Евгений Штейнберг - Индийский мечтатель

• Название: Индийский мечтатель
• Автор: Евгений Штейнберг
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1956

Книга для детей старшего и среднего возраста о приключениях русских посланников в Индии в конце XVIII начале XIX веков.

---

Поднимается второй занавес. Перед зрителями — открытая сцена. Она довольно просторна: двадцать шагов в ширину, сорок — в глубину. На сцене уголок сада у веранды. Здесь живет красавица, покорившая героя пьесы и заставившая его позабыть о невесте.

Входит Шукмой, переодетая юношей. Ее сопровождают слуги и музыканты. Шукмой приказывает им играть и петь серенаду в честь ее соперницы.

Лебедев стоит за кулисами.

Ему хотелось бы посмотреть из зала, но он не может уйти со сцены, так как сам следит за выходами артистов. Он не спускает глаз с актеров, напряженно прислушивается. Ему кажется, что сегодня все идет хуже, чем на последних репетициях.

Действительно, диалог звучит как-то вяло и тускло, актеры волнуются. Это опытные мастера своего дела, они привыкли играть в любых условиях, перед самой различной публикой, в том числе перед раджами и султанами, но необычность этого представления вселяет в них странное чувство неуверенности…

Серенада окончена. Шукмой произносит монолог, объясняющий подоплеку всей интриги. Актриса бросает тревожный взгляд в сторону кулисы, где притаился Лебедев. Тот улыбается и делает знакомый жест правой рукой, которым всегда на репетициях выражал одобрение. Актриса довольна; она произносит текст все более уверенно, ускоряя темп.

Сону, играющий слугу Рамшонтоша, стоит за другой кулисой в ожидании. Лебедев подходит к нему. Сону, вероятно, тоже не очень-то спокоен в душе, но вид у него самый разудалый.

— Приготовься, мальчик! — шопотом предупреждает Герасим Степанович.

Сону кивает головой.

Шукмой уходит со сцены.

— Пошел! — говорит Лебедев, услышав реплику на выход, и легонько подталкивает своего любимца в спину.

Сону выбегает на сцену, и сразу из зала слышится раскат веселого смеха. Он стоит спиной к Герасиму Степановичу, но тот знает, что в этот миг Сону скорчил такую гримасу, которая и на репетициях вызывала всеобщий хохот.

Сону, он же Рамшонтош, рассказывает публике о кознях и интригах, процветающих в больших городах. Он отлично подает остроумный, живой текст, сопровождая его выразительными жестами и мимикой.

Смех слышится все чаще и чаще. Невидимые нити протягиваются между артистами и зрителями.

Лебедев с некоторым облегчением переводит дыхание. Спектакль вошел в налаженную колею.

* * *

Лебедев стоит в наполовину опустевшем зале, оглушенный и взволнованный.

Когда в последний раз опустился занавес, публика наградила участников представления такими восторженными приветствиями, какие никогда еще не раздавались ни на одном из зрелищ Калькутты.

Многие, знавшие Лебедева, хотели выразить благодарность за полученное удовольствие. Вот опять! Чья-то рука легла на его плечо.

— О, капитан Фостер! И вы здесь?

— Вчера прибыл, — улыбается капитан. — И как раз во-время. Ловкую штуку вы здесь придумали, мистер Суон!

— Понравилось?

— Честное слово, никогда не думал, что черномазые годятся для этого!

— Они еще для многого годятся! — весело отвечает Лебедев.

— Пожалуй, что так, — соглашается Фостер. — Заглянете ко мне, мистер Суон?

— С удовольствием, капитан… Попрежнему «Принцесса Шарлотта»?

— Разумеется. Мы со старушкой живем душа в душу.

Подошел английский офицер.

— Его превосходительство сэр Джон Шор приглашает вас, — сообщил он.

Дружески пожав руку моряку, Герасим Степанович последовал за офицером в ложу генерал-губернатора.

— Мистер Лебедев, — важно начал сэр Джон проникновенным тоном, каким всегда высказывал самые общеизвестные мысли, — опыт ваш оказался удачным и заслуживает похвалы. При случае сообщу о нем вашему покровителю, графу Воронцову.

При выходе из ложи Лебедев наткнулся на градоначальника Александра Кида, который, в свою очередь, счел своим долгом повторить то, что только что услышал из уст своего высшего начальства.

Герасим Степанович не мог отказать себе в удовольствии напомнить этому джентльмену о том, что еще недавно тот отзывался о новом театре, как о фантазии Дон Кихота.

— Да что вы! — пожал плечами Кид. — Не припоминаю…

— А как насчет помещения, полковник? — усмехнулся Лебедев. — Разве вы не отказали мне?

