Анри Ренье - Шалость

• Название: Шалость
• Автор: Анри Ренье
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-8352-0152-4, 5-8352-0148-6

Пышный и гордый XVII век, чувственный XVIII — вот эпоха, в которой разворачивается действие романов, составляющих этот том. Место действия — Италия и Франция. Основная тема романов стара как мир, но всегда колдовски притягательна, заманчива и причудлива, — то Любовь и ее капризы, ее загадки, подчас роковые.

---

В самом деле, заслуженная г-ном де Морамбером репутация одного из умнейших людей своего времени должна была привлечь внимание великого герцога. Этот весьма просвещенный вельможа имел намерение ввести в управление королевством некоторые реформы, но ввести их с полной сознательностью. Поэтому он, как Вы уже знаете, приблизил к себе г-на де Морамбера, чтобы посоветоваться с ним относительно их характера и своевременности. Как только г-н де Морамбер попал ко двору принца, он был так осыпан благодеяниями и так отягощен обязательствами этикета, что пребывание его там продолжалось дольше положенного срока, а великий герцог не мог больше без него обходиться. Никто еще не видел подобного благоволения. Г-ну де Морамберу приходилось, как я себе воображала, посещать празднества, придворные развлечения, полуночные ужины, маскарады, присутствуя на них лишь по обязанности, только для того, чтобы найти там случай вести с принцем среди окружающего их придворного легкомыслия беседу о серьезных вещах.

Но, брат мой, я жестоко ошибалась. Вы не можете себе представить всех коварных и пагубных обольщений этого климата, где голова охвачена самыми различными чувственными соблазнами, где женщины слишком красивы, где слишком много цветов и музыки, где кровь воспламеняется для всех наслаждений. И, казалось, г-н де Морамбер более чем кто-либо другой мог бы противостоять всем этим соблазнам. Но он ничего для этого не сделал и, напротив, пал их жертвой с самым губительным легкомыслием. Словно вся его мудрость имела своим основанием тающий воск. Его видели танцующим целые ночи напролет, он надевал самые шутовские непристойные маскарадные костюмы, вплоть до того, что в одном полуночном балете появился полуголым, в образе Тритона; он вмешивался во все интриги и отдавался женщинам с истинной страстью, тем более ожесточенной и неудержимой, что она весьма запоздала и не могла быть продолжительной. Вихрь безумия все поставил вверх дном в его голове. Потеряв нравственные устои, он потерял всякую осторожность и в своих словах, и в поступках. Он истощил свой ум в речах, полных цинизма и сквернословия. Как я Вам уже сказала, в него вселилась душа самого г-на де Шомюзи. Эта самая развращенная из душ не нашла себе в нем успокоения и грозит все новыми и новыми бесчинствами. Если бы только несчастье ограничилось одним г-ном де Морамбером, впавшим в пучину разврата! Увы! Пагубный пример увлек за собой его сыновей. Да, да, эти дети, которых я с такой заботливостью ограждала от порока, одновременно получили представление и о его существовании, и о его проявлениях. Подобно своему отцу, который предался беспутному образу жизни, они отдалились от правил поведения, которые я им так настоятельно внушала. Они приобщились к отцовскому разврату. Милости великого герцога, удостоившего их своей дружеской благосклонностью, облегчили им возможность вести самый легкомысленный образ жизни. Они выступали в балетах и принимали участие в театральных представлениях. Тем не менее, среди всех этих опасностей, прямо чудом оба они еще сохранили свою невинность, и в этом отношении вернулись бы в Париж такими, какими уехали отсюда, если бы их отцу не пришла на обратном пути несчастная мысль вернуться через Венецию. Г-на де Морамбера привлекала в этот знаменитый город слава его куртизанок, и в объятиях одной из этих соблазнительных сирен его сыновья потеряли то, о чем Вы уже догадываетесь. Добавлю, что все это повредило им и в другом отношении, но я надеюсь, что они скоро будут здоровы.

Вот в каком состоянии, мой дорогой Вердло, были они мне возвращены. Я с трудом могла узнать скромных юношей, которых отец увозил ко двору великого герцога, в тех двух скрытных и неряшливо одетых бездельниках, которых привез мне обратно г-н де Морамбер, О, как вульгарно изменило их это горестное путешествие! Ничего не осталось от тех почтительных, полных угодливой боязливости манер, которые я воспитывала в них с таким терпением. Ничего от той скромности и сдержанности в разговоре, которыми не могли нахвалиться те, кому приходилось с ними встречаться. Какая-то злая фея тронула их своею палочкой. У них были теперь дерзкие взгляды, манеры самого подозрительного происхождения, наглое зубоскальство и в разговорах нескромные намеки на те удовольствия, о которых они сохранили грязную память и которыми столь недостойно гордились. Я не узнавала больше их манеры выражаться, их речи, густо пересыпанной итальянскими словечками и добавляемой замечаниями, смысл которых ускользал от меня, но где, как я догадываюсь, было очень много намеков на непристойность. Наглецами и развратниками — вот кем сделал своих сыновей г-н де Морамбер. Прибавьте ко всему этому в высшей степени нелепый наряд, который они привыкли там носить, следуя за итальянскими модами, производящими на нас впечатление крайнего безвкусия и экстравагантности. Вот; мой дорогой брат, какое зрелище представилось моим глазам, и Вы можете себе вообразить, с каким гневом и какой печалью я его созерцала.

