Александр Бологов - Один день солнца (сборник)

• Название: Один день солнца (сборник)
• Автор: Александр Бологов
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: О войне
• Год: 1988
• ISBN: 5-268-00554-5

Псковский прозаик известен читателю по книгам «Если звезды зажигают», «Билет в прицепной вагон», «Последний запах сосны» и др. Повести и рассказы, вошедшие в настоящий сборник, написаны в разные годы. «Облака тех лет» — это горестное повествование о трагической жизни людей, обреченных существовать в условиях гитлеровской оккупации. Действие других повестей и рассказов происходит в наши дни. Нравственные принципы советского человека, воспитание молодежи, влияние родителей на формирование характера, внутреннего мира детей — эти проблемы объединяют все произведения книги.

---

— А дом мы… не смогли… Не отстояли… Был бы брансбой… Как раньше, увидели б с каланчи, хоть бочку б пригнали… А что же мы?.. Отцу и вернуться будет некуда…

Она прижала здоровый локоть к глазам и заголосила, перебивая отчаянные голоса за спиной, где вперемешку с выкриками слышался треск досок — дальние соседи заранее рушили сараи, разрывая звенья гибельной цепи.

Звенели, лопаясь, стекла, огонь охватил всю наружную стенку и завернул за углы, пополз по крыше сарая.

Потер рукавом глаза и Костька, сказал глухо:

— Коньки там… салазки…

18

В Нюриной хате сидели в комнате все вместе — будь что будет, идти все равно было некуда, а погреба в доме не было. Проездной мост через реку оказался цел, ничто его не брало. Теперь по нему садили из дальнобойных пушек, но снаряды летели вразброд, ни один и близко не угодил в настил или ферму. Несколько их разорвалось на пепелище, раскидав оголенные печи, один — какой-то совсем уже потерянный — развалил жилой дом в сохранившейся части Городка.

Такую же, наверно, дальнего боя пушку немцы поставили вблизи Нюрочкиной избы. Когда она неожиданно бабахнула первый раз, подкинуло весь дом, посыпалась с полок посуда, вылетело несколько листов в окнах. Это было ни на что не похоже: не успели прийти в себя, снова такой же вконец оглушающий удар и снова стук посуды и звон треснувших стекол.

Высоко задрав дуло, пушка стреляла в ту сторону, откуда все громче и ближе слышался гром, а ночью высвечивалось зарево. Немец фельдфебель ловил в наушники указания и криком переводил их солдатам, которые возились у орудийных приборов. Пока другие закладывали в зарядную часть тяжелый снаряд, а за ним гильзу с порохом, наводчики подводили ствол к нужному направлению. Потом все отбегали в сторону, лишь один, отворачиваясь, дергал за шнур, и пушка, трамбуя дрогнувшую землю, подскакивала на колесах и опорах. Видимый глазу снаряд быстро скрывался точкой в прозрачном небе.

Немцев уже била лихорадка. В городе они взрывали все, что еще не успели взорвать и что служило им до последнего часа: здание гостиницы, где размещался какой-то крупный штаб, вокзал, последние крупные дома. Коротко гремели частые взрывы на путях станции и юго-восточных ветках, сохранялась одна-единственная — отходная через реку, но и она, так же как и мост, была давно заминирована. Снова горел винный завод — черные клубы над ним заворачивали, в небо к общей дымовой туче, сгустившейся над железнодорожным узлом города, где гуще всего дымили «вагонка», паровозное депо и резервное нефтехранилище.

Временные хозяева уходили — это было видно по всему. Ночью грохот взрывов и выстрелов усилился, пальба шла уже по городу. Сквозь рамы и запертые ставни несколько раз слышна была тяжелая беготня и отрывистые командные крики, прерываемые дробными очередями. Топали по улице в обе стороны, напряжение и в шаге, и в голосах было крайнее — это было слышно. Пушка, высадившая в доме несколько стекол, замолчала.

К утру стало тише, стрельба и грохотанье ушли дальше.

— Надо выйти поглядеть, — сказал Костька, когда свет уже расщепил полосами всю горницу, как называла Нюрочка комнату, где они просидели, не сомкнув глаз, всю ночь.

— Ну да еще!.. Глядеть… Там, может, эта… — Нюрочка не в силах была представить, что могло ожидать человека за дверью. — Там, может, тебя только и ждут..

Костька горько усмехнулся и поглядел на мать. Та, лелея перевязанную руку, затрясла головой:

— Нет, нет!.. Ни в коем случае!..

Когда она произнесла это, за окнами раздался слабый, но тем не менее всеми услышанный голос.

— Вас?.. Вас?.. — с усилием спрашивал кто-то, не получая ответа.

В доме притихли, напрягли слух, стало слышно, как посапывает уснувшая Лена.

— Чего-то узнать хотят, — прошептал Костька, лучше всех понимавший немецкий, — надо выйти, а то…

Женщины колебались. Главное слово было за Нюрочкой, у Ксении ныла воспалившаяся рана, и она, ничего не умея решить, только поддакивала.

— Ладно, — решилась Нюрочка, — попробую ставню дворовую отодвинуть.

