Елена Холмогорова - Вице-император (Лорис-Меликов)

• Название: Вице-император (Лорис-Меликов)
• Автор: Елена Холмогорова
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-7632-0782-3

Роман Е. Холмогоровой и М. Холмогорова «Вице-император», повествует о жизни видного русского военачальника и государственного деятеля эпохи Александра II Михаила Тариеловича Лорис-Меликова (1825-1888). Его «диктатура сердца», блистательная и краткая, предоставила России последний шанс мирным путем, без потрясений перейти к цивилизованному демократическому правлению. Роман «Вице-император» печатается впервые.

Холмогорова Елена Сергеевна родилась в Москве 26 августа 1952 года. Прозаик, эссеист. По образованию историк. Выпустила две книги — «Улица Чехова, 12» (серия «Биография московского дома») о герое Отечественной войны 1812 года декабристе генерале М. Ф. Орлове и «Великодушный русский воин», которая посвящена также герою Двенадцатого года генералу Н. Н. Раевскому. Холмогоров Михаил Константинович родился 7 апреля 1942 года в Москве. Прозаик. Окончил факультет литературы и русского языка МГПИ им. В. И. Ленина. Автор книг «Ждите гостя» (М.,1985), «Напрасный дар» (М., 1989), «Авелева печать» (М., 1995). В последние годы опубликовал в журналах несколько рассказов и эссе о литературе.

---

Составление бумаг только на первых порах было скучным. Статский советник Щербинин, опытный канцелярист и знаток российского законодательства, подсказал ему, где искать соответствующие параграфы уложений, циркуляров и проч. для обоснования требований наместника.

Письмо получилось длинным, занудным, но весьма ловко и убедительно аргументированным. Адъютант Воронцова штабс-ротмистр князь Александр Дондуков-Корсаков, прочитав канцелярский опус Лорис-Меликова, напрочь забраковал его.

– Видишь ли, – поучал адъютант, – у тебя все изложено хорошо и логично. Но Петербург логикой не прошибешь. Они верят параграфу, а не здравому смыслу, а у тебя параграфы эти как бы дело второстепенное. И еще: ты тут накатал шесть страниц! Это что же – действительному тайному советнику столько читать? Да побойся Бога! Ему эти буквы складывать – казнь египетская. Министру надо писать кратко и элегантно. Все остальное – в приложении, тоже кратком и элегантном, но и не худо дать понять, что мы тут, в кавказской глуши, тоже не лыком шиты и законы империи знаем.

Дондуков-Корсаков лишь недавно был приближен к его светлости Михаилу Семеновичу, его еще распирала гордость, а поскольку малый он был добрый, с новичком держался не высокомерно, а щедро. Годами Александр немного старше Лорис-Меликова, так что отношения у них установились вполне дружеские. И нередко поучения от старшего товарища Мишель – так поручика звали в адъютантской и канцелярии – получал не в одном лишь дворце наместника, а за бутылочкой кахетинского в ближайшей кофейне на Головинском проспекте. Тут князь Александр был откровеннее и ироничнее.

– Когда ты пишешь министру, помни, что это не столько полный статский генерал, сколько светский человек и старый приятель Михаила Семеновича. Поэтому никогда ничего не проси. Ставь перед необходимостью. Вот, мол, так сложилось, что впредь надо все делать по-нашему, край Кавказский исключительный, до конца не замиренный, надо считаться. Да, а писать надо крупными буквами. Письма по особо важным делам передаются императору. Его величество не любит затруднять свое зрение.

Легкий испуг ожег поручика. Он как-то не слыхивал, чтоб в разговорах о царе допускалась хоть тень насмешки. Позже он поймет, что таково отношение к императору самого наместника, и переимчивый Дондуков-Корсаков просто-напросто копирует светлейшего князя. Лорис-Меликов не заметит, когда и сам перейдет эту грань в верноподданнических чувствах своих и в мыслях – только в мыслях! – станет общаться с императором как личностью отсталой и недалекой.

Вообще здесь, на Кавказе, Лорис-Меликов, привыкший за четыре года службы держать себя по гвардейской струнке, будто бы приказ «Вольно!» получил. Главнокомандующий Кавказской армией фельдмаршал князь Воронцов, как оказалось, терпеть не мог парадов, смотров, разводов и прочей мучительной показухи Насмешки над гвардией и ее шефом великим князем Михаилом Павловичем почитались в Тифлисе хорошим тоном. Собственно, тема эта – неукротимое солдафонство младшего брата его величества – и сблизила Лориса с Дондуковым-Корсаковым и ликвидировала их пятилетнюю разницу в годах, да и в чине тоже.

