Виктор Кондратенко - Внимание: «Молния!»

• Название: Внимание: «Молния!»
• Автор: Виктор Кондратенко
• Издательство: Издательство художественной литературы "Дніпро"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1986
• ISBN: К(4702010200-134)/М205(04)-86)134.86

В повествовании о грандиозной битве на Днепре в центре внимания писателя оказался образ прославленного советского полководца Николая Федоровича Ватутина. Однако перед нами встает обаятельный живой человек с присущими ему болями, сомнениями, тревогами. Ибо бывший фронтовик В. Кондратенко, лично знавший Ватутина, поставил перед собой цель не сочинить слащавый панегирик освободителю столицы Украины, а создать глубоко психологический портрет советского военачальника младшей генерации.

«Каким же путем развить атаку и протаранить дьявольскую полосу обороны с ее укрепленными высотками, траншеями, бетонными колпаками и заминированными лесными завалами? — мучительно размышлял командующий фронтом. — Вводить в бой главные силы или не вводить?» Ведь по утвержденному Ставкой плану боевой операции танковую армию и кавалерийский корпус, находящиеся в резерве, он должен был ввести только и только в прорыв. Но прорыва, несмотря на все усилия наступающих войск, пока не было. И вполне может случиться, что главные силы увязнут в боях местного значения и через день-другой просто нечем будет выйти на оперативный простор, как это недавно случилось на Букринском плацдарме.

В минуту высочайшего нервного напряжения разведка доносит: Манштейн срочно выводит танковые дивизии из Букринской излучины, а к Бердичеву из рейха спешно движутся эшелоны с «тиграми» и «пантерами». Яснее ясного: не завтра, так послезавтра все это «зверье» появится на Лютежском плацдарме и тогда... Что произойдет тогда, Ватутин прекрасно понимал. И, чтобы не допустить нового Букрина, он нашел в себе смелость пойти на величайший риск — вопреки указанию Ставки, принял решение немедленно кинуть в бой танковую армию генерала Рыбалко.

Многодневная битва за Киев является кульминацией повествования Виктора Кондратенко. И не столько потому, что она знаменовала собой начало изгнания гитлеровских захватчиков со всей Правобережной Украины, а преимущественно потому, что эта боевая операция стала своеобразным венцом стратегического дарования Николая Федоровича Ватутина, в ней молодой советский полководец наиболее искусно и убедительно переиграл хваленого фашистского кумира, мастера маневренной обороны барона фон Манштейна.

Правда, был в этом сражении момент, когда оказались исчерпанными все наступательные возможности и перед войсками фронта реально замаячил призрак нового Букрина. Но в том и состояло величие Ватутина, что он сумел сплотить возле себя таких выдающихся боевых соратников, как генералы Гречко, Иванов, Москаленко, Черняховский, Рыбалко, Трофименко, Жмаченко, Епишев, Крайнюков, Кравченко, Шатилов. Именно они в критическую минуту нашли оригинальное, обеспечившее успех решение — впервые в истории войн было предложено предпринять ночную танковую атаку с освещением местности прожекторами, фарами, ракетами.

«Свет — наше оружие, — заключил генерал Ватутин. — Мы должны обрушиться на фашистов, подобно молнии в ночном мраке. Поэтому условным сигналом к решающей судьбу Киева атаке, у нас будет: м о л н и я!..»

---

— Фон Шелл — новобранец, господин фельдмаршал, но особый и счастливый. Встал из кресла, покинул в тылу кабинет — взамен получил дивизию. — И Шульц-Бюттгер побежал на радиостанцию. Появился он совершенно расстроенным. — Штаб фон Шелла больше не существует. Неожиданная встреча с советскими танками и полный разгром. Фон Шелл пешком пришел на КП Балька. Необстрелянная двадцать пятая танковая дивизия понесла значительные потери и, пожалуй, на две-три недели вышла из строя.

— У Шелла шок... Надо выяснить, продвигаются ли советские танки дальше. Мы имеем возможность устроить им западню.

— Нет, они остановились.

Манштейн вдавил окурок сигары в хрустальную пепельницу.

— Господа, совесть не позволяет мне терпеть на посту командира дивизии такую бездарную тыловую крысу.