Но дело это оказалось невозможным: ставни открывались снаружи. Пришлось согласиться с ребятами, пустить их на разведку. Костька впереди, Вовка следом — направились они к боковой двери, ведущей во двор. Приоткрыв ее, Костыка увидел в картофельной ботве немца, уставившего на него красные, широко открытые глаза. Немец был ранен, он лежал, опираясь локтем на заросшую ботвой грядку, и протягивал свободную руку к Костьке…

— Вассер!.. Вассер!.. — прохрипел он и, приоткрыв окровавленный рот, несколько раз коснулся губ пальцами.

Солдат заполз с улицы, от палисадника к картофельным грядкам, что с весны завела Нюрочка, вел хорошо видимый след, будто что-то проволокли. На этой вытертой дорожке темнели подсыхающие пятна крови.

— Вассер!.. — опять еле выдохнул немец и потянулся к валявшемуся рядом автомату.

На спине под рубашкой прошел холодок, Костька, не отрывая глаз от руки солдата, поспешно кивнул. Рядом в самое ухо задышал Вовка, — оба отчего-то стояли на четвереньках. Однако солдат не тронул автомата: смахнув с него пропитанные кровью петли бинтов, он зацепился пальцами за ворот френча и попробовал сказать громче:

— Вассер!.. Битте…

Костька опять кивнул и сказал — получилось у него тоже хрипло и через силу:

— Айн момент… Вассер… Айн момент!..

Он подался назад и встал на ноги и тут опять услыхал выстрелы в городе, а вслед за этим взрывы.

В горнице быстро посовещались, выходило, что напоить неподвижного немца все-таки надо. Воду понесла Нюрочка, за нею двинулись ребята. Подобрались к солдату, согнувшись в три погибели, у того — огонь в сумасшедших глазах.

— Ах!.. Ах!.. — только и успел произнести, пока Нюрочка прикладывала ему ко рту медный ковш, и слышно было, как падают внутри судорожные глотки и хлюпают в горле.

Немец ухватил липкими красными пальцами Нюрочку за руку, и как она ни старалась сберечь воду, часть ее пролилась, потекла по потной шее с кровяными следами пальцев, просочилась на грудь.

Солдат сделал последний глоток и, не отпуская Нюрочку, откинул голову и вздохнул.

Рядом с автоматом валялся вмятый в землю пустой патронный диск, за ближней грядкой сквозь зелень ботвы просвечивал телячьим верхом ранец. Солдат закрыл глаза и сморщился. Лежал он неловко, подогнув под себя руку, под боком виднелась кровь — ребятам стало худо от ее вида. Нюрочка прогнала их, сказала сквозь зубы, что идет следом. Но сама, когда ребята скрылись в хате, попыталась устроить немца поудобней. Он все видел и все понимал, кряхтел от боли и что-то тихо говорил, чего Нюрочка не могла себе перевести. Кроме двух слов, которые раненый часто повторял и которые она знала.

— Гут… гут… — говорил он, высовывая от напряжения язык. — Данке…

Немец был крупный, молодой: ни одной морщинки на бледном лице, перепутанные волосы густые, как у хорошей девки. Каска его тоже обнаружилась в соседней меже. Однако рана у него была, похоже, тяжелой: толстый френч на правом боку весь потемнел от крови, которая уже нашла выход и окрасила под телом землю.

— Гут, гут, — повторила и Нюрочка, помогая солдату примоститься на мягкой земле половчее и соображая, что никуда ему отсюда уже не деться, что так и будет истекать кровью, пока не придет какая-нибудь подмога. Рану его она даже посмотреть побоялась — да и с какой стати? Может быть, он и перевязать себя уже успел, раз вокруг окровавленные бинты.

Надо двигать назад, уже и ребята выглядывали, скрипели дверью — она рукой им махала, приказывала уйти, а раненый все как магнитом держал… Но это уже не стрелок, думала Нюрочка, поглядывая на его серое лицо, зря они напугались его автомата….

— Все, я — цурюк… там дети у меня… — потянула она руку, которую как ухватил, так и держал немец. Он потихоньку ослабил пальцы. — Я потом еще воды принесу… Вассер…

Она попятилась к дому, и тут же раскатистый близкий выстрел бросил ее грудью на перевитую ботву гряд. Тут же, ответом, бабахнул недалекий взрыв. Стал слышен лязг гусениц и перерывистый рев мотора.

— Панцер!.. — дернулся немец и, тяжело перевалившись на другой бок, потянулся дрожащими пальцами к автомату.

Нюрочка метнулась к сеням. У дверей ее подтолкнул в спину новый, еще более близкий выстрел танковой пушки, такой близкий, что зазвенело в ушах.

— По Новосильской идут! — еле переводя дух, собираясь снова куда-то исчезнуть, крикнул Вовка. За его нестриженой головой — Костька, такой же возбужденный, глаза на месте не удержать.

— Сами видели? — нетерпеливо, и веря и не веря, спросила Нюрочка.

— Пацаны сказали. Все туда бегут!..

Нюрочка заскочила в комнату, передала новость Ксении. Та поднялась — лежала поверх всего на кровати; отстраняя на перевязи больную руку, оправила юбку.