Елена Холмогорова - Вице-император (Лорис-Меликов)

• Название: Вице-император (Лорис-Меликов)
• Автор: Елена Холмогорова
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-7632-0782-3

Роман Е. Холмогоровой и М. Холмогорова «Вице-император», повествует о жизни видного русского военачальника и государственного деятеля эпохи Александра II Михаила Тариеловича Лорис-Меликова (1825-1888). Его «диктатура сердца», блистательная и краткая, предоставила России последний шанс мирным путем, без потрясений перейти к цивилизованному демократическому правлению. Роман «Вице-император» печатается впервые.

Холмогорова Елена Сергеевна родилась в Москве 26 августа 1952 года. Прозаик, эссеист. По образованию историк. Выпустила две книги — «Улица Чехова, 12» (серия «Биография московского дома») о герое Отечественной войны 1812 года декабристе генерале М. Ф. Орлове и «Великодушный русский воин», которая посвящена также герою Двенадцатого года генералу Н. Н. Раевскому. Холмогоров Михаил Константинович родился 7 апреля 1942 года в Москве. Прозаик. Окончил факультет литературы и русского языка МГПИ им. В. И. Ленина. Автор книг «Ждите гостя» (М.,1985), «Напрасный дар» (М., 1989), «Авелева печать» (М., 1995). В последние годы опубликовал в журналах несколько рассказов и эссе о литературе.

---

Измаил-паша тоже не решался напасть на Эриванский отряд и вторгнуться в пределы Российской империи. Правда, здесь были свои причины – соперничество главнокомандующего и бывшего губернатора Эрзерума на поле интриг перед стамбульским престолом довело их до такой острой взаимной вражды, что им уже не до судеб Турции.

Впрочем, в Тифлисе, в ставке Главнокомандующего Кавказской армией тоже было не до судеб России. Война вроде как поутихла, из глубины России пошли наконец эшелоны с подкреплением, явно недостаточным, чтобы вести наступательные действия, но для передышки в активной обороне, которую Действующий корпус держал вдоль границы, вполне могло бы хватить, если б не бесконечные болезни самарских гренадеров. Кавказский воздух, он ведь не повсеместно целебный, где-то и гибельный для русского солдата, привыкшего к холодному, но сухому климату. Простуда, лихорадка валила с ног здоровенных, выносливых мужиков, так что пустяковый вроде переход от Тифлиса, где кончалась тогда железная дорога, до Эривани или Александрополя каждая часть одолевала едва ли не в половинном составе. Требования же командующего корпусом прислать привычные к сюрпризам местной природы полки с Кавказа Тифлис долго оставлял без внимания. У него свои игры. Полоса затишья на фронте – прекрасное время для всякого рода интриг в безопасном тылу при дворе августейшего наместника. Оттуда поползли настойчивые слухи, будто главнокомандующий склоняется к великой стратегической идее превратить в Действующий корпус Эриванский отряд, куда и будут направлены ожидающиеся из Москвы гренадеры.

Генерал Девель, который после Ардагана не отважился ни на одно сколько-нибудь серьезное дело, немедленно напросился к Тергукасову и уже исхлопотал от великого князя Михаила приказ переходить со своим отрядом в расположение Эриванского, давно требовавшего подкреплений. Снимать целый отряд с Ардагана, где он был хоть и пассивной, но постоянной угрозой тылам Мухтара-паши, было жалко, однако ж и Тергукасова оставлять перед полчищами Измаила-паши без поддержки значило погубить Эриванский отряд.

Но чтобы превращать его в корпус? Ни сам Тергукасов, ни Лорис-Меликов в планы эти великих тифлисских стратегов не посвящались, хотя сплетни, исходившие из Главной квартиры Кавказской армии, попортили нервы обоим.

В Главной императорской квартире на Балканах тоже не знали о хитросплетениях и тайнах Мадридского двора при тифлисском наместнике, но военный министр Милютин чувствовал, что на Азиатском театре творится что-то неладное. Он ни на грош не верил ни главнокомандующему на Кавказе, ни его помощнику генерал-адъютанту князю Святополк-Мирскому. Их депеши свидетельствовали об элементарной трусости обоих военачальников, больше пекущихся о самосохранении, чем о решительных действиях. Великий князь, не сумевший толком распорядиться 200-тысячной армией, шлет панические телеграммы с требованием новых войск, и теперь приходится уступать ему и отправлять готовые дивизии не в Болгарию, где так жарко, а в кавказскую прорву. И еще большой вопрос, не сгубит ли штаб Кавказской армии понапрасну и эти войска.

11 июля в Белу, где располагался император со свитой, прибыл фельдъегерь с Кавказа с письмом великого князя Михаила Николаевича Александру II. Главнокомандующий Кавказской армией, объясняя неблагоприятный оборот дел на Азиатском театре, снова жаловался на недостаточность войск, малярию в Рионском отряде и прочее, давно всеми слышанное. Оправдывая свой отъезд из Действующего корпуса, августейший генерал-фельдцейхмейстер выставлял разные неудобства и невыгоды своего личного пребывания в войсках. Хороший намек братьям, только мешающим собственным генералам вести войну на Балканах.

