Чарльз Сноу - Коридоры власти

• Название: Коридоры власти
• Автор: Чарльз Сноу
• Издательство: АСТ: Астрель
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-072215-0, 978-5-271-35785-5

Самый известный роман цикла «Чужаки и братья».

Драматическая история человека, наивно полагавшего, что, даже достигнув высших сфер власти, можно сохранить честь и порядочность. Роджер Квейф — один из самых молодых и самых амбициозных политиков послевоенной Британии. Поначалу кажется, что судьба благоволит ему и его ждет блестящее будущее в парламенте. Но однажды все меняется. Квейф понимает — его несогласие с сильными мира сего может стоить ему слишком дорого, а ради успешной карьеры придется многим пожертвовать.

«Коридоры власти» — роман, название которого стало нарицательным, а его сюжет нередко повторяется в реальной жизни до сих пор!

---

— А известно ли вам, — отвечал Гилби, — что я не являюсь поборником собраний и заседаний? Они нерезультативны, вот что я вам скажу.

Тут Дуглас Осболдистон впервые растерялся. Выдавил:

— Есть другой способ. Вы могли бы взять трех министров, ведающих вооруженными силами, и обсудить вопрос с премьер-министром. Мы сейчас быстро введем вас в курс дела, если позволите.

(Я не сомневался, что Осболдистон под этим разумеет также проследить, чтобы премьер-министр тоже был введен в курс дела и тоже нами.)

— Нет, полагаю, не стоит его беспокоить. У людей его уровня и без нас хватает забот. Боюсь, что не смогу воспользоваться вашим любезным предложением.

Гилби улыбнулся дружелюбнейшей, добрейшей улыбкой не слишком тщательно скрываемого триумфа и проговорил:

— Я скажу вам, что намерен делать.

— И что же, господин министр?

— Я еще раз внимательно просмотрю документы! Проследите, мой друг, чтобы мне их передали до выходных. И будьте добры, составьте для меня конспект объемом этак на страничку.

На сем лорд Гилби внезапно сменил тему:

— Что вы думаете о моем костюме?

Такого мы не ожидали. Нас с Дугласом Осболдистоном франтами даже злейший враг не назвал бы, зато лорд Гилби как раз франт — разумеется, в пределах, подобающих джентльмену. Вопрос о костюме прозвучал невинно, это да; лорд Гилби, возможно, и не умеет принимать решения — зато умеет их утаивать.

Красивый костюм, подумал я без малейшего интереса.

— Ни за что не догадаетесь, откуда он у меня.

«Где уж нам».

— На самом деле этот костюм… — Гилби произнес не фамилию модного портного, а название крупного лондонского универмага. — Звучит не слишком шикарно, но и не моветон.

Следовало любым способом вернуть лорда Гилби к теме. Была моя очередь. А известно ли лорду Гилби, что кое-кто уже прощупывает почву относительно новой системы доставки баллистических ракет? Что Броджински, судя по всему, отнюдь не собирается прекращать прощупывание из-за одного только недостатка поощрения? Не благоразумнее ли будет — тут Роуз с Осболдистоном были солидарны — решить проблему прежде, чем о ней заговорят в более широких кругах, не благоразумнее ли привлечь Гетлиффа, Люка и барфордских ученых, причем прямо сейчас? Возможно, самому министру этим заниматься сейчас не стоит, сказал я, однако многих затруднений удастся избежать, если, допустим, Квейф проведет одну-другую неофициальную встречу.

— По-моему, хорошая мысль, — очень вовремя вставил Осболдистон.

— Квейф? Вы имеете в виду нового парламентского секретаря? — отреагировал лорд Гилби, просветленно глядя нам в лица. — О, Квейф чрезвычайно мне поможет. Такая работа слишком тяжела для одного человека — впрочем, об этом вы оба, друзья мои, знаете по собственному опыту. Конечно, мои коллеги — политики, как и Квейф, а я простой солдат; пожалуй, некоторым из моих коллег работа покажется куда проще, чем мне, исключительно в силу их способностей, а также благоприобретенных и отточенных навыков. Квейф чрезвычайно мне поможет. Правда, бочку меда — я говорю о вашем предложении, Льюис, — бочку меда портит одна ло-о-жечка дегтя. Правомерно ли — я хочу сказать, порядочно ли — просить человека о содействии прежде, чем он начнет ориентироваться в кабинете? Я не являюсь поборником стратегий, при которых человека…

Еще довольно долго лорд Гилби проповедовал пассивное сопротивление. Пусть он считает свою работу слишком затратной для одного человека — все равно это любимая работа. Пусть он простой солдат — зато у него поразительные способности к выживанию; как и всякий, он провидит результаты прихода умных молодых политиков, каковые политики буквально наступают ему на пятки. В этом смысле, кстати, у нас преимущество. Мое ведомство, сказал я, с готовностью возьмет на себя эти первые обсуждения. Если Люк и другие ученые примут ожидаемую нами позицию, кабинету лорда Гилби вообще не придется работать над проблемой.

Мысль делегировать часть работы из собственного министерства лорду Гилби не понравилась; впрочем, мысль вовсе избавить собственное министерство от этой работы ему понравилась еще меньше. В конце концов — весьма добродушно — лорд Гилби дал нам уклончивое разрешение. Вот как он сказал:

— Да, возможно, именно это мы и должны сделать.

