Антанас Венуолис - Перепутья

• Название: Перепутья
• Автор: Антанас Венуолис
• Издательство: Vaga
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1986

В романе классика литовской литературы А. Венуолиса (1882—1957) запечатлена борьба литовцев за свою государственность в конце XIV века. Сюжет романа основан на борьбе между Литвой и Тевтонским орденом. Через все произведение проходит любовная линия рыцаря тевтонского ордена и дочери литовского боярина.

---

И снова красное зарево пожаров озарило небо над Литвой.

28 мая после полудня князь со своими полками пришел в Руднинкай. Деревня все еще горела; дымились и окрестные селения. У въезда в Руднинкай на обуглившихся деревьях висели несколько бояр Скиргайлы, пойманных и повешенных Марквардом фон Зальцбахом. В деревне повсюду лежали незахороненные трупы детей и женщин; под заборами стонали тяжелораненые; то там, то здесь темнели лужи крови, разбросанный и искореженный скарб, сельскохозяйственные орудия; здесь же валялась забитая скотина; с одних туш была содрана шкура, у других — вырезаны лучшие куски мяса. Озимые на полях, уже заметно поднявшиеся над землей, вытоптаны, потравлены, лишь кое-где лоскутами зеленели уцелевшие росточки. По углам выли собаки, потерявшие своих хозяев. Деревья, луга и кусты, которых не коснулась рука и меч крестоносцев, весело зеленели и словно радовались весне и прекрасному солнечному дню.

Руднинкай напомнили князю Витаутасу о далеком прошлом. Однажды его дядя, князь Альгидрас, пригласил своего брата Кестутиса, отца Витаутаса, в Руднинкскую пущу поохотиться. Отец взял с собой и Витаутаса. В Руднинкай их уже ждал Альгирдас. С Альгирдасом приехал и его сын Ягайла. Тогда Ягайла был примерно такого же роста, как и Витаутас, носил меч величиной почти с себя и был одет в красное платье, по краям обшитое светлыми пестрыми лентами.

Альгирдас с сыном встретили гостей верхом на конях. Каким дружелюбным показался тогда Витаутасу юный Ягайла, и как изумительно прошла охота в Руднинкской пуще! Тогда они тоже остановились в этой самой боярской избе. А как торжественно встречали их жители Руднинкай! Был большой пир, собралось множество бояр со всей округи; во время пира они с юным Ягайлой упражнялись во дворе верхом на своих маленьких жемайтийских лошадках; все зрители не могли налюбоваться на них. Радовались отцы, очень довольны были и они сами; только когда он каким-то образом прижал юного Ягайлу к забору, молодой князь вдруг рассердился, покраснел и изо всех сил ударил Витаутаса мечом прямо по голове. Тот успел прикрыться щитом.

— Достаточно, дети, достаточно, — будто ничего не заметив, остановил их князь Альгирдас и приказал боярам помочь им слезть с лошадей.

Кестутис тоже прикинулся, что ничего не заметил, но на обратном пути с охоты домой отец был задумчив и недоволен. Когда они остались вдвоем, отец сказал сыну:

— Хорошо, Витаутукас, что ты успел прикрыться щитом, иначе Ягайла поцарапал бы тебе лоб… Всегда следует быть осторожным, сын мой.

В тот вечер отец больше ничего не сказал Витаутасу и всю дорогу, пока они ехали домой, был задумчив и, казалось, недоволен охотой.

Но это было давно. Теперь тот же боярский двор, в котором когда-то кузен чуть не снял Витаутасу голову, утопал в крови подданных Ягайлы, и тяжело раненные люди из всех углов умоляли прикончить их или сжалиться над ними.

— Государь Витаутас, — умолял из-под забора один тяжело раненный боярин, — заклинаю тебя именем твоего отца Кестутиса и матери Бируте: или прикажи своим слугам прикончить нас, или смилуйся над нами. Не допусти, государь, чтобы тела наши достались собакам да волкам… Мы бились за своего князя и пали с мечом в руках… Смилуйся, государь, умоляем тебя!..

Князь приказал своим боярам перенести раненых в избу и перевязать их, а сам со своими вельможами поехал дальше по дымящейся деревне.

— Светлейший князь, хватит уже крови, видишь, что творится — страшная резня. И без того, не сегодня, так завтра вся Великая Литва будет твоей. Останови этих псов, государь! Довольно, — говорил князю приехавший из пылающей деревни боярин Рамбаудас, — все равно, пока мы не начнем отступление, Олесницкий ни их, ни нас трогать не станет. А иначе они, сжигая все на своем пути, и до Крево дойдут. Хватит, князь, давай отступать.

— Пускай они, боярин, за ночь еще продвинутся вперед, может, тогда и Олесницкий догадается ударить, а мы тем временем повернем на Гродно. Все расстояние побольше будет.

— А вдруг они уже этой ночью начнут отступление, что тогда, государь? — с тревогой спросил боярин Мишкинис.

— Мы не станем им мешать.

— Князь, но ведь до сих пор они никаких потерь не понесли, всего-то и помеха, что большой добычей нагружены, а так будут сражаться как одержимые: вдруг еще выстоят.