— Для вашей же пользы, — невозмутимо ответил градоначальник. — Зато вы выстроили новое, и совсем недурное.

Железную логику калькуттского градоправителя решительно невозможно было опровергнуть.

Голукнат Дас ждал своего друга во дворе театра, где стояли наготове два паланкина: для него и для Радхи.

— Поздравляю! — сказал он взволнованно.

— А я поздравляю вас, — ответил Лебедев. — Половина лавров по справедливости принадлежит вам… Завтра утром побеседуем подробно.

Голукнат уселся в паланкин. Из театра вышла Радха, сопровождаемая служанками. Увидев Лебедева, она остановилась и молча посмотрела ему в глаза. Он низко поклонился. Радха ответила.

Оба паланкина заколыхались над головами носильщиков.

Лебедев постоял еще несколько минут, глядя им вслед. Обернувшись, он встретился взглядом с Кавери, которая стояла в отдалении, наблюдая за ним.

— Здравствуй, девочка! — Герасим Степанович направился к ней. — Понравилось тебе представление?

— О да! — воскликнула Кавери. — Я не знаю языка бенгали, но все мне было понятно. Это лучше всего, что я видела прежде.

— Ты прекрасная артистка, Кавери, — сказал Лебедев серьезно. — Мне хочется, чтобы ты работала вместе с нами — со мной и твоим братом. Ты могла бы выступать в пантомимах между действиями. Потом выучишься говорить на бенгали, будешь играть роли…

— Джекобс не отпустит меня.

— Ты не рабыня. Никто не имеет права насильно держать тебя.

Когда они распрощались, Кавери с грустью сказала своей дайе:

— Сону говорил, что сахиб равнодушен ко всем женщинам. Это неверно: он любит эту красавицу, и она его любит…

VII Первое декабря

На следующее утро Герасим Степанович отправился к Голукнат Дасу. Нужно было обсудить деловые вопросы. Волей-неволей приходилось заниматься этими мало приятными для обоих, но необходимыми вещами.

Лебедев предполагал давать по два представления в неделю. Тем временем он разучит с актерами другую, новую пьесу.

— Не могли бы вы уговорить ваших братьев, — попросил Герасим Степанович, — чтобы они отсрочили уплату по моим долговым обязательствам месяца на два?

— Как? — удивился Голукнат. — Я полагал, что вчерашнее представление принесло значительную выручку.

— Увы, это не так! — вздохнул Герасим Степанович. — Билеты на лучшие места пришлось разослать бесплатно почетным гостям. Да и вообще цены у меня низкие — хочу сделать театр доступным для людей малоимущих… Однако достаточно пяти-шести представлений, чтобы я мог не только разделаться с долгами, но обойтись без посторонней помощи.

Голукнат задумался.

— Значит, вы не можете внести даже часть долга? — спросил он.

— К сожалению! — признался Лебедев. — Дело в том, что мне пришлось выручить близкого друга из серьезной беды. Это обошлось в тысячу рупий. Иначе я поступить не мог.

— Попытаюсь поговорить с братьями, — пообещал Голукнат, — но за успех не ручаюсь…

Выйдя из дома Голукната, Герасим Степанович отправился в гавань. Ему нужно было повидать капитана Фостера.

Моряк принял его с обычным радушием. Они сидели вдвоем в капитанской каюте, закусывая ростбифом и запивая его добрым шотландским элем, запасы которого в корабельном буфете никогда не иссякали.

Фостер опять похвалил представление:

— Я ни черта не понимаю в индийской тарабарщине, но мне приходилось видеть такого рода комедии в Лондоне. Так вот, скажу по совести: у вас не хуже!

Лебедев был польщен этой простодушной похвалой. Он питал симпатию к грубоватому, но доброму моряку. Поболтали о том о сем. Капитан сообщил последние лондонские новости. Война продолжается, конца ей не видно. Торговля падает, многие крупные фирмы пришли к разорению. Налоги растут, народ нищает. В Англии царит сильное недовольство. Волнения в военном флоте. Если так будет продолжаться, пожалуй, вспыхнет революция.

Лебедев счел, что наступил удобный момент — можно заговорить о деле, которое его, главным образом, привело сюда. Собственно говоря, у него были две просьбы: первая несложная, а вот другая…

— Дорогой капитан, — начал он, — я принес письмо.

— Опять к русскому послу?

— Совершенно верно!

— Ну что ж, давайте, теперь такое поручение не представляет опасности. В парламенте и газетах беспрестанно поют хвалебные гимны вашей императрице.

Герасим Степанович протянул Фостеру запечатанный конверт: