Вьери Раццини - Современный итальянский детектив. Выпуск 2

• Название: Современный итальянский детектив. Выпуск 2
• Автор: Вьери Раццини
• Издательство: Радуга
• Жанр: Триллер
• Год: 1993
• ISBN: 5-05-004083-3

Второй выпуск современного итальянского детектива включает два психологических романа-триллера. В одном речь идет об убийце-маньяке (повествование построено на фактическом материале); другой посвящен раскрытию загадочного преступления в мире кино.

---

Так или иначе, это был его голос, звучавший, правда, немного безлико из-за многолетней рутины, но все же с характерными приглушенными — или, точнее говоря, запорошенными, шуршащими — нотами, и я удивилась, что не сразу его узнала. Но именно поэтому такое «установление личности» показалось мне слишком прямолинейным, что-то в нем было избыточное, даже смехотворное.

Когда я попыталась понять технику этих предназначенных специально для меня эффектов, меня вновь обуял страх. Из тех, кто видел фильм до конца, именно у Пасты не могло возникнуть с этим никаких осложнений, ему даже не нужен был магнитофон, чтобы воспроизвести свои собственные реплики. Но, судя по звуку, слова Джо все-таки прокручивались в записи, хотя очень качественной, создающей эффект живого голоса. Я сразу отказалась от мысли о студийной пленке, ведь к аппаратуре имел доступ только технический персонал, а у меня не было оснований их подозревать. Я подумала (правда, особой ясности у меня в голове не наблюдалось) о каком-нибудь микроскопическом устройстве, которое с легкостью можно спрятать в тон-зале и подключить к студийному магнитофону, причем на большом расстоянии. Приобрести приемопередатчик или нечто подобное мог каждый — таким образом, я не продвинулась ни на шаг в своих поисках. Мне ничего не оставалось, как следить за Мелоди, Джо и другими персонажами, кольцо за кольцом, вплоть до самой развязки; одно лишь мысленное упоминание этого слова опять вызвало у меня ужас, к которому добавилось нетерпение. Я оделась и выбежала на улицу.

Без грима она снова обрела свою красоту. Мягкие, зачесанные назад волосы, гладкая кожа на лице, совершенные линии скул, продуманные движения кистей рук (применительно к ним так и хочется употребить французское слово «attaches»[14], казалось говорившие о полной внутренней гармонии. Она не старела, просто ей становилось больше лет, а глаза цвета темного янтаря, чей блеск достигал галерки, сейчас были подвижны, полны внимания.

Своим легендарным голосом она говорила именно о том, что сделало его легендарным:

— Ты понимаешь, мне очень хотелось увидеть портрет Эллен Терри, мне был незнаком этот рисунок Бердслея, можешь себе представить, как они его повесили: в темном закоулке вместе с другими карандашными портретами! Я разозлилась, стала отходить то вправо, то влево, чтобы он хотя бы не отсвечивал из-за этой несчастной лампочки — ну прямо как в больничной палате! Там был еще мужчина, который тоже пытался хоть что-нибудь разглядеть, я попросила у него зажигалку, осветила рисунок — точно в склепе… До чего она была похожа, и такой характер… просто замечательно. Конечно же, выполз единственный на всей выставке служитель, и сама понимаешь, что тут началось. С годами мне все труднее сдерживаться, а потом у меня падает давление. — Она помолчала, собираясь с мыслями. — В общем, как говорил Джеймс Мэйсон Джуди Гарланд, в тебе есть то особенное, о чем упоминала Эллен Терри.

Я слушала ее с восторгом, и, думаю, не потому, что она говорила лестные для меня вещи, нет, просто ее уверенный, но легкий тон дал мне возможность в тот момент обо всем забыть; меня очаровывала эта ее манера быстро двигаться по комнате, переставлять какие-то предметы на столе: рамки с фотографиями, книги, сценарии, причем меня ни на секунду не покидала уверенность, что она здесь, совсем рядом со мной. О, если уж моя мама где-то находилась, этого нельзя было не чувствовать, она заполняла собой все, причем мягко, деликатно. Мне кажется, сама она этого даже не замечала.

— Дубляж когда-то играл большую роль и в моей жизни, да-да! Как источник дохода он очень помог выдвинуться. Но нельзя ограничиваться только этим, иначе сойдешь с ума. Время от времени я слышу тебя в фильмах, и мне всегда кажется, что ты мечешь бисер перед свиньями: волшебный, редчайший бисер оказывается в отхожем месте. Ты единственная действительно играешь, единственная понимаешь то, что говоришь. Разумеется, если есть что понимать.

Если есть что понимать! Она права: миллионы реплик — это лишь пустой звук.

— По-твоему, можно умирать от зависти к тому, кто талантливей тебя?

Вопрос, резкий, выпадающий из общего тона, заставил ее сделать паузу.