В молодом князе не утихла еще острая ненависть к Михаилу Павловичу. Сын попечителя Петербургского учебного округа, он по настоянию отца поступил на военную службу, о которой мечтал с детства, лишь после окончания университета. Чтобы попасть в гвардию, да еще офицером, следовало бы вновь сесть за парту в Пажеском корпусе, Школе гвардейских подпрапорщиков или Дворянском полку. Нет, это после четырехлетнего курса на юридическом факультете было бы слишком, и Александр поступил юнкером в кирасирский его императорского высочества цесаревича полк, всеми именуемый Гатчинским. Полк был армейский, но числился в гвардейском корпусе, а значит, участвовал во всех царских военных играх в Красном Селе, так что муштра здесь была умопомрачительная. Лорис-Меликову не надо много о том рассказывать, он хорошо знал Гатчинский полк – туда из Школы выпускали за очевидные неуспехи в науках. Сашка Нарышкин, оставшийся на второй год в последнем классе, загремел именно в гатчинские кирасиры. А когда-то туда же за буйный нрав и опять-таки неуспехи в науках угодил князь Александр Барятинский – самый молодой и отважный генерал на Кавказе.

Юнкера из университетских выпускников производились в офицеры через три месяца службы. Дондуков-Корсаков из кожи лез и заслужил наконец благорасположение сурового полкового командира генерала Арапова, который три раза представлял юнкера на смотру для производства в корнеты. И все три раза командующий гвардейским корпусом великий князь, посмотрев на Александра, отставлял его от смотра со словами: «А-а, стю-у-дент. Рано еще, пусть подождет». И тянул несчастный студент юнкерскую лямку аж четырнадцать месяцев.

На Кавказ Дондукова-Корсакова Михаил Павлович тоже долго не отпускал. «Нечего там шалаберничать», – говаривал он и рвал с остервенением рапорт в клочья. После четвертого рапорта снизошел, издав приказ о переводе «с отчислением от кавалерии», то есть без производства в следующий чин.

И здесь, в Тифлисе, новые друзья долго тешили друг друга анекдотами о тупом августейшем самодуре, который, доведя гвардейский корпус до абсолютной непригодности к военным действиям, считал его образцовым. Дондуков-Корсаков, уже немало побывавший в делах и раненный в знаменитом Даргинском сражении, без шуток советовал Михаилу как можно скорее забыть все, чему учили в гвардии.

Довольно долго князь Воронцов держал офицера по особым поручениям Лорис-Меликова на известной дистанции, не очень подпуская к собственной персоне. Поручик получал задания через адъютантов и того же Щербинина. Но пристальный, испытующий взгляд наместника чуткий и нервный Лорис-Меликов ощущал весьма явственно. Так что кавказская вольность не так уж была и вольна, тревога и некоторая настороженность довольно долго не оставляли его.

Князь был чрезвычайно мил и любезен в общении, он очаровывал каждого, переступившего порог его кабинета. Но люди, близкие к наместнику, хорошо знали цену этой любезности. Сидит в приемной чиновник, вызванный к высокому начальству по чьей-то жалобе, дрожит от страха, но вот он входит к Михаилу Семеновичу, встречает весьма добродушную улыбку, подробные расспросы о семье, разговор незаметно перетекает в деловой, князь становится еще внимательнее, еще любезнее, и посетитель уходит, растроганный до слез и уверенный в том, что сумел-таки охмурить самого наместника, как прежде охмурял его предшественников.

А Михаил Семенович, выпроводив гостя, резюмирует:

– Прохвост! Немедленно под суд.

Совершенно неожиданно в новой службе гораздо больше, чем науки из гвардейской Школы, понадобились полузабытые знания из Лазаревского института восточных языков, хотя их пришлось, конечно, пополнять и стряхнуть пыль с учебников турецкого, арабского и фарси. К нему поступали жалобы, прошения, фантастические проекты обустройства гражданской жизни местного населения и от христианских, и от мусульманских князей Кавказского края. Поручик, сам того пока не замечая, становился больше политиком, чем военным. Во дворце наместника главной заботой была не война с непокоренными горцами, а налаживание мирной жизни. Дело среди пестрых, вечно друг с другом то враждующих, то замиряющихся царьков, беков, ханов, беев, властвующих кто целым племенем, а кто одним аулом, немыслимо трудное и требующее немалой изощренности в интригах.

Князь Воронцов обладал недюжинной интуицией в этих вопросах. Он тонко чувствовал, кто из местных феодалов и в каких пределах обладает влиянием на своих и даже чужих подданных, кого следует принять, а кого удостоить вежливым ответом. Постепенно и Лорис-Меликов стал разбираться в хитросплетениях разнородных интересов полудиких племенных вождей.

Вечерами после трудов праведных они с Александром – предводителем тифлисских лоботрясов – весело и беззаботно проводили время в кутежах на Эриванской площади – то в духане или кофейне, а то просто распивая кахетинское, купленное в ближайшей лавке, на бревнах, сложенных на той же площади. Тифлис при Воронцове быстрыми темпами отстраивался и расставался с милыми чертами азиатского города. И центральная площадь города на многие годы превратилась в склад разнородных строительных материалов. Она и сама обустраивалась – наместник повелел выстроить на Эриванской площади театр. Контур здания уже обозначился, вот-вот падут леса, и шедевр архитектуры предстанет во всем своем блеске.

Дома Михаилу крепко доставалось от Юрия Ахвердова – двоюродного брата, окончившего медицинский факультет в Московском университете и теперь успешно практикующего.

– Мико, – выговаривал Юрий, – меня беспокоит твое будущее. Ты такой умница, такой толковый человек, но ведь ты совершенный невежда.