Сергей Куняев - Николай Клюев

• Название: Николай Клюев
• Автор: Сергей Куняев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-235-03725-0

Николай Клюев — одна из сложнейших и таинственнейших фигур русской и мировой поэзии, подлинное величие которого по-настоящему осознаётся лишь в наши дни. Религиозная и мифологическая основа его поэтического мира, непростые узлы его ещё во многом не прояснённой биографии, сложные и драматичные отношения с современниками — Блоком, Есениным, Ивановым-Разумником, Брюсовым, его извилистая мировоззренческая эволюция — всё это стало предметом размышлений Сергея Куняева, автора наиболее полной на сегодняшний день биографической книги о поэте. Пребывание Клюева в Большой Истории, его значение для современников и для отдалённых потомков раскрывается на фоне грандиозного мирового революционного катаклизма, включившего в себя катаклизмы религиозный, геополитический и мирочеловеческий.

знак информационной продукции 16+

---

С. С. Куняев Николай Клюев

«Ты, жгучий отпрыск Аввакума,
Огнём словесным опалён…»

Николай Клюев

Глава 1 «РОДИТЕЛЬ-МАТУШКА» И ЮНЫЙ СТРАННИК

Крик.

Крик — и холод…

«Я родился, то шибко кричал, а чтоб до попа не помер, так бабушка Соломонида окрестила меня в хлебной квашонке. А маменька-родитель родила меня, сама не помнила когда. Говорила, что „рожая тебя такой холод забрал, как о Крещении на проруби; не помню, как тебя родила“. А пестовала меня бабка Фёкла — Божья угодница, — как её звали. Я без малого с двух годов помню себя».

Так излагал начало своей жизни Николай Клюев в 1922 году своему близкому другу — Николаю Ильичу Архипову в повествовании «Гагарья судьбина», близком к древнему житию.

Воспоминание о холоде породило сомнения в самой дате рождения Николая, тем паче что он и сам называл свой год появления на свет по-разному — и 1886-й, и 1887-й. Василий Фирсов, петрозаводский прозаик, со ссылкой на «Олонецкие губернские ведомости» утверждал, что «холод… как о Крещении» убеждает в справедливости слов самого Клюева. «Дело было так: 12, 13 и 15 октября стояли довольно сильные морозы, от которых Ундозеро, величиною не больше версты, покрылось льдом. Крестьяне деревни Мошниковской в числе 12 человек, обрадовавшись льду, выехали на озеро ловить рыбу. Ловили они 14 и 15 октября, рыбы попало много. В ночь на 16-е — оттепель, несмотря на это, крестьяне вновь отправились на ловлю, лёд провалился. Несколько человек утонули.

Как известно, Н. Клюев указывал не только другой год рождения (1886 или 1887), но и — нередко — другие числа месяца — 12-е или 13-е. Сильные морозы ударили как раз в эти дни. Добавим также, что в этот период холодная погода была и в 1886 году, а 1884 год по климату был обычным».

Погода на Русском Севере слишком переменчива. Не успеешь порадоваться солнцу, как задует, закружит лютый ветер, а там и мороз ударит — света белого не взвидишь. Ударит — и отойдёт, и снова «климат обычный». А мороз — он и не сутки, а лишь часы стоять может. Так что запомнился тот лютый холод, что наступил в часы появления на свет младенца, в материнском полубеспамятстве.

А дата — дата определена самым надёжным источником.

АРХИВНАЯ ВЫПИСКА Метрической книги Коштугской церкви на 1884 г.

Месяц и день рожд., крещ. 11 октября Имена родившихся Николай Звание, имя, отчество и фамилия родителей Вытегорского уезда, Коштугской волости, полицейский урядник, отставной фельдфебель и какого вероисповедания Алексей Тимофеев Клюев и законная жена его Параскева Дмитриева, оба православного вероисповедания Звание, имя, отчество и фамилия восприемников Коштугской волости фельдшер, запасной медицинский фельдшер Сийской местной команды Иван Агафонов Гусев. Настоятель священник Кирилл Павлов Кьяндский. Исправляющий должность псаломщика Иван Осипов Беляев

Документ преинтереснейший. Прежде всего, речь в нём идёт о дате крещения младенца. В справке из Вологодского архива, которая была вручена в 1970 году петрозаводскому краеведу А. Грунтову, указывается: «В метрических книгах Коштугской церкви Вытегорского уезда за 1884 год значится: Николай, родился 10 октября, Коштугская волость (деревня не указана). Родители: отец — Алексей Тимофеевич, мать — Прасковья Дмитриевна. Справка выдана взамен свидетельства о рождении». Составлена она именно на основании выписки о крещении, а поскольку дата крещения — 11 октября, архивисты решили, что рождение произошло днём раньше.

