Виктор Кондратенко - Без объявления войны

• Название: Без объявления войны
• Автор: Виктор Кондратенко
• Издательство: Издательство художественной литературы Дніпро
• Жанр: О войне
• Год: 1986
• ISBN: К(4702010200-134)/М205(04)-86)134.86

Наиболее примечательная особенность повести «Без объявления войны» состоит в том, что В. Кондратенко меньше всего пишет о себе.

Уже в первую неделю войны он был командирован редакцией газеты в самую горячую точку Юго-Западного фронта — в треугольник между Луцком, Ровно, Дубно, где разыгралось самое ожесточенное танковое сражение в начальный период восточной кампании. Именно там, в лесисто-болотистых бассейнах рек Стырь и Горынь, три механизированных корпуса под командованием генералов Д. И. Рябышева, К. К. Рокоссовского, А. В. Фекленко по приказу Ставки предприняли попытку не только приостановить наступление, но и разгромить мощнейшую танковую группировку Клейста.

Вскоре после возвращения в редакцию из многодневного танкового побоища он оказался в центре одного из кровопролитнейших сражений на Правобережной Украине — в районе села Подвысокое, где сомкнулось кольцо окружения 6-й и 12-й армий.

В начале августа был опубликован Указ Президиума Верховного Сонета СССР о награждении орденом Красного Знамени 99-й стрелковой дивизии. Это было первое крупное воинское соединение в Красной Армии, удостоенное такой высокой награды в Великую Отечественную войну. Подвиг ее заключается в том, что еще на рассвете 23 июня она внезапным и решительным ударом освободила захваченный накануне гитлеровцами Перемышль и совместно с городской боевой дружиной из совпартактива в течение нескольких суток удерживала его. Удерживала, пока после сдачи Львова советское командование не вынуждено было отдать приказ оставить город и прорываться на восток.

Почти месяц с тяжелыми боями выходила дивизия из окружения и, совершив шестисоткилометровый рейд по вражеским тылам, наконец соединилась с советскими войсками в районе Винницы. В дни суровейших испытаний, когда наши части под ударами превосходящих сил противника вынуждены были отступать, боевой опыт 99-й стрелковой дивизии приобретал особое значение и мог стать примером мужества и несгибаемости. Поэтому Политуправление Юго-Западного фронта немедленно создало бригаду из писателей, журналистов и откомандировало ее на Правобережье с заданием рассказать в прессе и по радио о ратном подвиге освободителей Перемышля. В состав той знаменитой творческой бригады был включен и военкор В. Кондратенко.

Ярко и впечатляюще повествует он в книге «Без объявления войны» о долгом и мучительном поиске легендарной 99-й дивизии под нескончаемыми бомбежками, в условиях нарушенной связи по дорогам Черкасщины и Кировоградщины, по которым рыскали уже прорвавшиеся танки Клейста и заброшенные люфтваффе парашютисты-диверсанты. Только на четвертые сутки писательской бригаде посчастливилось отыскать остатки славной 99-й, которая вела неравный бой в районе села Подвысокое на опушке леса. Свой последний бой, как узнает читатель через четыре десятилетия из книги участника тех событий Евгения Долматовского «Зеленая брама». Но об этом, конечно, не ведал тогда военный корреспондент Виктор Кондратенко. Он просто обрисовал картину в канун этого боя, какой она запечатлелась в его памяти.

---

В Бутурлиновку приехал заместитель начальника политуправления бригадный комиссар Гришаев, и сотрудники редакции получили новый приказ: вылететь на ЛИ-2 в Воронеж. Но никакому приказу не подвластен раскисший аэродром. Только через три дня подморозило, и самолет, наконец, вырвался из цепких лап осенней распутицы, взял курс на Воронеж. За рекой Икорец забелели снега. Воронеж встретил крепким морозом и высокими сугробами. Здесь уже властвует настоящая зима. В центре города редакции фронтовой газеты предоставлено здание музыкального училища. В моей комнате на третьем этаже отливает черным лаком прекрасный рояль и поблескивают красным бархатом четыре массивных кресла. В соседних комнатах точно такая же обстановка. Многие ученики ушли на фронт, занятия проходят теперь только на первом этаже, и посещают их одни девушки. В соседнем доме находится типография местной газеты, и там печатается «Красная Армия». Вопрос с питанием тоже решен.

