Ибрагим Аль-Куни - Бесы пустыни

• Название: Бесы пустыни
• Автор: Ибрагим Аль-Куни
• Издательство: Библос консалтинг
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91501-018-4

Роман «Бесы пустыни» (название оригинала «Аль-Маджус») — одно из самых известных произведений ливийского писателя Ибрагима аль-Куни, лауреата многочисленных арабских и международных литературных премий.

В романе представлена эпическая картина жизни людей Сахары — Великой пустыни, где переплелись древние сказания, мудрые изречения далёких предков, устремления ныне живущих, из которых одни ищут Бога, а другие одержимы низменными страстями и вечной погоней за золотом и властью. Это книга о попытках вернуть потерянный рай через создание земного города счастья.

---

Гость повернул свое лицо в сторону шейха. В это мгновение хозяин узрел в его взгляде немую мольбу.

Тишина воцарилась на равнине.

Из далекого Вау доносился тонкий и печальный, прерывистый голос, похожий на плач.

4

Пир продолжался несколько недель.

Скот продолжали закалывать без конца, готовили угощения, в небо над равниной подымались клубами дымы, запахи пряностей, трав и корений неслись по округе. Вновь созданный оазис превращался в место паломничества пастухов, купцов, странников. Внутри, за городскими стенами, по вечерам, на посиделках били барабаны, заливисто кричали женщины, под их клекот путешественники-кочевники пели старинные песни об утраченном Вау, открыто делясь со всеми своей глубокой, давней тоской по неведомой тайне, которой они лишились после того, как легендарный предок был изгнан из исчезнувшего навсегда оазиса. И как это водится во дни празднеств, радости, свадеб и веселья, находятся любопытные, непрошеные гости, кто заденет соблазнительную беседу, на приятную для всех тему, что превратится в легенду и завладеет потом всеми жителями становища в пору одиночества, тишины, неудач и разочарований, которыми народ обычно живет после всякого всплеска веселья. У этой общины любопытных и профессиональных рассказчиков не мелькнуло сомнения в том, что ожидаемая напоследок добыча на свадебном пиршестве Вау будет больше всех рассказов и сказок, с которыми они обычно покидали все долгие свадьбы и молодежные празднества соблазнов, чему многократно была равнина свидетельницей в своей истории, просто потому что они привыкли закладывать главную выручку размером со свадьбу напоследок.

Не промахнулись они в своих расчетах и на этот раз. Наряду с десятками диковинок и новинок в области любви, влюбленности, ухаживания, стихотворчества, осмеяния и прославления кого-то и многократных уловок, с которыми молодые девушки на этих посиделках ловили благородных всадников, шевеливших мозгами всегда медленнее, чем конечностями, наряду с новыми поэмами, сложенными неизвестными поэтами, отказавшимися назвать себя по имени, так вот, наряду со всем этим равнина получила легенду о ключе!

Дервиш был первым, кто запустил историю в обращение. Он явился на встречу певиц незадолго до начала танцев и сообщил поэтессе, что султан повесил волшебный ключ на золотой цепи себе на шею. И сказал также, что золотой этот ключ как раз от кладовок Вау. Анай получил его в подарок от Урага, когда уже отчаялся вызволить мать-столицу Томбукту из власти магов в несчастном оазисе, и он послал его к брату в Азгер благословить новую его резиденцию и отвратить беду от нового Томбукту. И чтобы подтвердить эту роль ключа, как дурного предзнаменования, Муса указал смеясь на ожерелье из амулетов, запрятанное в газелью кожу, которой султан обвернул золотую цепь. Дервиш также поведал, ссылаясь на слуг из свиты приближенных, что сокровища спрятаны в медных сундуках в подземном коридоре. Купцы эту басню подхватили и пошли со своими караванами во все четыре стороны света. А жители равнины с удовольствием повторяли эту легенду — надо же как-то убить время в пустыне и утолить уныние и любопытство. Однако купцы, особенно купцы, находящиеся на грани банкротства и обложенные заговорами соперников, вроде хаджи аль-Беккая, то ключ их задел за живое. Беккая он довел до того, что тот три ночи подряд мучился бессонницей. Он этим не ограничился, но осмелился потребовать срочной аудиенции у султана. Султан, конечно, извинился, принять, мол, не может, отговоркой, в основном, служила занятость делами по обустройству празднества и торжественному освящению нового оазиса, чем зажег новое пламя в воображении аль-Беккая и еще один огонек в его душе. В течение последних лет он постоянно пытался заполучить удачу в заключении торговых сделок, чтобы встать, наконец, на ноги вновь — после того мучительного удара, что нанесли ему соперники-завистники.