Не исключено, что так оно и было. Повитуха Соломонида, не уверенная, что младенец выживет в лютый холод, «окрестила» его сама в квашонке. На Русском Севере хранился обряд перепечения — плачущего и болеющего ребёнка трижды засовывали в тёплую русскую печь с присказкой: «Перепекаем подмена, выпекаем русака», после чего ребёнок считается как бы заново родившимся. При этом присутствовал самый маленький ребёнок, способный стоять на ногах. К этому времени в доме уже были два малыша — сестра и брат, трёхлетняя Клавдия и двухлетний Пётр. Он-то, возможно, и присутствовал при обряде. Самая старая женщина должна была, привязав младенца к хлебной лопате, трижды засунуть его в печь, что и досталось Соломониде. Только в печи младенец побывал не на лопате, а в той же квашонке. Для Клюева это крещение имело особый смысл — через погружение во хлеб свершилось его приобщение к плоти Христовой, ибо Христос — «Хлеб жизни» по Евангелию от Иоанна.

А когда опасность миновала и стало ясно, что будет ребёнок жить, понесли его родители в Сретенскую церковь, которая с 1720 года окормляла жителей деревень Коштугского прихода. Окрестили его Николаем — по имени Николы Святоши, первого русского князя, принявшего монашество, постриженного в Киево-Печерской обители, чьи непрестанные труды сопровождались молитвой Иисусовой, стяжавшего дар прозорливости и врачевания.

Этот факт крещения Николая в местной церкви по-своему удивителен, если мы внимательно прислушаемся к его рассказам о «праотцах» и о семье.

* * *

«Душевное слово, как иконную графью, надо в строгости соблюдать, чтобы греха не вышло. Потому пиши, братец, что сказывать буду, без шатания, по-хорошему, на память великомученицы Параскевы, нарицаемой Пятницей, как и мать мою именовали».

Так и записывал «душевное слово» за Николаем Клюевым его «сопостник и сомысленник» Николай Архипов в 1924 году в Петрограде:

«Господи, благослови поведать про деда моего Митрия, как говаривала мне покойная родительница.

Глядит, бывало, мне в межбровья взглядом неколебимым, и весь облик у неё страстотерпный, диавола побеждающий, а на устах речь прелестная:

— В тебе, Николаюшка, аввакумовская слеза горит, пустозёрского пламени искра шает. В вашем колене молитва за Аввакума застольной была и праотческой слыла. Как сквозь сон помню, поскольку ребяческий разум крепок, приходила к нам из Лексинских скитов старица в каптыре, с железной панагией на персях, отца моего Митрия в правоверии утверждать и гостила у нас долго… Вот от этой старицы и живёт памятование, будто род наш от Аввакумова кореня повёлся…

И ещё говорила мне моя родительница не однажды, что дед мой Митрий Андреянович северному Ерусалиму, иже на реце Выге, верным слугой был. Безусым пареньком привозил он с Выгова серебро в Питер начальству в дарево, чтоб военных команд на Выгу не посылали, рублёвских икон не бесчестили и торговать медным и серебряным литьём дозволяли.

Чтил мой дед своего отца (а моего прадеда) Андреяна как выходца и страдальца выгорецкого. Сам же мой дед был древлему благочестию стеной нерушимой.

Выговское серебро ему достаток давало. В дедовском доме было одних окон 52; за домом сад белый, черёмуховый, тыном бревенчатым обведён. Умел дед ублажать голов и губных старост, архиереев и губернаторов, чтоб святоотеческому правилу вольготней было.

С латинской Австрии, с чужедальнего Кавказа и даже от персидских христиан бывали у него гости, молились пред дивными рублёвскими и дионисиевскими образами, писали Золотые Письма к заонежским, печорским и царства Сибирского христианам, укрепляя по всему Северу левитовы правила красоты обихода и того, что учёные люди называют самой тонкой одухотворённой культурой…

Женат мой дед был на Федосье, по прозванию Серых. Кто была моя бабка, от какого кореня истекла, смутно сужу, припоминая причеты моей родительницы, которыми она ублажала кончину своей матери. В этих причетах упоминалось о „белом крепком Нове-городе“, о „боярских хоромах перёныих“, о том, что её

Родитель-матушка не чернавка была дворовая,
Родом-племенем высокая,
На людях была учтивая,
С попами, дьяками была ровнею.
По заветным светлым праздничкам
Хорошо была обряжена,
В шубу штофную галунчату,
В поднизь скатную жемчужную.
Шла по улице боярыней,
А в гостибье государыней.
Во святых была спасёная,
Книжной грамоте учёная…

Что бабка моя была действительно особенная, о том свидетельствовал древний Часовник, которого я неоднократно видел в детстве у своего дяди Ивана Митриевича.

Часовник был узорно украшен и вызолочен с боков. На выходном же листе значилась надпись. Доподлинно я её не помню, а родитель мне её прочитывала, что „книга сия Выгорецкого посельника и страдальца боярина Серых…“»