Стоит перейти через дорогу и — ДКА, где к вашим услугам столовая военторга.

Однажды в морозное утро в столовую вошел человек, на которого все сразу обратили внимание.

— Кто этот седой с орденом Ленина? — послышалось за столиками.

— Довженко.

— А-а-а...кинорежиссер, автор «Щорса».

Некоторые удивились:

— Но почему он на фронте?

— Очевидно, приехал снимать новую картину.

Разговоры смолкли. Я присмотрелся к седому, с гордо поднятой головой незнакомцу. Да, действительно Довженко. Военная форма изменила Александра Петровича, сделала строгим, суровым. Когда он вошел, я даже не узнал его.

Вечером того же дня пришлось удивиться и мне. В комнату, где я жил, вошел Крикун, а за ним Александр Петрович Довженко, тяжело дыша, внес большой кожаный портфель.

— Здесь можете пока располагаться. Кресла на ночь придется сдвинуть. Они заменят кровать. А уже завтра, Александр Петрович, постараемся найти вам жилье недалеко от редакции и, конечно, в центре города, — ворковал Крикун.

Довженко, поставив под рояль портфель, взглянул на меня серыми внимательными глазами.

— Мы с вами встречались, неправда ли?

— И в Харькове, и в Киеве.

— Да, были времена... — Довженко прошелся по комнате. — Ну что ж, здесь неплохо, жить можно.

— Прошу любить и жаловать, собственно говоря, Александр Петрович теперь штатный сотрудник нашей редакции, — обратился ко мне Крикун. — Возможно, вы в скором времени даже вместе поедете на фронт.

Видно, на моем лице уж слишком отразилось удивление, и Довженко заметил:

— Война сильней Дантового ада. И прежде чем снимать этот ад, надо видеть его помноженным на муки народа. Тогда что-нибудь получится.

— Я чаек организую, сахарку достану, — заторопился Крикун. — Прошу минутку подождать.

Урий Павлович появился с пачкой печенья и с кусками колотого сахара. Старшина Богарчук принес чайник, чашки и ложечки.

На чашку чая зашли Твардовский с Безыменским, а потом Палийчук с художником Капланом. Как-то незаметно зашел разговор о казаке Гвоздеве, о партизане деде Даниле, стали обсуждать уголок сатиры и юмора «Прямой наводкой».

— У художника-карикатуриста Льва Борисовича Каплана появилась отличная идея: выпускать еженедельное сатирическое приложение к фронтовой газете. Редактор одобрил ее, генерал Галаджев тоже. Будет выходить в свет «Громилка». Вы, конечно, пожелаете знать, почему мы так назвали наше детище? В некоторых частях так называют реактивные минометы, — сказал Палийчук.

— Художники-карикатуристы говорили с поэтами о «Громилке», просили их сделать текстовки к нашим рисункам, и кое-что уже есть. — С этими словами Каплан достал из папки рисунки. — На первую полосу пойдет вот этот. — На фоне Кремля от штыков русских гвардейцев убегал Наполеон. Внизу развевалось гвардейское знамя с пятиконечной звездой и наши воины со штыками наперевес надвигались на выглядывающих из-за бугра Гитлера и Геринга. Каплан прочел текстовку: — «Под священные знамена шел сто тридцать лет назад и громил Наполеона русской армии солдат. Смерть полкам орды злодейской! Вражью нечисть истребить! Лозунг наш и клич гвардейский: били, бьем и будем бить!»

— Рисунок хорош, — заметил Довженко. — Но если из-за бугра выглядывает Гитлер с Герингом, то в стихах надо ударить по ним.

— Это только наметка, стихи требуют еще правки, — согласился Каплан.

— «Громилку» представляет нашему читателю Александр Трифонович. Как стихи, готовы? — спросил Палийчук.

Твардовский раскрыл блокнот:

«На войне, в быту суровом, в трудной жизни боевой, на снегу, под зябким кровом — лучше нет простой, здоровой, прочной пищи фронтовой. И любой вояка старый скажет попросту о ней: лишь была б она с наваром, да была бы с пылу, с жару — подобрей, погорячей. — Перевернул страничку, приблизил к свету блокнот: — Жить без пищи можно сутки, можно больше, но порой на войне одной минутки не прожить без прибаутки, шутки самой немудрой. Поразмыслишь — и выходит: шутка тем и дорога, что она живет в народе, веселит бойца в походе, помогает бить врага. Друг-читатель, не ухмылкой, а улыбкой подари, не спеши чесать в затылке, а сперва родной «Громилки» первый номер просмотри». — И захлопнул блокнот.

