Кодзиро Сэридзава - Книга о Человеке

• Название: Книга о Человеке
• Автор: Кодзиро Сэридзава
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-389-00139-8

Почитаемый во всем мире японский классик Кодзиро Сэридзава родился в 1896 году в рыбацкой деревне. Отец с матерью, фанатичные приверженцы религиозного учения Тэнри, бросили ребенка в раннем детстве. Человек непреклонной воли, Сэридзава преодолел все выпавшие на его долю испытания, поступил в Токийский университет, затем учился во Франции. Заболев в Париже туберкулезом и борясь со смертью, он осознал и сформулировал свое предназначение в литературе — «выразить в словах неизреченную волю Бога». Его роман «Умереть в Париже» выдвигался на соискание Нобелевской премии. В 1965 году Сэридзава сменил Ясунари Кавабату на посту председателя японского ПЕН-клуба.

«Книга о Человеке», следуя за «Книгой о Боге», продолжает знаменитую трилогию Кодзиро Сэридзавы, созданную им в последние годы жизни. В центре «Книги о Человеке», построенной на событиях как реальных, так и мистических, — размышления о том, как надо жить, чтобы отвечать своему божественному предназначению.

---

Припоминая наши беседы, я заметил, что она рассказывала мне исключительно о своей жизни до замужества и почти ничего о том, что было после. И о ее муже я знал лишь то, что она рассказывала мне о нем, будучи еще незамужней.

Кадзуо Накамура рано потерял родителей и вместе со старшей сестрой Марико воспитывался в особняке деда в Сибуе. Учился на юридическом факультете, окончив его, стал государственным служащим, но вскоре дед умер, и он, сменив направление, отправился учиться во Францию в качестве своекоштного студента. В этом, как он уверял, сказалось влияние моих книг. Действительно, в их семье к ним относились благосклонно, настолько, что его покойная мать, с юности почитательница моего творчества, дочь свою назвала Марико, по имени героини моего романа «Умереть в Париже». Потому и он был знаком с моими книгами еще со школьной скамьи.

Пока он учился во Франции, старшая сестра Марико вышла замуж за чиновника Министерства финансов. Супруги поселились в особняке в Сибуе, но благодаря большому состоянию семьи Накамура это никак не сказалось на его финансовом положении. О средствах на обучение можно было не беспокоиться, сестра не переставала поощрять брата, надо, мол, учиться, пока молод. Живя в Париже, Кадзуо изучал французскую литературу, в то же время стараясь вобрать в себя все многообразие французской культуры. Незаметно пролетели четыре года. И вдруг он ощутил в себе желание стать писателем.

Как-то раз он признался в своем тайном желании молодому литературному критику М., бывшему одновременно его наставником и закадычным приятелем. Тот с радостью его поддержал. Но, чтобы стать японским писателем, надо писать на японском языке, а Кадзуо уже довольно долго прожил во Франции, поэтому М. настоятельно советовал ему вернуться в Японию и уже там совершенствоваться в писательском мастерстве. Последовав этому совету, Кадзуо вернулся на родину. Дома он объявил сестре, что намерен стать писателем, отныне посвятив себя этой работе, и попросил ее отнестись благосклонно к его решению. Сестра была чрезвычайно рада, усмотрев в этом ниспосланную из другого мира помощь покойных родителей, и сразу же предложила, чтобы я был его наставником. «Когда ты напишешь произведение, в котором сам будешь уверен, — сказала она, — обратимся к этому писателю за поддержкой». — «Для меня это будет стимулом к работе», — ответил он. Среди близких друзей их семьи был мэр Токио, человек прогрессивных взглядов. Случайно узнав о решении Кадзуо стать писателем, он предоставил ему для занятий свой дом, и теперь Кадзуо являлся туда как на службу, не ленился писать ежедневно и одновременно усердно штудировал мои старые книги…

Хидэко вышла за него замуж осенью того года, когда умерла моя жена, следовательно — почти семь лет назад. С того времени она не раз навещала меня вместе с Фуми, но не могу припомнить, чтобы она рассказывала мне что-либо о своем муже и семейных делах. Значит ли это, что она несчастлива в браке? Перед замужеством Хидэко читала в своем институте лекции по лингвистике и французской литературе, но, выйдя замуж, как я слышал, решила, что главное для нее теперь — наука человеческого общежития, поэтому отказалась от лекций по лингвистике, продолжая два раза в неделю вести курс французской литературы. Когда у нее родился ребенок, ее мать, женщина богатая и живущая одна, вызвалась помогать ей, но Хидэко сказала, что любит детей и сама справится с воспитанием. Ее девочке уже должно быть три года… Но все это я знал со слов Фуми Суда.

Я рассеянно думал обо всем этом, когда неожиданно на пороге появилась Хидэко Накамура собственной персоной. Пораженный, я потерял дар речи.

— Сэнсэй, я потрясена. Мы не виделись два года, а вы так прекрасно выглядите, точно помолодели…

— Только что, глядя на эти цветы глицинии, я вспоминал о тебе.

