Мария Боброва - Марк Твен

• Название: Марк Твен
• Автор: Мария Боброва
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Филология
• Год: 1962

Литературное наследие Марка Твена вошло в сокровищницу мировой культуры, став достоянием трудового человечества.

Великие демократические традиции в каждой национальной литературе живой нитью связывают прошлое с настоящим, освящают давностью благородную борьбу передовой литературы за мир, свободу и счастье человечества.

За пятидесятилетний период своей литературной деятельности Марк Твен — сатирик и юморист — создал изумительную по глубине, широте и динамичности картину жизни народа.

Несмотря на препоны, которые чинил ему правящий класс США, борясь и страдая, преодолевая собственные заблуждения, Марк Твен при жизни мужественно выполнял долг писателя-гражданина и защищал правду в произведениях, опубликованных после его смерти. Все лучшее, что создано Марком Твеном, отражает надежды, страдания и протест широких народных масс его родины. Эта связь Твена-художника с борющимся народом определила сильные стороны творчества писателя, сделала его одним из виднейших представителей критического реализма.

Источник: http://s-clemens.ru/ — «Марк Твен».

---

Теоретиком космополитического декаданса в литературе, выпестованного американским буржуазным обществом, оказался поэт Сантаяна (испанец по рождению). В 90-х годах Сантаяна читал в Гарвардском университете лекции по эстетике, привлекшие внимание декадентствующих литераторов. Эстетические воззрения Сантаяны были эклектичны; он проповедовал гедонизм, скептицизм, испанский католицизм, требовал полной изоляции поэта от реального мира.

Дилетантские, импрессионистски поданные лекции Сантаяны формировали декадентские вкусы американской буржуазной молодежи, широко популяризировались буржуазной прессой.

Самым популярным буржуазным писателем в 90-х годах был Фрэнсис Марион Крауфорд (1854–1909). Сын известного скульптора Томаса Крауфорда, получивший образование в европейских университетах, Крауфорд редактировал газету в Индии, несколько лет жил в Бостоне, потом в Турции, затем в Сорренто, где оставался до самой смерти, получив романтический титул «принца Сорренто». Космополит по образу жизни и характеру творчества, Крауфорд был далек от социальных проблем и вопросов теоретического порядка. Он писал романы из истории древней Персии и Аравии, из времен Филиппа II испанского, из жизни современной ему Турции, Германии, Англии, Америки. О нем говорили, что он в равной мере и с одинаковой тщательностью опишет лавки Константинополя, покои римского кардинала, охоту на тигров в Индии, быт немецкой профессуры и привидения в старинных итальянских замках[383]. Его мелодраматический «Роман создателя папиросы» (1890); роман, напоминающий арабские сказки, — «Что это такое» (1893); итальянские романы «сарацинского цикла»: «Дон Арсино» (1892), «Пьетро Чизлери» (1895), «Корлеон» (1896) — написаны нарочито затрудненным «ученым» языком, рассчитанным на «избранных», выдержаны в духе утонченного психологизма, окрашены в тона изысканно-меланхолического раздумья или беспредметной грусти. Стиль романов Крауфорда быстро был усвоен и стандартизирован многочисленными сочинителями адюльтерных романов и рассказов, заполнявших в 90-х годах книжный рынок США. Эта бульварная литература опошляла и искажала литературные вкусы рядовых читателей, прививала им нездоровый интерес к сексуальному, скандальному, Так, например, имя Оскара Уайльда было мало известно в США в начале 90-х годов, но скандал в Англии, закончившийся для Оскара Уайльда тюремным заключением, вызвал в США повышенный интерес к английскому эстету. Газеты называли его «грешником, невиданным со времен Нерона», тысячи пасторов проклинали его с церковных кафедр, американские декаденты строчили о нем приукрашенные биографии, считали «находкой» и «королем английских интеллектуальных кругов». Основной эстетический лозунг Оскара Уайльда — «искусство выше жизни» — находил в их среде быстрое признание.

За «независимость» литературы от политики яростно боролся Амброз Бирс. С присущей ему резкостью и безапелляционностью он утверждал: «Политическое и экономическое положение, страны столь же способно влиять на литературу, как и на направление наших рек или на преобладающий у нас цвет волос». Всякое проявление общественно-политических взглядов писателя Бирс считал явлением, чужеродным литературе. Поэтому для него даже Лев Толстой был «не художник», а Роберт Берне, выражавший свои симпатии к французской революции, — «болтун».

Трудно назвать какое-либо произведение Бирса, где были бы изложены его положительные идеи; в его творчестве господствуют бесплодный скепсис и отрицание. В своем основном произведении «Словарь циника», который составлялся им свыше двадцати лет, начиная с 1881 года, он заявляет о своем «неприятии» буржуазного образа жизни, дает меткие определения. По Бирсу, «богатство — безнаказанность»; «труд — один из процессов, с помощью которых А добывает собственность для В»; «Уолл-стрит — символ греховности в пример и назидание любому дьяволу… не что иное, как разбойничий вертеп»; «воздух — хлеб для бедных»; издатель — «человек, который пьет шампанское из черепов писателей», и т. д. Питая безграничную ненависть к «миру дураков и негодяев» (так Бирс определил окружающую его действительность в очерке «Воспитание писателя»), он искажал реальный мир, когда переносил его в свои рассказы и очерки. В книгах «Середина жизни» (1891), «Может ли быть такое?» (1894) жизнь представлена как бессмысленная цепь страшных случайностей и нагромождение уродств. Амброз Бирс одним из первых американских писателей ввел в литературу и журналистику США темы об изощренных и бессмысленных убийствах и насилиях.

