Евгений Белянкин - Генерал коммуны ; Садыя

• Название: Генерал коммуны ; Садыя
• Автор: Евгений Белянкин
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1969

В романе «Генерал коммуны» писателя Евгения Белянкина по-прежнему волнуют вопросы общественного долга и гражданской смелости. Герои романа — агроном Сергей Русаков, человек твердого и решительного характера. Большое внимание писатель уделяет теме преемственности поколений. Жизненный подвиг отца Русаковых находит свое продолжение в делах его сыновей — Сергея и Ивана Русаковых.

Роман «Генерал коммуны» по идее и судьбам героев перекликается с романом «Садыя», написанным автором ранее. В свое время журнал «Молодой коммунист» писал о нем, как о романе, полном поисков и трудовых дерзаний нефтяников Альметьевска, а героиню его — секретаря горкома Садыю Бадыгову — журнал назвал прямой наследницей сейфуллинской коммунарки.

---

И вдруг… Бывает же такое в жизни! Любашкин жив. И не только жив, но и работает в райисполкоме. Под боком, как говорится.

В этот вечер, оставив машину у правления, Остроухов не пошел, как обычно, докладывать Чернышеву, не пошел он и домой — с утра с женой был в ссоре, а завернул к продавщице сельмага, взял у нее литр водки и закатился на мотоцикле в соседнее село. Всю ночь пропьянствовал и проплакал Остроухов, вспоминая Степана Русакова. Наутро бледный, осунувшийся, с кем ни встретится, ругался матом, точно был зол на весь свет.

Через несколько дней Остроухов вроде бы успокоился. Уверил себя, что не может быть того Любашкина. Но оказавшись как-то на элеваторе, решил стороной навести справки и убедился: Любашкин, тот самый. И заныло в предвестье беды сердце. Опять захотелось выпить, залить вином нарастающую в душе тревогу. Но денег не было. Остроухов продал часы Степана и с бутылкой в кармане направился к Хорьке. Но Хорьки дома не оказалось. Постоял он в мучительном раздумье и пошел прочь…

На людях Остроухова пьяным не видели, а по селу шел слух — мол, Хорька до добра не доведет. Но настоящих дум Остроухова, от которых временами хоть в колодец бросайся, никто не знал.

В правлении Остроухов стал бывать чаще. Старался появиться в то время, когда и Чернышев там. Остроухов и раньше любил словцом блеснуть, а тут, что ни собрание, он с речью — и все больше председателю в поддержку. В бригаде механизаторов — придирчив, за каждую мелочь готов наказать — мол, обленились, как коты, дрыхнете…

Механизаторы с Остроуховым не спорили…

— Вот что власть-то делает. Работал рядовым механиком — человек был, — и Тимоха Маркелов сплюнул в сердцах.

Но Остроухов мало примечал тех, кто им был недоволен.

— Работу спрашиваю, — говорил он Чернышеву, — а это, ясное дело, не каждому нравится.

И Чернышев с ним соглашался.

К Хорьке Остроухова все еще тянуло, особенно когда он был под хмельком. Вино не заглушало поселившуюся в душе тревогу, и он пытался как-то заглушить свой страх перед неизвестностью.

«Жизнь… Я ее по-пластунски, вдоль и поперек, а она меня… за горло. Разве это справедливо? Но меня просто так не возьмешь!» И верилось ему, что если он выбьется в начальство, то нипочем ему тогда будет и Любашкин…

Он вспомнил, как в МТС временно замещал заведующего мастерской и как сумел четко наладить ремонт машин. Внимательно тогда приглядывался к нему зональный начальник управления Волнов и однажды сказал ему:

— Хотим организовать межэмтээсовскую мастерскую. И поставим тебя во главе ее. Твоя кандидатура самая подходящая.

«И — на, все лопнуло. Как мыльный пузырь. Если бы не уход Староверова, так бы и волочил жизнь рядовым механиком в колхозе, в какой-то задрипанной Александровке. А с места главного механика легче прыжок сделать. Но куда? ПТС — хороший прыжок, да тоже… Не везет тебе, Ленька! Чернышев вроде свой — помог бы. И Волнов — тоже, поди, не забыл. В крайнем случае напомню. А чем напомнить?»

