Валентина Дорошенко - Зацветали яблони

• Название: Зацветали яблони
• Автор: Валентина Дорошенко
• Жанр: Проза
• Год: 1983

Рассказы на нравственные темы, о жизни современной молодежи и подростков, о поисках своего места в жизни, о первой любви. Становление характеров героев раскрывается в ситуациях, как правило, вполне обычных.

---

Но постепенно привыкла и к «Галине Петровне». «И то сказать, — рассуждала она. — Какая я ей мать? Разве что по закону…»

Правда, свою свекровь она звала мамой. Почитала ее и боялась. Старалась угодить. Но нынче другие времена, и законы нынче другие…

Галина Петровна вздохнула, перевернулась на другой бок. Долго не включала свет, надеялась уснуть. Но сон не шел: в голову лезли всякие ненужные воспоминания, обиды, причиненные невесткой. Да и сыном тоже. На прошлой неделе хотя бы. Олег вернулся из командировки. Накануне она целый день готовила, убирала квартиру, пекла пироги — его любимые, с орехами и яблоками. Вместе с невесткой и Танечкой ездила встречать его на вокзал.

Дома Олег открыл чемодан, стал доставать подарки. Для Танечки — огромного пушистого мишку. Для жены — нарядную вязаную кофту, модные туфли на каблуке, отрез тонкой шерсти на юбку. А ей, матери, подарок забыл… Раньше никогда не забывал… Пустяк, безделушку какую-нибудь, но уж непременно. Даже когда из армии в отпуск приезжал, и то привез синего штапеля в мелкий цветочек на платье. А тут — ничего. Обида петлей сдавила горло. Но потом подумала: «У него и так расходы большие: Танечке и жене — нужнее. А мне всего хватает…»

Галина Петровна включила настольную лампу. Надела очки, потянулась к тумбочке, достала несколько плотных, из-под фотографической бумаги, пакетов. В них — карточки. Разные карточки разных лет. Она знала наизусть не только, в каком пакете что лежит, но и какая за какой следует в каждом из них. В первом — она и ее маленький Олежка. Пакет этот самый тоненький: тогда не было моды каждый шаг своего дитяти фотографировать.

Вот они втроем: муж, она и годовалый Олежка. Все напряженно смотрят в объектив. Олежка сидит у отца на коленях. Светлые кудри до плеч, как у девочки. Глаза широко раскрыты — ждет птичку. Еще одно семейное фото, сделанное в день рождения Олега. Ему исполнилось три. Голова побрита наголо, глаза ввалились: только что выписался из больницы. Она пробыла с ним там три месяца. Три месяца носила на руках, чтобы успокоить боль. «Ой, мамочка, ножка болит!..» — «Потерпи, родной. Потерпи. Пройдет. Сейчас я тебя поношу — и пройдет». Днем и ночью. Соседка по палате советовала: «Да не поможешь ты ему этим. Положи, тяжелый ведь. Сама лучше отдохни. Извелась вон, на привидение похожа. — И, вздохнув, прибавляла: — Так вот за ними ходишь-ходишь, растишь-растишь, а они потом…» Но разве важно, что будет потом? Главное, чтобы сейчас. Чтобы скорее поправился. Чтобы снова бегал, смеялся.

На следующем снимке — они уже вдвоем, без отца. Первоклассник Олежка крепко вцепился матери в руку. Взгляд испуганный. Огромный портфель.

Несколько фотографий, сделанных у их дома. Летом, на завалинке. На веранде за большим столом разрезают дыню: сестра Поля привезла из Ташкента. Семиклассник Олег с аппетитом надкусывает сочный ломоть.

Потом снимки Олега в военной форме. Их подразделение — с полсотни похожих друг на друга юношей в одинаковых гимнастерках, затянутых ремнями с широкими пряжками, в одинаковых пилотках, в кирзовых сапогах.

Он один. Смешным коротеньким ежиком торчат его потемневшие волосы. На обратной стороне надпись. Она, конечно, знала наизусть не только каждое слово, каждую букву на ней, но и величину каждого крючочка, каждой закорючки. Но всякий раз переворачивала карточку и не торопясь, с удовольствием перечитывала: «Дорогой мамочке от любящего сына Олега».

Сохранилось несколько снимков в его студенческие годы. В основном любительские, групповые: у здания их строительного, в походе, в стройотряде. И почти на всех рядом с ним невысокая светловолосая девушка с живым задорным лицом. Потом — они вдвоем, Олег и эта девушка.

А вот и тот самый, «исторический». В цвете. Во всю ширь глянцевого прямоугольника — голубое море. Вдали темные громады гор. На переднем плане — они. Стоят, обнявшись, на берегу, щурятся от яркого солнца, и высокие пенистые волны окатывают их голые ноги. Лица загорелые, смеющиеся. На обратной стороне рукой Олега написано: «Мамочка, мы решили пожениться».

— Ну, как тебе невеста, мама? Нравится? — спросил, когда они познакомились.

— Главное, чтобы тебе нравилась, сынок. Тебе с нею жить, не мне…

Дальше — серия снимков (опять они вдвоем) из разных мест: Петрозаводск, Львов, Алма-Ата…

До появления Танечки они ездили по разным стройкам.

Галина Петровна внимательно вглядывается в лица.