— Не выстоят; я комтура Германа с двумя хоругвями крестоносцев отправил в Меттенбург, а рыцаря Греже с целым полком — в Новое Гродно!

— И Марквард фон Зальцбах согласился с этим?

— Я сообщил ему, что этим замкам угрожает большая опасность.

— Воля твоя, князь, но довольно уже невинной крови: только посмотри — земля больше красная, чем зеленая! Не выдерживают наши полки.

Этой же ночью князь Витаутас со своими полками отступил под Гродно, как бы отправляясь грабить новые области. Только на рассвете узнали крестоносцы, что Витаутас действует на юге, и с богатой добычей повернули назад. Ночью на них объединенными силами напали кревский воевода и гольшанский князь, а с севера ударил Олесницкий. Крестоносцы никак не хотели расставаться со своей большой добычей, поэтому они сражались ожесточенно, готовые или погибнуть, или вернуться домой богатыми. С еще большим упорством вгрызались в железные шеренги крестоносцев аукштайтийцы, желая отомстить им за убийства, отбить награбленное и освободить пленных. Тем временем Витаутас осадил Гродно и быстро взял его.

Увидев, что поход может закончиться плачевно, Марквард фон Зальцбах выслал вперед обозы с военной добычей, а сам, отбиваясь, стал отходить к Неману. Тщетно слал он к Витаутасу гонцов, тщетно звал на помощь, требовал снова создать общий фронт; князь не помогал крестоносцам и отговаривался тем, что ему и самому приходится туго.

Когда крестоносцы были уже основательно потрепаны, а некоторые их полки и вовсе уничтожены, Витаутас послал им помощь; сам же он остался на Немане, якобы собираясь защищать вновь построенные замки — Новое Гродно и Меттенбург.

XL

Шумит, качается бескрайняя жемайтийская пуща. По верхушкам деревьев ветерок гуляет. То далеко, то совсем близко пестрая кукушка свои горести считает, соколы кричат, птахи щебечут. Иногда затрещит сухая сосна, скрипнет плакучая береза, и далеко разносится по пуще стук дятла, когда он принимается долбить сухое дерево.

Жутко, страшно в глубине пущи. Не думает человек ни о беседе, ни о песне, хочется ему только оглядываться и слушать, о чем пуща шумит, как птахи щебечут, и тихо все запоминать. Иногда в чащобе раздаются и совсем странные звуки, но туда лучше не смотреть…

Однако не страшатся жемайтийцы лесных духов своих сумеречных пущ. Не угнетает их и мрачность леса. В пуще жемайтийцы чувствуют себя как дома. Не нападут здесь на них жадные крестоносцы, не пролезут в пущу пронырливые поляки, не притащатся меченосцы. Здесь им ничто не угрожает: в лесу помогают и боги, и лесные духи. В пуще жемайтийцы сами чувствуют себя богами…

Шумит, качается бескрайняя жемайтийская пуща. По верхушкам деревьев ветерок гуляет, а в той бескрайней пуще, возле одного тихого озерца, прямо-таки кишмя кишат то ли люди, то ли звери, то ли какие-то таинственные лесные существа: бородатые, в звериных шкурах; босые и в постолах. Здесь же пасутся стреноженные кони, стелется дымок, вкусно пахнет жареным мясом… Повсюду слышен шорох, шелест, приглушенные голоса, и все обеспокоены, и все чего-то ждут. Вокруг одного большого костра сидят несколько уже немолодых бородатых мужчин, жарят на вертелах мясо, разговаривают.

— Даже не думай, Судимантас, чтобы они так скоро вернулись: уж кто дошел до Медининкай, тот еще долго там гулять будет… Смотри, уже сколько лет ни поляк, ни крестоносец медининкские земли не топтал, — говорил боярин Кинсгайла, вгрызаясь в медвежий окорок.

— Твоя правда, боярин, богатый тот край, однажды и я погулял в Медининкай, — принялся расхваливать медининкские земли боярин Кершис. — Помню, в том году, когда мы с маршалком ордена и нашим князем пытались Вильнюс взять. Уж как мы стены били, как на приступ шли, но чтоб хоть одной ногой в замок ступили… Договорились мы, несколько бояр, к нам еще крестоносцы присоединились, иноземные рыцари, и в легких доспехах пустились мы в Медининкай. Вот если б вы знали, ребята, на какую деревню ни налетим, в какую избу ни ворвемся — везде ящики набиты полотном, шкурами, шерстью, нитями; от льна потолок в клетях проваливается… А уж медка хмельного, квашеных грибов, сушеного мяса, рыбы, орехов — хоть на телеге вывози.

— Да, медка, рыбы и грибов — хоть на телеге вывози, а вот аукштайтийских лошадок с нашими не сравнить, — как бы пристыдил боярина Кершиса боярин Мишкинис. — И мы несколько лет назад по медининкским землям погуляли. Окрестности Лиды тоже опустошили. Награбили всякого добра: и полотна, и повойников, и соболей. Лошадей тоже немало взяли. Верно, лошадки вроде и красивые, и жирные, и бегают неплохо, но когда пришлось назад отступать, по болотам топать, тут они и обезножели. Некоторых так и оставили в болотах…