— Не знаю, только не среди актеров. Одно то, что человек способен сравнивать себя с другими, беря за критерий не деньги или успех, а талант, говорит, как мне кажется, о том, что он сам не лишен таланта. Во всяком случае, он ставит себя на весы, а это уже признак ума. Я, правда, что-то редко встречаюсь с его проявлениями.

— Можно быть умным, но не иметь особого дара и потому сходить с ума от зависти к тому, у кого он есть.

— Надеюсь, ты не завидуешь чужому таланту? У тебя на это нет никаких оснований.

— Я о другом. Если то, что ты говоришь, — правда, кто-то может завидовать мне.

Она помедлила, как бы в нерешительности.

— Пожалуй, ты недостаточно удачлива, чтобы вызывать зависть. Но ты такая молодая! Ты могла бы вернуться к временам Ариэля. Со мной.

— С тобой? На сцене? Да меня никто не заметит!

Она засмеялась.

— Глупости! Возможно, у меня еще остался какой-то шарм, но…

— Ты умеешь искриться, мама, да-да, именно так, и любая актриса, хоть и намного моложе, выглядит рядом с тобой просто убогой.

— Неправда, к тому же с тобой я бы вела себя благородно. — Она запнулась, поняв, что сама себе противоречит. — Я научу тебя кое-каким хитростям, пока они тебе неизвестны, а в остальном у нас не будет проблем. — Она опустилась на уголок дивана. — Иди сюда. Послушай. Тут возникла идея предложить нам с тобой сыграть мать и дочь в одной пьесе, эту комедию уже поставили аналогичным образом в Лондоне и в Берлине, был большой успех, поэтому предполагается, что и у нас она даст хорошие деньги.

— В Лондоне, в Берлине… — пробормотала я. — Очередной дубляж… повторение спектакля.

— О Господи! — Она встала (я взвинтила ее, но я и сама была в таком состоянии). — Ты не понимаешь, что это нужно нам обеим. Тебе необходимо вновь привыкнуть к публике, к реальной публике. Да, теперь такое случается редко, но когда она тебе по-настоящему аплодирует, «вне абонемента», без участия клакеров, то окутывает тебя любовью, придает силы на несколько дней вперед. А мне нужен спектакль, в котором бы чувствовался класс. Бог мой, человек мечтает создать себе блестящий имидж… Видишь, у нас и слова-то для этого нет!

— Почему же нет, мама, возьми словарь и посмотри перевод: изображение, подобие, копия, образец…

— Ну конечно!

— А вот то, что тебе нужно: сценический образ, воплощение.

— Великолепно!

Мы засмеялись. Как было бы замечательно и дальше продолжать шутить, сидя рядышком на большом мягком диване, в этой неповторимой, изысканно обставленной комнате, которая словно создана была для того, чтобы забыть о внешнем мире, за исключением залитого светом сада за окном. Как было бы замечательно, если б я смогла от игры перейти к приведшему меня сюда делу. Эта мысль мучила меня, а мама, все еще сохраняя шутливый тон, сказала:

— Знаешь, как будет называться фильм, где я сейчас снимаюсь? «Джопа, стреляй скорей!» — вот как! А еще мне предложили роль гадалки в новой киноверсии «Кармен», действие происходит на фабрике по производству пармезана и называется «Пармен»…

Я не могла удержаться от смеха. И все же, значит, то леденящее чувство необратимого разложения, которое охватило меня днем, имело под собой основание.

— Ага, сегидилья Пармен, так я понимаю?

— Молодец, схватываешь на лету! А что до зависти, даже если мне хорошо платят за такие картины, то я хочу, чтобы мне не только завидовали, а чтобы еще и уважали.

— Мама, у меня проблемы посерьезней. Знаешь, я хотела бы…

— Ну да, хотела бы, но сейчас… и так далее, и тому подобное, так ведь? В прошлый раз ты говорила то же самое.

— Да нет, в прошлый раз было совсем другое.

— Ну разумеется, был Андреа.

— Опять не то! Все уже шло к разрыву. Если б дело было только в этом!

Она обиженно молчала, и моя тревога опять всколыхнулась. Когда я пришла, она мне обрадовалась, назвала детским прозвищем «Стебелек» и буквально за две минуты соорудила великолепный стол. Я отведала сливочного мороженого и незаметно взглянула на часы: вечно у меня времени в обрез!

— Мы поговорим об этом в спокойной обстановке, честное слово.

— Когда?

— Думаю, все разрешится очень быстро.

Однако я не могла ей сказать, что не знаю, каким образом все разрешится и с какими потерями.

— Так, значит, до тебя все-таки дошли мои послания?!

Слова Федерико обрушились на меня из домофона и отдались в ушах неимоверным скрежетом.

Я поняла, что чем труднее мне относиться к происходящему с юмором, тем больше самые невинные слова окружающих приобретают для меня какой-то горьковато-острый привкус, наподобие блюд из соседнего китайского ресторана.