Не сомневайтесь, однако, в том, что, размышляя над глубиною своего несчастья, я в то же самое время изыскивала способы от него избавиться. Вы достаточно меня знаете, чтобы предположить, будто я соглашусь оставаться простой зрительницей подобной беды. В моем характере достаточно твердости и мужества, а трудность задачи не в состоянии меня остановить. Я скоро поняла, что мне следует делать. Необходимо немедленно прервать это словоблудство и положить конец всяким дерзостям. Нужно снова взять в твердые руки управление вышедшим из рамок приличия поведением и кратчайшей дорогой вывести его на путь добродетели. Зло слишком глубоко пустило корни, чтобы можно было обойтись одними увещеваниями и выговорами. Молодые люди, привыкшие к самым предосудительным вольностям, не очень охотно возвращаются к здравому смыслу. Здесь необходимы самые решительные меры. И я твердо решила их применить, чтобы восстановить в своем доме подчинение и добрый порядок. К счастью, господь одарил меня не только правильным и твердым умом, но и снабдил мои кулаки достаточной полновесностью: к этому их свойству я и решила прибегнуть, чтобы положить начало реформам теми средствами, которые казались мне и полезными и необходимыми. Когда я пришла к этому решению, мне уже не терпелось взяться скорее за дело. Мне очень хотелось, мой дорогой Вердло, чтобы Вы были здесь в тот день, когда я начала применение метода, который твердо решила провести в жизнь, и когда, от погреба до чердака, раздались две первые великолепные пощечины, какими я наградила своих юных повес. Первым великолепным следствием этих пощечин было то, что они доставили мне бесконечное удовлетворение и полнейшее освобождение от забот. Это удовольствие было удвоено впечатлением, которое произвели на виновных звучные доказательства моего авторитета. Я никогда не видела ничего более забавного, чем гримасы моих шалопаев, когда, бросая вызов своими насмешками и пышными итальянскими плюмажами, они ощутили на своей щеке самую великолепную на свете оплеуху. Все это было похоже на чудо, которое и сейчас еще заставляет меня смеяться. Блистательное зубоскальство сменилось состоянием тупого изумления. Мои бездельники сразу же поняли, что время фатовства миновало. Кто мог быть более смущен и сконфужен, чем мои олухи, обменявшиеся взглядом, потирающие щеку и опустившие голову в ожидании грозы. Они были так растеряны и так смущены, что я оставила их на этот раз вполне удовлетворенная только что проделанным мною опытом. Отныне у меня в руках было верное средство к достижению моей цели: теперь я была уверена, что в состоянии привести своих бездельников к добродетели. Я не стану, дорогой брат, утруждать Ваше внимание тем, что происходило в эту неделю оплеух, в этот месяц пощечин. Их приходилось рассыпать направо и налево, как в лучших фарсах наших итальянских комедиантов или на ярмарочных подмостках, и я достигла в этом искусстве необычайной ловкости. Должна сознаться, мое удовлетворение превзошло всякие ожидания. День ото дня я с удивлением следила за теми успехами, которых удалось достигнуть. Куда только девались взгляды исподтишка и неуместные перешептывания, дерзкая манера держать себя, разговоры, полные грязных намеков, итальянские словечки, песенные куплеты? Возвращались понемногу скромность, повиновение, порядочное поведение и благопристойность. Говорят тихо и мало. После обеда, подчиненного строгому режиму, удаляются в свою комнату, где ожидает какая-нибудь полезная работа. Никакого товарищества. Никаких развлечений. Благочестивое и разумное чтение. Время от времени прогулка в Ботаническом саду. Правильный режим бодрствования и сна. Словом, все, что полагается выполнять порядочным людям. Иногда, вечерами, партия в бирюльки, которые Вы так любите и все тайны которых Вы объяснили этим повесам во время их пребывания в Эспиньоле. Вот счастливый результат моих начинаний. Я не оставлю их и впредь, пока не буду убеждена, что в этих бездельниках не сохранилось и намека на то горестное распутство, в которое повергла их пагубная снисходительность г-на де Морамбера.