Письмо это поселило неясную тревогу в душе военного министра, и после недолгих, но тягостных раздумий Дмитрий Алексеевич решил командировать на Кавказ генерал-лейтенанта, профессора академии Генерального штаба Николая Николаевича Обручева, хотя толковый этот генерал, стратег и мыслитель, крайне был необходим здесь, в Болгарии.

Наставляя своего представителя, наделенного широкими полномочиями, Милютин заметил:

– Не стесняйтесь, пожалуйста, высокого положения кавказского главнокомандующего. Он труслив и бесхарактерен, его окружение ловко пользуется этим и играет им, как куклой. Но пуще всего великий князь боится прогневить брата своего императора, а ваши полномочия позволяют вам прибегать к этой угрозе.

Главнокомандующего в Тифлисе Обручев не застал. Его императорское высочество вместе с великой княгиней Ольгой Федоровной изволили отдыхать на водах. Всем и всеми в Главной квартире Кавказской армии управлял генерал-адъютант князь Дмитрий Иванович Святополк-Мирский. В отличие от младшего своего брата, азартно воюющего на каменистых дорогах Болгарии, этот воин с большим мастерством и ловкостью одерживал победы на дорогах ковровых.

Николай Николаевич был немало наслышан о подвигах этого рода, но князя Мирского он видел впервые, и впечатление от великолепно воспитанного и остроумного генерал-адъютанта поначалу складывалось весьма благоприятное. Правда, в вопросах сугубо военных Дмитрий Иванович был нетверд, но каждый раз он умудрялся как-то так изящно и непринужденно повернуть трудный разговор, что экзаменатор невольно сам отвечал на свой же вопрос. Да тут Обручева не проведешь, профессор и не таких видывал за свою академическую карьеру.

На третий день пребывания в Тифлисе Обручев почувствовал себя в положении Хлестакова, к которому потянулись чиновники с ябедами и ходатайствами. Бог ты мой! Да тут какой-то змеиный клубок взаимной ненависти, интриг, русская партия, армянская, грузинская, польская… Партии – тыловые. На поле боя как-то не до счетов по этому пункту, и люди ценятся несколько иными мерами. Здесь же, вдали от пуль и снарядов, битвы за будущие ордена и чины идут нешуточные и уже есть жертвы. Одного из заместителей начальника штаба Кавказской армии полковника Сугробова, перепутавшего партии и примкнувшего не к той, которую в тот момент поддерживал его начальник, хватил апоплексический удар. Вновь образовавшаяся вакансия вызвала большой переполох в адъютантской наместника, и Обручев, незадолго до войны ознакомившийся с теорией Дарвина, мог наблюдать воочию самую настоящую борьбу видов.

Князь Мирский только тем и занят, что сталкивает лбами генералов, высекая искры и раздувая пожар, в котором ему приятно, видите ли, руки погреть. В штабе армии полная неразбериха. Его начальника генерал-майора Павлова Обручев полагал за человека толкового и добросовестного. Платон же Петрович сам по уши влез во все эти дрязги и совсем голову потерял. Только и способен оказался держать нос по ветру и внимать всякого рода советникам главнокомандующего из иностранцев – то французского генерала графа де Курси, то австрияка Витгенштейна. Своим тут не доверяли.

С головой, распухшей от чужих склок, Обручев отправился в Баш-Кадыкляр, в корпусную квартиру. Ничего хорошего он от этой поездки не ждал – те же небось ябеды и обиды, те же живые картинки к монографии Дарвина о происхождении видов… Однако ж командующий корпусом удивил стойким – по крайней мере во внешнем проявлении – равнодушием к закулисной вокруг своей персоны тифлисской возне.

Ему было не до того. Интендантские службы не обеспечили корпус походными пекарнями, в близлежащих деревнях ни мельниц, ни пекарен тоже не было, а сухари – что ж сухари? Пища сытная, да не так чтобы полезная. Армию стал истязать сухарный понос, дизентерия… От генерал-адъютанта подвигов ждут, а ему приходится правильную ассенизацию военного лагеря организовывать, следить, чтобы нижние чины зеленых яблок не налопались, чтоб фрукты, потребляемые в несметных количествах, мыли перед едой, и издавать по этому поводу строжайшие приказы по корпусу.

Другой заботой Лорис-Меликова была демонстрация отсутствующей у него силы перед лицом Мухтара-паши. Он был изобретателен по этой части, хотя с большим простодушием признался Обручеву, что чувствует недостаток штабного образования: когда он в прошлую войну был полковником и командовал сотнями охотников, было как-то легче. Одного здравого смысла и боевой смелости для командования целым корпусом явно недостаточно. А тут еще собственный начальник штаба сказался больным и отпросился в отпуск. Пользы от него было немного, но остаться вообще без начальника штаба как-то неловко. Кого бы Николай Николаевич порекомендовал на эту должность?

Обручев знал немногих кавказских штаб-офицеров и генералов – лишь тех из их числа, кто прошел курс в академии Генштаба. В Тифлисе ему попалось на глаза представление к чину генерал-майора полковника Гурчина, на которого он еще года три назад обратил внимание, когда тот был слушателем академии. Очень толковый офицер с задатками отличного стратега – широкий кругозор, воображение и при всем том тщательность в мелочах. Лорис-Меликов видел Витольда Викентьевича в деле. В деле Гурчин был смел, но не отчаянно, а расчетливо и хладнокровно. Пожалуй, лучшего начальника штаба и не найти.