До 1895 года Амброз Бирс был журналистом и редактором газеты в Сан-Франциско. Свой отъезд на Восток он объяснял тем, что убийства на Дальнем Западе «потеряли качество», что за последние годы лишь несколько насильственных смертей были «замечательны». Если бы «высокое качество убийств» было прежним, то он не покинул бы Сан-Франциско.

Эстетская красивость, сексуальная и адюльтерная тематика, убийства и патологические извращения начинают определять содержание буржуазной американской литературы.

Наряду с этим в литературе американского декаданса явственно проступает еще одно качество — в художественном произведении тускнеют характеры, исчезают и сами люди или становятся масками. Таков роман Генри Джеймса «Добыча Пойнтона», где герои предстают не живыми людьми, а в качестве абстрактных, условных значков для выражения необходимых автору понятии. Джеймс, проживший двадцать лет в Англии, заявлял, что он «ничего не знает об этой стране». Оторванность писателя от реальной жизни, социальное одиночество (он сам себя называл «человеком без родины») сказывалось в том, что его романы становились все абстрактнее, превращались в огромный авторский монолог. О Генри Джеймсе много спорили в Америке, но читали мало.

Гораздо большей известностью и популярностью среди буржуазных читателей пользовался Гоуэлс. Пережив бурные 1886–1887 годы, Гоуэлс занял позицию «социалиста-эволюциониста» и начал ратовать за постепенное превращение капиталистического общества в социалистическое. Вопросы такого общественного переустройства Гоуэлс обсуждает в ряде повестей и романов, написанных им в 90-е и 900-е годы: «Достоинство милосердия» (1892), «Путешественник из Алтрурии» (1894), «Сквозь игольное ушко» (1907) и в других.

Самой интересной является социально-фантастическая повесть «Путешественник из Алтрурии». Абстрактное воплощение человеческого разума — Гомос явился в современный мир из Алтрурии — республики первых христиан. Он — воплощение авторского сознания — ведет умные и иронические разговоры с министрами, банкирами, профессорами, юристами. Гомос удивляется безделью и праздности богатых, их заносчивым и высокомерным утверждениям, что их страна — «самая прогрессивная» среди ей подобных, иронизирует над отсутствием равенства в наблюдаемом мире, поражается нищете и бесправию бедных.

Утопическая Алтрурия в обрисовке Гомоса очень напоминает Америку 2000 года в романе Беллами: в Алтрурии нет капитализма и частнособственнических интересов, всякая работа почетна, есть полное равенство женщины с мужчиной, царят справедливость и добро.

Современное же капиталистическое общество, по мнению автора и героя романа, имеет недостатки; они перечисляются. Но дальше этого Гоуэлс не идет: в повести нет указания на средства к их устранению, нет и выражения протеста против существующего порядка. В образе Гомоса и в образе Алтрурии — «республики христиан» — заложены идеи христианского социализма, представленные автором раньше; их носителем был Конрад — герой романа 1889 года «В погоне за удачей». Конрад, погибший в уличной стычке между забастовщиками и полицией, не успел осуществить своих идей. Автор как будто продолжает прерванный годами разговор с читателем и договаривает то, что было недосказано в прежнем произведении. И все же весьма характерно, что даже такой осторожный критик буржуазного правопорядка, как Гоуэлс, признает несостоятельной существующую социально-политическую систему США, видит корень зла в наличии частной собственности и неравного имущественного распределения.

До сих пор Гоуэлса знали как критика и романиста, в 90-х годах он приобретает славу теоретика и становится во главе школы «нежной традиции», просуществовавшей несколько десятилетий. Общая направленность его литературной школы была буржуазно-апологетической. В смысле социальной преемственности она была связана с бостонской группой. Центром ее оставались штаты Новой Англии с наиболее консервативной частью буржуазного населения страны.

Теоретические принципы «нежной традиции» в литературе, выраженные Гоуэлсом в ряде статей 90-х и 900-х годов, сводились к утверждению официальной идеологии американского оптимизма «гармонически развивающейся страны», то есть тех самых идей, о которых с осуждением и иронией отзывался сам Гоуэлс в «Путешественнике из Алтрурии». Создается впечатление, что Гоуэлс находится между двух притягивающих его сил. Когда симпатии к борющемуся и страдающему народу становятся сильнее, он пишет «В погоне за удачей», «Путешественник из Алтрурии», «Сквозь игольное ушко»; когда зависимость от господствующего класса становится для него ощутимее, он излагает «оптимистическую теорию» американского реализма, противопоставляя его русскому, германскому, французскому реализму и натурализму. Американский реализм, по его мнению, полон надежд, потому что надеждами богата сама американская жизнь. Вот почему, утверждает Гоуэлс в статье «Критика и художественная литература» (1891), писатель в этой — исключительно благополучной — стране должен отражать нравы, настроение народа, которые созданы процветанием демократической справедливости; «наиболее жизнерадостный взгляд на жизнь — в то же время наиболее американский взгляд».