Вполне естественно, что на такую новость могут клюнуть торговые люди, вроде аль-Беккая. Не удержался, обнажил свой срам, разрыдался в конце концов у него на груди, но что самое отвратительное во всей ситуации, стал унижаться и заискивать, чтобы тот вмешался и нашел ему выход. Однако Анай в те дни был занят, отговорился строительными работами в городе и полной невозможности выделить требуемое количество золотого песка, дабы сохранить честь и достоинство Беккая перед его недоброжелателями в Гадамесе. Ограничился лишь тем, что подбодрил его и посоветовал проявить терпение: даст бог, придет удача вместе с поставками, которые ожидаются из Томбукту-матери. А он, мол, как друг, должен понять султана в том, что тот устроил небольшой резерв золотого песка, чтобы гарантировать себя и других от пертурбаций времени, отложил денег на черный день. Однако тот, как купец прогоревший, никак не хотел униматься, все вымаливал свое, надеясь разжалобить сердце султана, заполучить-таки материальную поддержку.

Вождь не принимал участия в городском празднестве. Пребывал все время у себя дома или просиживал часы в западных вади. Новости о заветном ключе, конечно, дошли и до него. Шейх Бахи заболел лихорадкой, и он пошел его проведать. Там он встретил именитых людей племени и долгожителей, в их числе старика Беккая. Они долго беседовали о неурожае, южном ветре, лихорадочном недуге, однако все избегали говорить о Вау — так чтобы разговор не привел их, не дай бог, к этой истории со вновь сотворенным ключом из проклятого металла.

5

Спустя два дня после исчезновения Идкирана вождь встретил людей султана.

Он увидел, как они рассыпались по склону Идинана и перекликиваются вокруг отверстия, ведущего в пещеру, которую избрал незнакомый пришелец своим убежищем, пока находился на равнине. Они искали следы у подножья горы, осматривали пространство к северо-востоку от горы, но новая волна ветра стерла все следы вокруг, и они надумали продолжить поиски в доме шейха. Разделились на две группы. Группа из трех человек скрылась за горой, чтобы обыскать северный и западный склоны, а вторая группа спустилась к дому шейха. В ней тоже было трое мужчин: негр-охранник и глава охраны, возглавляемые шедшим впереди судьей-кади аш-Шанкыты-баба.

В сумерках остановились они перед домом. Сахара грозила новой волной южного, над горизонтом спустилась тьма.

— Да извинит нас милостивый шейх, — заговорил стоявший впереди кади, — если мы нарушим его покой, наводя справку о его соседе — маге.

— Вы все — мои соседи. Сахара тоже мне соседка. Однако до сего дня не встречал еще никого, кто бы поинтересовался у меня судьбой этой несчастной.

Кади обменялся с начальником охраны многозначительным взглядом, прежде чем сказать:

— Несколько мне известно, твоя несчастная соседка ни одной твари по сей день про тайны свои не рассказывала — не то, что другой твой сосед, маг.

— Тайны? Ее тайны…

— Следовало бы знать нашему почтенному шейху, — оборвал его судья, — и не терять из памяти, что у этой несчастной Сахары уши есть слышать и глаза — чтобы видеть…

И он издал короткий сдавленный смешок.

Вождь улыбнулся, помедлил немного, прежде чем снисходительно ответить на вызов:

— Вот уж в этом я никогда ни минуты не сомневался, господин мой кади. Я всегда так считал, когда нам надо было аят истолковать, в случае, если мы твоему мудрому слову хотели придать истинный вес, так мы говорили: у глухого — уши, словят шепот в тишине Сахары. А у слепого — глаза, и призраков разглядят, которых мираж на пустом горизонте нарисует. А уж что говорить о шпионах султана — они так слухом и зрением наслаждаются, что никакая мера, никакой опыт их не остановят!..

— Я прошу прощения, если вождь узрел в нашем визите неприятность, нарушившую его уединение. Мы пришли с намерением справиться о мошеннике, потому что он ближе других людей находился к месту расположения дома твоего — в пещере. И да простит нам великодушно вождь, если мы позволили неверно употребить выражение, назвав это слово: «сосед».

— Не то плохо, что слово «сосед» употребили. А плохо то, что нынче вы чужеземца в моем доме ищете, после того как он годы на равнине этой прожил.

— Прощения просим. В вопросе есть что неприятное?

— Да не касается это меня. Может, он прожил там в горах долго, сокровища да клады искал, а, может, сбежал вовсе!

— Сбежал?

— А почему сбежать не мог? Если он прорицателем был настоящим, нетрудно ему было узнать о намерениях султана.

Кади опять обменялся взглядом со своим спутником, прежде чем заговорить:

— Вот ты признаешься, что он — прорицатель. На равнине всем известно, что он кладоискатель отчаянный, все мнимые сокровища ищет…

— Ну и что, если я знаю, что он ясновидец? Что в том дурного? Он действительно мне этот секрет открыл, но я в этом его признании не вижу ни для кого какого-либо злого умысла. Я многих кади встречал в своей жизни, но более странного вопроса еще не слышал…