Алексей Зверев - Мир Марка Твена

• Название: Мир Марка Твена
• Автор: Алексей Зверев
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Филология
• Год: 1985

Очерк жизни и творчества выдающегося американского писателя, в котором биография писателя тесно переплетается с биографией его книг. Анализ творчества М. Твена дан на фоне основных событий американской истории.

Источник: http://s-clemens.ru/ — «Марк Твен».

---

Но по берегам они остаются — и эта ложь, и эта никем не замечаемая бесчеловечность. Огромная и такая разная в своих обликах Америка предстанет Геку Финну, в обществе беглого невольника плывущему вниз по реке. И сколько раз он будет поражаться неумению людей жить просто и естественно, устраивать свои дела справедливо и разумно, так, чтобы не обманывать друг друга, не гнаться за бесчестными заработками, не сходить с ума от пустоты существования, не убивать по законам кровной мести, не преследовать только за цвет кожи. И обо всем этом Гек будет думать сосредоточенно, почти как взрослый.

Многое ему так и останется непонятным. Неудивительно — ведь Твен заставил его столкнуться с самыми жестокими сторонами американской действительности, поражавшими европейских наблюдателей, которые, в отличие от Гека, получили прекрасное образование и понаторели в философии, истории, социальных науках и других серьезных предметах. Но уж одно Гек знает наверняка. Проплыв на плоту чуть не всю Миссисипи, он видел сказочную природу и щедрость земли, он испытал чувство безграничной свободы. Люди же, которые ему встретились, порабощены ничтожными стремлениями, ханжеством, лицемерием, расовыми предрассудками. Оттого-то так бессмысленно их существование. Чтобы оно стало другим, нужно самому быть свободным и верить природе и своему сердцу, а не законам и правилам, существующим в этом обществе.

Начавшись как игра, плавание стало опасным приключением — да и не приключением, а борьбой за справедливость, за честно устроенную жизнь, когда все люди свободны и все люди братья. Гек не знал таких выражений и сказал бы по-другому. Но чувствовал он именно так, потому что стал зрелым человеком.

Здесь, на плоту, пробуждается все самое лучшее, самое светлое, что заложено в человеке. Здесь высвобождается из-под гнета социальных условностей и ложных догм прекрасная человеческая сущность, здесь ничто не мешает душе выявить все то доброе, что в ней хранится от рождения. И уже не так важно, что Гек белый, а Джим негр, и по жизненному опыту они очень разные. То, что изначально связывает всех людей, на поверку оказывается куда важнее любых различий между ними.

Это великий урок, постигнутый Геком Финном. Твен понимал, насколько глубокий переворот происходит в сознании его героя, и поэтому в «Геке Финне» он решил вести рассказ от первого лица — пусть Гек убедит читателей в своей правоте не только поступками, пусть все происходящее будет восприниматься его глазами. Пусть само его лукавое простодушие, его не приглаженная, полная жаргонных словечек и смешных ошибок речь придадут достоверность комментариям Гека к событиям, развертывающимся на страницах книги. Пусть эта безыскусная исповедь поможет распознать за приключенческой сюжетной канвой серьезность конфликта, переживаемого подростком, освобождающимся от предвзятости, страхов, условностей, которые в нем воспитывала окружающая среда.

В «Томе Сойере» поначалу повествование тоже велось от первого лица. Но затем Твен отверг этот план. И дело не просто в том, что для первой повести игра, занимательность в чистом виде куда важнее, чем для второй. Дело прежде всего в различиях между Томом и Геком.

Том не размышляет над законами мира, в котором он растет. А Гек задумывается над будничностью всерьез — и по-своему глубоко. И эти размышления исподволь меняют его взгляд на жизнь. Он все больше становится нетипичным подростком и вообще нетипичной личностью — для своей эпохи, для своего мира. В нем все определеннее выступают черты человека, обладающего нравственным убеждением, которое не только не созвучно, но прямо-таки противоположно убеждениям большинства. Идеи, воспламеняющие воображение Тома, идут из прочитанных им книг — мысли Гека зарождаются под впечатлениями действительности. Гек умеет подмечать в ней несравненно больше, чем Том, в ней одной черпает он свои представления об истинном и ложном, прекрасном и недостойном. Он принадлежит этой действительности безраздельно, а вместе с тем он в ней чужой, потому что понятия и принципы, которыми живут в Санкт-Петербурге и других городках по Миссисипи, Гек не может ни разделить, ни оправдать. Он намного сложнее, чем Том, хотя где же ему тягаться с приятелем по части образованности, а также всяких ослепительных иллюзий и красочных образов. И эта сложность, этот внутренний разлад и его преодоление могли в полной мере выявиться лишь при том условии, чтобы Гек рассказывал обо всем сам, без авторских подсказок и разъяснений.