Осболдистон не моргнув глазом взял бумагу и пообещал передать уведомление парламентскому секретарю.

— Нельзя перегружать беднягу работой, — произнес жаждавший реванша Гилби. Впрочем, он умел проигрывать. Сухо, словно специалист — паре олухов, Гилби добавил: — Вот и все, что мы пока можем сделать. Я в таких случаях говорю: «Утро прошло с пользой».

Мы знали, что заседание у него в полдень. Человек, в нашем деле несведущий, подумал бы, пожалуй, что лорд Гилби от заседаний увиливает. Ничего подобного. Лорд Гилби заседания любил. Всегда загодя к ним готовился, тщательно выбирал костюм и даже принимал особую повадку. Обычно, прощаясь со мной, Осболдистоном или секретарями, лорд Гилби говорил «До скорого» — тоном, усвоенным в бытность подающим надежды офицером Королевского кавалерийского полка перед Первой мировой. Однако, уходя на заседание кабинета министров, лорд Гилби до этого тона не опускался. Торжественно и безмолвно он склонял главу, прямой как палка, шествовал к двери, словно нес — и боялся расплескать — фиал, до краев полный благочестия.

Глава 3 Речь в палате общин

Итак, мы обошли лорда Гилби, и я стал наблюдать Роджера в деле. Роджер с готовностью выслушивал всех своих коллег. Сам высказывался редко, планов не афишировал. А мне требовалось узнать о некоторых его планах (особенно об одном), не столько из любопытства, хотя оно неуклонно обострялось, сколько ради собственной стратегии.

В середине июля Роджеру предстояла первая речь в министерстве. Мне ли, столько министерских речей отредактировавшему, было не знать, как они важны — что для парламентских боссов, что для магнатов любого сорта. Черновик за черновиком; поиски немыслимого, надфлоберовского совершенства; усекновение каждой фразы, с тем чтобы на выходе речь была согласно закону официальной туманности более размазанной, чем в стадии первого черновика. Я всегда терпеть не мог писать черновики для других и уже давно этим не занимаюсь. Для Гектора Роуза или Дугласа Осболдистона писание черновиков — часть работы. Они эту часть терпят со свойственным им смирением — если министр вычеркивает их точнейшую, на великолепнейшем английском внесенную правку и продолжает по-своему, в силу своего литературного дарования, они только усмехаются — и не вмешиваются.

Осболдистон сказал, что Роджер сам пишет свою первую речь. Мало того: именно Роджер трудился над последним черновиком речи лорда Гилби. Они выступали в один день: Гилби — в палате лордов, Роджер — в палате общин.

Когда этот день настал, я пошел слушать Роджера. С Осболдистоном я пересекся во внутреннем дворике; тридцатью минутами ранее ему по долгу службы пришлось присутствовать на выступлении лорда Гилби.

— В том, что лорд Гилби имел сообщить, — отчитался Осболдистон с профессиональным раздражением, — разобраться смогла бы только сивилла.

По мере того как мы приближались к нашим местам (откуда слушали выступления), флегматичность Осболдистона, обычно непробиваемая, как у всех его коллег, все более истончалась.

Уже в фойе я повернул голову на запах духов — и увидел Каро Квейф. Глаза ее сверкали; она не скрывала возбуждения.

— Пожалуй, сяду от вас подальше, — сказала Каро. — Иначе покою не дам.

— Не волнуйтесь, — сказал я, — Роджер отлично выступит.

Вместо того чтобы пройти в чиновничью ложу, мы с Каро поднялись на зрительскую галерею.

— Какая гадость эти речи, — заметила Каро. — Я имею в виду речи ни о чем.

Я не стал возражать. Об этом типе речей Каро известно не меньше моего; о палате общин — больше.

Мы уселись в первом ряду галереи совершенно одни, если не считать группы индийцев, и стали смотреть в зал, наполовину заполненный депутатами парламента. Депутаты устроились на удобных зеленых скамьях. Предвечерний свет охлаждался зеленью скамей и ковра, как мог бы охлаждаться водяной толщей.

— Ох как я нервничаю, — сказала Каро. — Прямо сердце ноет.

Впрочем, уже на третьей-четвертой минуте нахождения Роджера перед микрофоном Каро успокоилась. Сверху Роджер производил впечатление великана. Плечи, и без того массивные, издали казались еще мощнее. Прежде я не слышал его выступлений и теперь понял: из Роджера выйдет толк, побольше, чем из многих. Вот человек нашего времени, думал я. Роджер никогда не прибегал к так называемой риторике. Практически все присутствующие, люди вроде Осболдистона и меня, по этой причине общались с ним запросто. С трибуны он говорил будто за чашкой чаю; записи держал перед собой, но не заглядывал в них. Метафоры, и без того редкие, приправлял сарказмом. Как правильно поняла Каро, сказать Роджеру было нечего — но он и не прикидывался, будто вот-вот откроет Америку. Стратегия, подчеркивал Роджер, не разработана; необходим ряд непростых решений; легкого пути нет. Роджер говорил веско, как человек, досконально знающий свое дело, но и без самодовольства. Тон выбран правильно на двести процентов, отметил я.