— Я услышала, что вы вновь принимаете гостей, и сразу же примчалась. Это правда, я вам не помешаю?

— Я охотно вижусь со всеми. Как тебе глициния?

— Хороша… А я не поверила, думала, что вы ужасно заняты, и все-таки рискнула отнять у вас немного времени. Мы уже два года не виделись… У меня накопилось к вам много вопросов…

Она словно бы и внимания не обратила на красоту цветущей глицинии. Но эта ее безоглядная устремленность и составляла ее прелесть. Улыбаясь, я провел ее в соседнюю гостиную и приготовился выслушать ее вопросы. В отличие от большинства японок, рассыпающихся в любезностях и лепечущих о всяких пустяках, она, как обычно, сразу же перешла к главному.

— Сэнсэй, — спросила она, едва присев на стул, — гений Жак, о котором вы пишете в «Улыбке Бога», — вымышленный персонаж или реальный человек?

— Реальный человек.

— Я так и полагала… Появление в вашей книге гениальной личности, как мне кажется, — огромный шаг вперед в вашем творчестве, меня это поразило, еще когда я читала «Милосердие Бога», и с тех пор Жак, словно живой человек, продолжает постоянно влиять на меня… Правда же, этот гений, как оживший Иисус, необычайно притягивал вас? Я много думала об этом, но потом поняла, что мне необходимо спросить у вас…

— О чем же?

— Вы общались с Жаком в двадцать седьмом — двадцать восьмом годах. Верно? А ваша первая книга вышла весной тридцатого года, и после в течение полувека вы опубликовали немало произведений, но этот удивительнейший человек ни разу не появился на ваших страницах… Нет его даже в тех книгах, действие которых происходит в швейцарском санатории… Я подумала, может быть, причина в том, что во время вашего прощания в Отвиле вы поклялись встретиться через двадцать пять лет, а до тех пор как бы умереть друг для друга, не общаться, продвигаясь каждый по своему избранному пути… Но и позже, в вашей автобиографии «Человеческая судьба», которую называют самым значительным вашим произведением, гений Жак не появляется. Так вот что я хотела спросить: сознательно ли вы умалчивали о нем, была ли для этого какая-то причина?

— Не писал о нем просто по рассеянности… Ты, может быть, не поверишь, но это именно так. Я сам заметил это только недавно и пришел в замешательство. Я предполагал, что мои читатели непременно спросят, почему я до сих пор ни строчки не посвятил Жаку, о котором написал год назад в «Улыбке Бога»… Ты — первая, — добавил я, смеясь. — Я много об этом думал и в конце концов должен признать, что причина — в недостатке у меня таланта. Правда, если бы я напрямую написал о Жаке в течение почти двадцати лет после выхода моей первой книги, читатели сочли бы его сумасшедшим и не смогли бы адекватно воспринять мое произведение. Ведь даже друзья, жившие вместе с ним, Жан и Морис, подсмеивались над ним, называя его слова бреднями. Но за прошедшие пятьдесят лет общество сильно продвинулось, и никто из читавших «Улыбку Бога» не увидел в нем сумасшедшего. Новая эпоха побудила меня написать о Жаке, хотя то, что я пишу в соответствии с запросами времени, говорит о моей бесталанности, и мне стыдно перед Жаком…

— Вот оно что… Я понимаю, что вы хотите сказать. И еще обдумаю на досуге, но… То, что вы избрали писательскую стезю, последовав совету этого гениального юноши, мне известно, но не потому ли это произошло, что и вы уверовали в то, во что верил он, — в Бога как единую силу, приводящую в движение Вселенную?

— Все то, что он так страстно говорил о единой силе Вселенной, я понимал на уровне слов, но сущность постичь не мог, поэтому не скажу, что уверовал. Хотя в той искренности, в той убежденности, с которой он вещал о Боге, чувствовалось что-то выше слов, невозможно было внимать ему равнодушно. Короче говоря, его вера меня захватила, но сути ее я не понимал… После года совместной борьбы с недугом Жак дал мне один важный совет… Каждый человек рождается с единственным предназначением, данным ему от Бога, но люди зачастую не догадываются об этом и ведут ошибочную жизнь. Из сострадания к ним Бог, дабы они осознали свое истинное предназначение, насылает на них неизлечимую болезнь — туберкулез. Если больной прозреет и изменит направление своей жизни, чтобы исполнить данное Богом предназначение, он обязательно вылечится от туберкулеза. И в самом деле, и Жак, и его собратья по несчастью — Жан и Морис, прозрев, вылечились настолько, что на Пасху смогли вернуться к нормальной жизни. В течение года Жак много слышал от меня о позитивистской экономии, которую я тогда изучал, особенно о теории денежного обращения, и сам сильно продвинулся в этой области, но, как он признался, его не покидали сомнения. Позитивистская экономия — новая наука; даже если я посвящу ей всю свою жизнь, я вряд ли добьюсь результатов, которые могли бы принести весомую пользу человечеству. Так он убеждал меня, приводя множество гениальных доводов, а под конец сказал; «Ты занимаешься этой наукой без удовольствия, а это доказывает, что тебе назначено Богом другое».