— Сейчас фон Шелла легко отстранить от должности, — начал осторожно Буссе. — Но надо ли так поступать сгоряча, не выяснив всех обстоятельств ночного боя? Да к тому же встречного, самого тяжелого. Тень падает и на испытанные передовые войска, которые позволили советским танкам незаметно проскользнуть в наш тыл. К тому же командующий армией Раус приказал совершить такой быстрый марш к Фастову, который для недавно сформированных частей просто пагубный. Я советую не спешить. Фон Шелл — большой приятель Гудериана, он в дружеских отношениях с Гиммлером. Надо ли нам вступать в конфликт с этими влиятельными лицами?

— Я не вижу другого выхода...

— А выход есть. Создать новый штаб дивизии из наших опытных офицеров. Я убежден: фон Шелл не станет мешать его распоряжениям.

— Пожалуй, вы правы... С этим можно согласиться. — Позванивая шпорами, Манштейн стал прохаживаться вдоль настенной карты. — Проклятая ночь, она подарила нам ящик Пандоры. Придется повременить с «Тигровым прыжком». Подойдут еще свежие силы, и мы подготовим контрудар самым тщательным образом. — Звонко звякнув шпорами, он остановился и, окинув взглядом карту, сказал: — Крохотный плацдармик у села Новые Петровцы превратился в стратегический, и, не скрывая своей цели, большевики по радио заявили на весь мир, что он дает им возможность изгнать нас из Правобережной Украины. — Он еще звонче звякнул шпорами. — Нет, господа, предчувствие меня не обманывает, вернее, строгий расчет и анализ обстановки подсказывают: на Днепре пальма победы будет в наших руках.

12

Фронтовые синоптики предсказали Ватутину не совсем обычную зиму на Украине. Такую, какая приходит в здешние края только раз в сто лет: с теплыми южными ветрами, с дождями и мокрым снегом. Реки рано взбухнут и разольются. Оживут ручьи и наполнят каждый овражек водой. Распутица расквасит дороги и превратит в полях благодатный чернозем в непролазную грязь, в черное цепкое месиво. Ватутин не только думал, но уже с карандашом в руках подсчитывал, какой труд придется затратить члену Военного совета фронта по материальному обеспечению Никифору Тимофеевичу Кальченко и всем его подчиненным, чтобы своевременно обеспечить за Днепром войска фронта всем необходимым для продолжения гигантской битвы. Подсчитывая количество необходимых боеприпасов, горючего и продовольствия, он изредка посматривал на сурово-озабоченное лицо Кальченко. В душе он уважал этого распорядительного, с особой хозяйственной хваткой человека, умевшего в самых тяжелых условиях перебрасывать на большие расстояния тысячи тонн срочного груза.

Он называл Кальченко всегда только по-дружески: Никифор. Вот и сейчас, протянув листок, сказал:

— Взгляни, Никифор, это на будущее.

Пробежав листок, Кальченко чуть кивнул:

— Не подкачаем.

Ватутин предложил Кальченко поужинать, и тут в дверях появился недавно назначенный на пост начальника штаба фронта генерал Боголюбов.

— Товарищ командующий, западнее Фастова на участке двадцать первого стрелкового корпуса гитлеровцы предприняли ночную атаку. Думал: разведка боем, но сейчас уверен: начало крупного контрудара.

Ватутин позвонил командарму Москаленко и, выслушав его, склонился над картой. Все молчали. Ватутин обдумывал свое решение и, не отрываясь от карты, сказал:

— Мы разыгрывали многие варианты вражеского контрудара. Предполагали, что последует самый дерзкий и смелый из района Фастова прямо на Киев. Но замысел Манштейна иной. Он пытается взять Корнин, чтобы ударить на Брусилов. Затем вырваться на Житомирское шоссе, рассечь армию Москаленко на две части и окружить нашу житомирскую группировку. Москаленко просит подкреплений. Это разумно. На помощь ему перебрасываем танковую армию Рыбалко, артиллерийскую дивизию Волкинштейна и часть сил Шестидесятой армии.

— А как быть с наступлением наших двух правофланговых армий на Коростень и Овруч? Продолжать или приостановить его? — спросил Боголюбов.

— У нас там успех. Даже в острой обстановке его надо развивать. Это ослабит противника, заставит заняться переброской войск под Коростень и Овруч.

