Лев Гурский - Пробуждение Дениса Анатольевича

• Название: Пробуждение Дениса Анатольевича
• Автор: Лев Гурский
• Издательство: ПринТерра
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-98424-103-8

Действие новой книги Льва Гурского происходит в недалеком будущем. Главный герой, Денис Анатольевич Кораблев, во время банкета по поводу его вступления в ответственную должность на радостях выпил лишнего — и потом никак не мог остановиться в течение нескольких месяцев. Но в один прекрасный день он все же протрезвел. Теперь у него жутко болит голова и очень, очень скверное настроение… Трепещи, страна! Ведь Денис Кораблев — ни много ни мало сам новый президент Российской Федерации.

Русско-американский писатель Лев Гурский известен как автор романов «Спасти президента», «Траектория копья», «Есть, господин президент!» и др. Французская газета «Фигаро» назвала писателя «мэтром кремлевского триллера». По книге «Перемена мест» был снят популярный телесериал «Д.Д.Д. Досье детектива Дубровского».

---

Однако нет худа без добра. Моя оплошность будет еще одним тестом на выживаемость, типа «Последнего героя» в джунглях. Самые тупые, ленивые и брезгливые отсеются? Хрен с ними, такие во власти и не нужны. Останутся наиболее цепкие, хваткие, всерьез нацеленные на карьеру и ради нее готовые, если надо, нырнуть в любое говно. Вот с ними я и буду строить новую, блин, Россию…

Широв, заметив мое внимание, воспрянул духом и попытался было выйти за рамки пятиминутного регламента. Ну уж нет, хватит мне нытья! Я демонстративно взглянул на часы, после чего лидер «Своих» стушевался и сел, уступив очередь следующему оратору.

Им оказался тоже человек, мне известный, — Валерий Дайданов, бессменный, со времен еще Ельцина, председатель Союза репортеров России. Иметь дело с этим улыбчивым седым дядькой всем было легко и приятно. Вечно он старался найти в действиях начальства что-то позитивное, духоподъемное, настраивающее на оптимизм, а редкие жалобы обкладывал столькими слоями мягчайшего поролона, что не всякая наследная принцесса отыскала бы внутри горошину.

Вот и сейчас глава Союза репортеров торжественно начал за здравие. Приложив руку к сердцу, он перво-наперво отметил и оценил благосклонное внимание главы государства к труженикам пера, вылившееся в недавний Указ президента «Об облегченном порядке приобретения работниками СМИ нарезного оружия». Благодаря им — то есть президенту, его Указу, новому порядку, ну и оружию, разумеется, — любой репортер отныне может за себя постоять, не дожидаясь милиции, которая всегда опаздывает.

— Это революционный шаг для обеспечения свободы информации! — с жаром говорил Дайданов. — Наше слово больше не беззащитно, о нет! Если вы помните, в Советском Союзе была когда-то песня про военных журналистов, и были в ней такие слова: «…с «лейкой» и с блокнотом, а то и с пулеметом…» В мирное время у нас в творческом арсенале остались только первое и второе, а о третьем мы могли только мечтать. И вот, наконец, мечта стала явью.

Рядом с тремя пупсами на листе бумаги передо мной появился маленький пулеметик. Я стал зачерчивать его приклад тонкими штрихами, слушая, как оратор делится с залом обнадеживающей, по его мнению, статистикой: за один лишь прошлый месяц число преступных нападений на журналистов во всех регионах снизилось более чем вдвое. Пресса-де сумела проявить бойцовские качества и доказала, что готова защищать свои права в поединке со злом.

— Однако… — Докладчик сделал паузу. В его голосе поубавилось мажора. — Однако в этой новой реальности не обходится пока без некоторых, как бы сказать помягче, издержек.

Выяснилось, что по той же статистике за тот же месяц выросло — и, что интересно, тоже вдвое! — число конфликтов между самими журналистами из конкурирующих изданий. Раньше профессиональные споры заканчивались, в худшем случае, пьяным мордобоем. Теперь же чаще всего не обходится без стрельбы. Палят не только в воздух, но и, как бы это сказать помягче, на поражение…

Оп-ля! — весело подумал я, стараясь сохранить на лице выражение государственной озабоченности. Даже в помраченном состоянии мне, представьте, в голову приходят отдельные светлые идеи.

Думаю, когда я подписывал Указ, я вряд ли стремился к подобному результату, но объективно наше общество, по-моему, в выигрыше. Каждый получил свое. Теперь никакой журналюга не сможет сказать, что власть не уважает прессу — кому еще такие льготы? Ну а если пишущая братва мочит друг друга, власть не при чем. Спички детям не игрушки. Сами журналюги без посторонней помощи сократят свою популяцию. Главное — следить, чтобы при входе в присутственные места эти ковбои пера аккуратно сдавали стволы в гардероб…

— Это что же получается? Им, значит, любое оружие можно, а у нас, значит, последнее отняли? Не любо, братцы!