Все сошлись на том, что «Громилка» должна получиться.

Создавать ее надо именно «с пылу, с жару». Силы в редакции есть, но к работе в новом сатирическом издании необходимо привлечь всех литераторов дивизионных и армейских газет.

Расходились шумно, собирались с завтрашнего дня обрушить на врага «кавалерию острот».

Утром появился сияющий Крикун.

— Все улажено, Александр Петрович, вам подыскали квартиру, можете переезжать.

Я снова остался один в комнате с бархатными креслами и сияющим черным лаком роялем. Перелистал блокнот и увидел, что неиспользованного материала всего на две-три зарисовки.

В комнату заглянул наш новый начальник отдела фронтовой жизни — старший политрук Борис Фрумгарц:

— Давай скорей сюда, скорей!

Я выбежал в коридор и столкнулся с бородатым человеком, одетым в поношенный ватник и подпоясанным веревкой. На голове облезлая ушанка, на ногах опорки. Измученное, бледное, покрытое простудными нарывами лицо. Савва Голованивский воскликнул:

— Женя!

Из соседних комнат выглянули Твардовский, Безыменский, Вашенцев. Узнав Долматовского, бросились обнимать.

— Бежал из фашистского лагеря... Переправился через Днепр в Каневе, прошел по тылам врага семьсот километров... — отрывисто, хриплым голосом сказал Долматовский.

Как в жизни все быстро меняется. Прошла какая-нибудь неделя, и Евгений Долматовский пришел в себя. Он в форме батальонного комиссара — сотрудник нашей газеты. Почти все корреспонденты и писатели собрались в моей комнате, где стоял концертный рояль. Долматовский написал стихи, а красноармеец, композитор Марк Фрадкин, который служит во фронтовом ансамбле, сочинил музыку. Получилась у них песня или нет? Пока никто ничего не знает.

Марк волнуется, пробегает рукой по клавишам. Рояль настроен. Звучит отлично.

— Итак... «Песня о Днепре». Я предупреждаю, товарищи, — круто поворачивается на стульчике Фрадкин, — вы должны сделать скидку на мой голос... «У прибрежных лоз, у вы-со-ких круч, и лю-би-ли мы и рос-ли. Ой Днепро, Днеп-ро, ты ши-рок, мо-гуч, над то-бой ле-тят журавли».

Напряжение нарастало. «Смертный бой гремел...» Наши войска уходили с Днепра. Его волна была как слеза. Но песня не вселяла уныния в душу. Она звала в бой, и верилось: «Как весенний Днепр, всех врагов сметет наша армия, наш народ».

Фрадкин взял последний аккорд и застыл в ожидании, что же скажут братья писатели? Общее мнение высказал Вашенцев:

— Стихи и ноты надо заслать в набор. Песня получилась.

Это была скромная оценка. Триумфальное шествие песни о Днепре началось через несколько дней в здании Воронежского цирка. Давно не топленный зал забит до отказа. Из госпиталя пришло много раненых в белых повязках. На сцене фронтовой ансамбль. Конферансье объявил:

— «Песня о Днепре».

Зал притих, покорился песне. А когда она кончилась — взорвался дружными, долгими аплодисментами:

— Бис! Браво!

У многих слушателей, молодых, вихрастых и убеленных сединой, по лицу текли слезы.

— Повторить!

Такого успеха песни, как в тот морозный воронежский вечер, я не видел никогда. Фронтовому ансамблю пришлось исполнять песню несколько раз.

11

Только вернулся с концерта, как тут вызов к редактору.

— Завтра утром надо лететь в Старый Оскол, в Сороковую армию. Там сейчас Михаил Нидзе, но ему требуется подмога. Я хочу укрепить корпункт.

— Задание?

— Оно таково: наши войска, разведывательные группы, диверсионные отряды не должны давать гитлеровцам ни малейшей передышки. Как наш казак Иван Гвоздев говорит: «И в метелицу-пургу не давать заснуть врагу». А сейчас иди к Лерману. Он выдаст зимнее обмундирование.