И у него, и у нее они одинаково веселые и счастливые.

Она отложила карточки, вздохнула. Что меняет людей? Отчего они становятся раздражительными, злыми? Говорят, жизнь. Но она в это не верила. Чем же плоха у них жизнь? Интересная работа. Два выходных. Отдельная квартира со всеми удобствами. Кран повернешь — кипяток тебе сам бежит, и греть не надо.

Снова взяла конверт, надела очки.

Олег и невестка выходят из подъезда трехэтажного здания. В руках у Олега маленький белый сверток, перевязанный розовой лентой. Боже, сколько радости и счастья светится в его глазах! А она, ее невестка, смотрит на обоих — на мужа и на белый сверточек — с бесконечной нежностью…

И вдруг Галина Петровна подумала: «Не такая уж она плохая, моя невестка. Бывают много, много хуже. Хозяйственная, работящая. И напрасно я обижаюсь. Просто нервы у меня износились, вот и принимаю все близко к сердцу. Сын ее любит, она его тоже. Дочка у них хорошая растет. Так что же мне, старой, еще надо? А что прыти много — так это с годами пройдет, обсыплется. Еще и жалко будет…»

«Ты себе не представляешь, мама, какая это девушка! Умная, тонкая, добрая! В общем, необыкновенная!»

«Твоя старуха опять дуется», — жаловалась вчера невестка сыну. Тихо, правда, говорила, думала, она спит, не слышит. Но Галина Петровна не спала. Стиснула зубами край подушки. А сын одно: «Да брось ты!» Мог бы поговорить с ней, растолковать, что мать она ему все же…

Галина Петровна сложила карточки, сунула в пакет, встала, пошла на кухню, поставила чайник.

На подоконнике в большой жестяной банке из-под венгерских огурцов — столетник. «Никто без меня не польет, — вздохнула, набирая воды из-под крана. — Забывают. А как Танечка в прошлом месяце заболела, так вспомнила. Невестка соком из листьев нос ей закапывала. Помогло. „До чего же полезное растение и какое выносливое!“ — восхищалась она. Неделю после этого сама поливала. А потом снова забыла, — мысленно упрекнула ее Галина Петровна. — Вон как верхушка накренилась, того и гляди сломается».

Налила чая. «Старуха!» — вскипала обида. Но она не дала ей разрастись. «Конечно, старуха, кто же еще? Пятьдесят шесть уже». Она поставила чашку на стол: чай какой-то горький! Глянула в зеркало: а в волосах еще и седины почти нет. Да и морщин не так много, только вот здесь, у глаз. Зато руки как у восьмидесятилетней старухи! Руки да ноги с больными венами прожили, казалось, уже две, если не три жизни. А так еще вроде бы ничего… «Еще и замуж можно», — вслух рассмеялась Галина Петровна. А что? Вон Василий Пантелеевич до сих пор с ней по телефону в игры играет. «Галина Петровна? А ты угадай, кто тебе такой молодой звонит?» — «Молодому-то небось шестьдесят стукнуло! Ах, нет! Ах, только через целых полтора года? Ну, прости… Да и кто же, кроме тебя, Пантелеич, мне звонить-то может?.. Ну что ты, в самом деле, некогда мне тут шутки с тобой шутить: у меня каша подгорает», — злилась Галина Петровна. До этого ли ей теперь? Да и тогда, десять лет назад, она только отмахивалась: «Ну какая с меня невеста! Вон уже сын женихаться начинает…» А Василий Пантелеевич все вздыхал и повторял: «Не права ты, Галина Петровна. В корне ошибаешься…» Все сеансы возле нее просиживал: она тогда билетером в кинотеатре работала. Эх, хорошее было время! Тогда казалось — трудное, а сейчас понимает: очень хорошее. Сколько разных людей через нее проходило! И публика все больше культурная, уважительная: каждый с ней поздоровается. А иной призадержится и спросит: «Ну, как жизнь, Галина Петровна? Как сын-то ваш?» Многие ее знали и по имени и по отчеству. И то сказать: восемь лет на одном месте проработала…

Галина Петровна встала из-за стола, причесала круглым гребнем волосы. Она всегда скручивала их в тугой узел. А тут вдруг взяла и распустила. Посмотрелась в зеркало: а ведь хорошие еще волосы. Густые, вьющиеся. Не у каждой девушки такие…

Вилки ей грязные! Тарелки! Все ей не так, все не эдак! «Галина Петровна, кисель сделали?», «Галина Петровна, обед готов?» Никогда ведь не спросит: «Галина Петровна, а вы сами-то ели?» И сын хорош! Уйдет к себе, запустит магнитофон и слышать ничего не желает. «Уеду! — решила. — Хватит. Пусть сама хозяйничает. Поеду к Полине в деревню. Давно зовет. Помогу: сейчас самая страда. Соберем яблоки, груши, наварим варенья, соков наконсервируем. А весной огород вместе вскопаем. Петрушку, редиску посадим. Отдохну, свежим воздухом подышу. Пора, пора о себе подумать. Нельзя позволять, чтобы мною так помыкали. Сама виновата: позволяла. Думала — так лучше. Глупо думала. Но теперь… Что у меня, пенсии нет? Себя не прокормлю? Не наработалась за жизнь? Уложу вещи и…»