Я поднял голову от почти дорисованного ручного пулемета и в первые секунды три никак не мог догадаться, кто этот крикун, а на четвертую секунду все-таки догадался и тогда же, наконец, сообразил, какая деталь облике человека помешала мне узнать его сразу: Павел Лагутин, верховный атаман Союза российских казаков, сегодня был без фуражки! Уму непостижимо. Должно было произойти событие космического масштаба, чтобы атаман Лагутин в закрытом помещении расстался со своим головным убором.

Встречая верховного казака России в кремлевских кулуарах — сурового, надменного, всегда с плотно надвинутым на переносицу черным лаковым козырьком, — я скуки ради воображал, что под фуражкой Лагутин скрывает от людей что-то роковое: то ли в черепе дыру размером с кулак, то ли литеру «Z» на затылке, то ли сатанинские рожки. И вот теперь, как вижу, на его макушке ничего секретного, кроме ранней плеши, нет. А ее вызвало, скорее всего, постоянное ношение фуражки. Круг замкнулся. Я разочарован.

— Не любо! Ох, не любо! — продолжал причитать атаман, цепко держась за микрофон. — То есть совершенно не любо! И вот стою я здесь перед вами, люди добрые, простой донской казак…

И правда, подумалось мне, чего он здесь стоит? Атаман же — не общественник. Вернее, общественник, но рангом повыше, чем эти. У казачества, если я не путаю, должен быть отдельный орган, вроде Совета по их делам при президенте России. Или этот орган мне тоже пришлось ампутировать в целях борьбы с финансовым кризисом?

Быстро добыть нужные сведения без помощи Вовы-интеллигента я не мог. Пришлось подманить его пальчиком, откинуться на сиденье, подставить правое ухо и впитать им шепот из второго ряда кресел.

Так-так. Ну-ну. Хо-хо. Да уж, нехило отмочил. С казаками я, выходит, разделался еще круче, чем со «Своими». В один прекрасный день объявил им, что раз живем мы не при Петре I, потешные войска нам без надобности и не по карману. Лампасникам была предложена честная альтернатива. Кому любо служить всерьез, те могут огрести армейские звания от лейтенанта до майора, жалованье от Совбеза ООН и место в международных миротворческих бригадах (Судан, Сомали, Мозамбик — короче, там, где стреляют). А кому нужны только мундиры, нашивки и парады, тем за глаза хватит статуса самодеятельных коллективов типа народных театров: частично на казенном коште, частично на голом энтузиазме.

Треть станичников выбрили чубы, получили амуницию и отправились искать журавля в африканском небе. Прочие выбрали всю ту же синицу, оставаясь на месте со своими женами, огородиками и обидами. Атаман Лагутин разделил участь оставшихся и сам, похоже, не заметил, как из верховного существа с нимбом-околышем превратился в типичного завклубом. В его исполнении борьба за остатки суверенных прав гордого казацкого сословия выглядела сейчас лишь борьбой за качество театрального реквизита.

— Раньше у меня в ножнах была шашка как шашка, — сетовал атаман с форсированной скорбью в голосе. — Золингенская сталь, волосок на лету перерубит. А теперь у меня что? Смотрите! Видите, а? Простая жестянка, шелудивого пса не испугаешь…

Казацкие беды не встретили сочувствия, аудитория в едином порыве не всколыхнулась. Сдается мне, атаман Лагутин не пользовался среди общественников большой любовью. Солидный заряд его пафоса был растрачен впустую. Более того, со стороны таблички «Женская лига в защиту домашних животных» донеслось сердитое:

— Ну и правильно. Зачем собак пугать? Дел, что ли, других нет?

— Я не про песиков ваших драгоценных, успокойтесь, мадам, — с досадой отмахнулся Лагутин. — Я про шашку. Ведь по-человечески, даже по-мужски обидно, когда в ножнах вместо оружия — муляж…

— Да уж ладно вам, Лагутин, не гоните волну, — дерзко встрял в разговор парень цыганского вида, сидящий рядом с табличкой «Товарищество студентов Юга России». — Если у вас и погоны — из драмтеатра, и кресты Георгиевские — новоделы, так почему же вашей шашке не быть муляжом? Будьте же последовательны, атаман. И вообще пора признать, что оружие-то всем вашим нужно было только для того, чтобы без проблем крышевать городские рынки.

— Я тебя выпорю! — взвился Лагутин. Его рука, свободная от микрофона, зашарила по портупее. — Прямо здесь и сейчас!

— И чем же вы меня собираетесь пороть? — ухмыльнулся студент, похожий на цыгана. — Вон той вашей плеточкой из ниток? Вон тем муляжом нагайки из папье-маше? К тому же, по Уставу общественных организаций РФ, часть вторая, раздел восьмой, вы права не имеете выносить всю эту вашу маркиз-де-садовщину за пределы своего фан-клуба… ой, извините, я хотел сказать: за пределы вашего казачьего круга. А я, хвала Кришне, не казак, я нормальный.

— Ничего-ничего-о-о-о, — угрожающе протянул атаман. — Ты еще допрыгаешься. У меня, чтоб ты знал, уже целых пять публикаций в местной прессе и одна в центральной. Ка-ак накоплю их побольше, ка-ак возьму рекомендацию у Александра Евсеевича Хинштейна, ка-ак вступлю с ней в Союз репортеров… Вот тогда уж я тебе… тогда уж я тебя…