноном?

— Они ему ассистировали, — ответил Приликла, — и были соответствующе одеты. Так что я не вижу, судя по вашему возбуждению, то, о чем вы подумали. Извините, друг Конвей, но, мне кажется, эти эхо-эффекты, хотя они и своеобразны, не заслуживают внимания.

— Однако в них есть что-то общее, — возразил Конвей.

— Да, — согласился Приликла, — но это что-то не имело собственной индивидуальности. Всего лишь слабое эмоциональное эхо разных чувств разных людей.

— Даже если и так, — промолвил Конвей.

Два дня назад в этой операционной три человека либо допустили ошибки, либо с ними что-то случалось, при этом они излучали эмоциональное эхо, которое эмпат счел не заслуживающим внимания. Наличие случайного совпадения Конвей исключал, так как в этом отношении методы отбора кадров, применяемые О’Марой, были весьма эффективны. Но предположим, Приликла ошибается, и кто-то проник в операционную или Госпиталь, какая-то неизвестная до сих пор форма жизни, которую трудно обнаружить. Было хорошо известно, что, если в Госпитале происходило что-то странное, очень часто причины этого оказывались внешними. Однако в данный момент у Конвея не было достаточно свидетельств, чтобы выдвинуть хоть какую-то гипотезу. И первым делом было необходимо собирать факты, даже если он и упустил что-то важное для разгадки.

— Я проголодался, да и самое время побеседовать с самим человеком, — неожиданно предложил Конвей. — Давайте найдем его и пригласим на ланч.

Столовая для членов медицинского и обслуживающего персонала, которые дышали кислородом, занимала целый уровень. Когда-то помещение разделили на секции для каждого физиологического вида с помощью низко натянутых веревок. Но система сработала плохо, так как посетители разных видов часто хотели пообщаться друг с другом за столом или обнаруживалось, что в какой-то секции все места заняты, а в другой, наоборот, пустуют. Поэтому было неудивительно, что, когда они прибыли на место, перед ними встал выбор между огромным тралтанским столом со скамейками на соответствующем расстоянии и столом для мелфиан, который был удобнее, но стулья тут напоминали сюрреалистические корзины для мусора. Они выбрали второй вариант и, кое-как устроившись, приступили к обычной процедуре заказа.

— Сегодня я являюсь сам собой, — ответил Приликла на вопрос Конвея. — Мне, пожалуйста, как всегда.

Конвей набрал заказ «как всегда» — три порции чего-то, напоминающего земное спагетти, — и посмотрел на Маннона.

— У меня за душой ФРОБ и МСВК, — угрюмо сообщил тот. — Худлариане в пище не привередливы, а вот этих чертовых МСВК тошнит от всего, кроме птичьего корма! Дайте мне что-нибудь съедобное, только не говорите что, и сделайте из этого три сандвича, чтобы я не видел начинку…

В ожидании заказа Маннон вел спокойную беседу, но, судя по тому, что Приликла трясся как лист, его спокойствие было наигранным.