Всю ночь штаб фронта работал с предельной нагрузкой и сам Ватутин ни на минутку не сомкнул глаз, следя за маршем посланных на помощь Москаленко войск, а также за районами сосредоточения и развертывания крупных сил, переданных из резерва Ставки в распоряжение фронтового командования. На правом берегу Днепра уже находилась прибывшая с Северного Кавказа 18-я армия генерала Леселидзе. Подходили корпуса танковой армии генерала Катукова и 1-й гвардейской общевойсковой армии, во главе которой стал генерал Гречко.

Легко отдать приказ о переходе танковой армии на новые позиции. Пусть командарм заботится о марше. Это его дело выйти в срок в указанный район. Но не таким человеком был Ватутин, чтобы, отдав распоряжение, отойти в сторонку и успокоиться, взвалить всю тяжесть похода на чужие плечи. Он тут же подсчитал с Кальченко, сколько на станции Дарница находится горючего, и потребовал снабжать им в первую очередь танкистов Рыбалко. Он позаботился, чтобы запасные траки, пальцы и катки без малейшего промедления доставлялись со складов танковым экипажам. Легкий морозец сменился оттепелью. Дороги покрылись грязью и водой, а танкисты ходили в валенках. Не медля он позвонил начальнику тыла Красной Армии генералу Хрулеву, и тот дал слово прислать на транспортных самолетах кирзовые сапоги.

Между тем обстановка в районе вражеского контрудара все более накалялась. Гитлеровцы захватили Корнин и нацеливались на Брусилов. Из показаний пленных выяснилось: главный удар наносили испытанные в боях и полностью укомплектованные первая танковая дивизия и танковая дивизия «Лейб-штандарт», поддержанные шестьдесят восьмой пехотной. А на флангах упорно продвигались вперед седьмая и девятнадцатая танковые дивизии.

Ватутин выехал на фронт. Когда накалялась обстановка, он всегда поступал так, чтобы увидеть поле боя, мысленно поставить себя там на место солдата, выяснить, какую тактику применяет враг, какими боевыми порядками наступает, и наметить план ответных действий.

Знакомое Житомирское шоссе то поднималось в гору, то уходило вниз. Кюветы были забиты поврежденными грузовиками, полосатыми, словно зебры, вражескими бронетранспортерами, брошенными пушками, опорными плитами минометов, которые напоминали огромных черепах.

Слух уже улавливал удары дальнобойных батарей. Постепенно эти тяжелые удары слились в сплошной гул все нарастающей артиллерийской канонады. В хмуром небе вспыхивали воздушные схватки, и тогда оно, как на Курской дуге, начинало звенеть до предела натянутой струной. И нередко под плоскостями вспыхивали ярко-оранжевые звезды. Они искрились, росли. Пламя охватывало самолет, и он, заглушая все звуки, входил в «штопор», тянул к земле полосу дыма.

Комадный пункт Москаленко находился на небольшой высотке, в хорошо замаскированном окопе, в трех километрах от поля боя.

— Манштейн не считается ни с какими потерями, товарищ командующий. Он бросает в бой сразу до четырехсот танков. Но свои позиции мы удерживаем, — доложил Москаленко.

Ватутин прильнул к стереотрубе.

Впереди двигались тяжелые «тигры» с десантами автоматчиков на броне. К ним старались прижаться бронетранспортеры с пехотой. На флангах ползли «фердинанды».

Приблизительно метрах в двухстах от первой волны катилась вторая — средние танки, а за ними, увязая в грязи, шли тяжелым шагом штурмовые батальоны.

И снова интервал в двести-триста метров — и третья волна — средние, легкие танки и в боевых порядках пехоты — зенитные пушки.

«Все как на Курской дуге, — подумал Ватутин. — Только пехота даже под обстрелом не хочет ложиться в грязь и несет большие потери... Контрудар! Вот чем можно приостановить продвижение гитлеровских мерзавцев на Киев». С этой мыслью он возвратился в Святошино на свой КП.

Два танковых корпуса совместно с кавалерийским нанесли контрудар и ожесточили сражение. Скупые строки донесений говорили о накале битвы. Шестнадцатого ноября войска фронта уничтожили шестьдесят фашистских танков. На следующий день — восемьдесят, а через пять дней — сто. Ночь с семнадцатого на восемнадцатое ноября принесла Ватутину душевную боль. Две танковые дивизии врага ворвались в Житомир и к рассвету полностью овладели городом.