Впервые в американской литературе полуграмотный подросток заговорил собственным языком. Будущее покажет, насколько новаторским и смелым было это художественное решение. В наш век у Твена появилось множество учеников, и все они признавали, что «Гек Финн» стал для них великой школой мастерства. Перечитывая повесть Твена, они учились объединять в одном лице повествователя и героя, участвующего во всех ключевых событиях. Постигали секрет естественной непринужденности рассказа, в котором каждая фраза своей простотой и даже грамматической неправильностью или колоритным словцом, какое можно подслушать только в разговоре мальчишек или в пересудах негров, собравшихся под вечер на кухне, чтобы потолковать о всякой всячине, сразу же создает законченный характер, доносит своеобразие всего изображаемого мира.

Но признание придет далеко не сразу. Некоторых современников Твена «Приключения Гекльберри Финна» шокировали своей «грубостью». Ах, какое неуважение к хорошему тону, без которого немыслима литература! Окруженная в те годы почетом и благоговением литературных дам, Луиза Олкот — она сочиняла душещипательные истории про «маленьких женщин» и «маленьких джентльменов» — возмущалась на страницах журнала «Лайф»: «Если мистер Клеменс не видит задачи достойнее, чем смущать чистые души наших юношей и девиц, лучше бы он для них вообще не писал». Другие критики выражались еще энергичнее: «пристрастие к помойке», «посягательство на моральные устои», «ужасающая непочтительность, смешанная с примитивным юмором». А на самом деле Луиза Олкот и другие хулители просто ничего не поняли в книге. Не поняли, что Твен добился поразительной естественности, в безыскусном рассказе Гека коснувшись самых болезненных сторон американской жизни, но не допустив и следа авторской назидательности и создав картину поистине всеобъемлющую. Вот почему «Гек Финн» станет книгой, из которой вышла вся последующая американская литература. Так отзовется о ней Эрнест Хемингуэй.

В США еще и через много лет после появления повести о Геке предпринимались попытки скрыть ее от тех, кому она прежде всего адресована, — от подростков. Какой-то духовный пастырь с пеной у рта доказывал, что книга кощунственна уже по той причине, что на плоту Гек и Джим разгуливают в костюмах Адама, а Гек к тому же «обладает отвратительной способностью распознавать запах дохлых кошек». Педагоги из города Омахи сочли, что Гек внушает своим ровесникам «вредные идеи». А в Нью-Йорке школьный совет исключил книгу Твена из числа произведений, рекомендуемых по программе изучения литературы. Причем было это сравнительно недавно — в 1957 году.

Как бы посмеялся Гек над своими хулителями, пекущимися о приличиях и нравственности! Ему незачем было бы вступать с ними в спор — читатели во всем мире, не обращая внимания на запреты и предостережения высокоморальных борцов за «истинную культуру», приняли повесть безоговорочно и полюбили ее героя навсегда. Иначе и не могло быть. Потому что «Гек Финн» — это сама правда. А в искусстве правда решает все.

Твен отдал своему персонажу не только мысли о сущности человека, которыми он особенно дорожил. Он отдал Геку и многие самые яркие впечатления, накопленные в те годы, когда лоцман Клеменс водил суда по Миссисипи. Нам могут показаться невероятными те или иные события, которые доведется наблюдать Геку, мы можем счесть всего лишь условными масками, обычными в юмористике, такие фигуры, как те же король и герцог, спорящие, кому спать на соломенном матрасе, а кому — на тюфяке, набитом жесткими маисовыми кочерыжками. Но на самом деле и эти события, и эти люди появились в книге Твена вовсе не по его прихоти.

Жизнь, о которой он писал, была и впрямь причудливой, полной самых диковинных явлений — как в невеселой сказке или в скверном сне. Трудно, к примеру, поверить, что на Юге старого времени действительно происходили родовые распри, вызывавшие самую настоящую войну — до полного истребления того или другого семейства. Но они были вполне обычны и в Кентукки, и в Теннесси, и в Арканзасе — местах, куда занесет судьба Гека и Джима.

Дуэли тогда вообще были приняты, и Твен обычно их описывал юмористически. Но в «Геке Финне», повествуя о Грэнджерфордах и их врагах Шепердсонах, он отказался от гротеска, создав один из самых грустных, даже трагических рассказов, какие можно найти во всем его творчестве. Сюжет этого эпизода сразу же напоминает самую печальную повесть на свете — историю Ромео и Джульетты из великой шекспировской пьесы. Впрочем, даже и без этой параллели тягостное чувство оставляют страницы, где появляются радушные и обходительные южане Грэнджерфорды, которые у себя дома живут, словно в осажденной крепости, и охотятся на Шепердсонов, как будто всеми забытую ссору нельзя уладить иначе, чем кровью. Сверстник Гека Бак и его брат, тоже совсем мальчишка, станут жертвами в этой бессмысленной и жестокой бойне, и как не понять чувства героя Твена, которому делается нехорошо, едва он вспомнит два мертвых тела на мокром прибрежном песке. Гек успокоится лишь после того, как плот, выйдя на середину реки, начнет быстро отдаляться от этих проклятых мест. А в памяти читателя останется скупо и точно написанная картина того страшного дня. И она заставит совсем по-новому посмотреть на американское захолустье, еще недавно казавшееся Твену счастливым уголком.