И стало обидно. Выработка на трактор в области по-прежнему низкая. У нас в колхозе лишь чуть повыше… А вот у варваринцев совсем никудышняя.

Остроухов продолжал жить идеей о ПТС. Прикидывал в уме цифры, чертил графики выработки на трактор. Сравнивал кривые. И вдруг хлопнул себя по лбу:

«А ведь это будет ново. Ну и никудышняя голова у тебя, Ленька! Ведь все это мог придумать куда раньше… И пошла бы слава о тебе по округе!»

Прилив новых сил чувствовал Остроухов. «Нет, голубчики, Ленька еще удивит вас, Ленька еще ухватит за бороду господа бога!»

Удивлялись и в правлении, и в бухгалтерии. За все годы Остроухов поднял журналы выработок, на каждый трактор ведомости работ требовал и все что-то подсчитывал.

— Для чего тебе все это? — спросила как-то его Клавдия Мартьянова, вынимая из шкафов запыленные папки.

— Эх, Клавка, у меня своя арифметика. Жизнь-то сейчас все на научной основе строят, а мы что, хуже других?

65

Погода наладилась, конечно, в погоде причина, — размышлял Волнов, когда узнал, что александровцы за неделю даже перекрыли свои обязательства. Но настроение было испорчено. И еще неприятность — позвонил в обком Синягину, а ему вежливо ответили, что Синягин больше в сельхозотделе не работает. Волнов не знал, что делать — положить трубку или спросить все же, куда ушел Синягин. Набрался храбрости, спросил. На другую работу, ответили ему. А кто вместо него? Кириллов? Да, назначен был Кириллов — тот самый инструктор, который не согласился с ним… Вот уж не ожидал, что тот самый инструктор станет завсельхозотделом!

Секретарша принесла свежую сводку. Поблагодарив ее, Волнов, поджав тонкие губы, продолжал тихонечко выстукивать пальцами по столу.

«Неужто все в погоде? Что я людей, что ль, не знаю? Ведь знаю как облупленных…»

Уход Синягина беспокоил.

«Значит, «ушли». На другую работу…»

Позвонили из области. Слушая, что говорят в трубку, он злился:

— Я ни при чем. Все идет хорошо. А моей заслуги здесь и нет…

Появилась секретарша.

— Вы будете, Петр Степанович, на заседании райисполкома?

— Не буду, — ответил холодно Волнов; секретарша его раздражала, — я сейчас уезжаю в Александровку.

— В подшефный, — улыбнулась секретарша.

— В подшефный, — кивнул Волнов.

— Хорошие вести по району, все рады…

— Да-да, — сказал Волнов и отвернулся.

«Хорошие вести по району, все рады…» Ведь и он должен радоваться, и ему выпадет от этого, если хорошенько разобраться. Хороший район — хороший работник… А Синягин, значит, «приказал долго работать».

Подписав еще кое-какие бумаги, Волнов выехал в александровский колхоз. Разговорчивый в дороге, он сегодня был не в меру сосредоточен и при каждой встряске машины делал замечания шоферу.

Сильный южный ветер быстро сушил пшеницу, раскачивая ее из стороны в сторону. Ветер, конечно, был обманчив — он мог нагнать и дождик.

Дорога к стану пошла мягкая, накатанная. Остановились у домика трактористов Волнов вылез из машины, откинул плащ и, расслабив галстук, расстегнул ворот рубашки.

Подошел Остроухов, пожелтевший, будто при язвенной болезни, с прокуренными зубами, он на этот раз показался Волнову жалким и неприятным. С брезгливым чувством Петр Степанович подал ему руку.

— Держимся, — сказал Остроухов, — все комбайны на ходу. Благодаря правильно поставленному уходу…

Остроухов со своими правильно поставленными техуходами сейчас бесил Волнова.

— Где председатель?

— Здесь был, да, как говорится, ищи ветра в поле.

— А Русаков?

— Слыхал, что приболел, но я видел его в поле у комбайна Шелеста. Чего мотается? Больной — лежи дома. А он — пыль в глаза пускает.

Да, все, что говорил Остроухов, Волнов слушал со скукой. Даже насчет ПТС… Механик же верил, что с организацией ПТС его ждет удача, Волнов поставит его директором, и он с размахом поведет дело, себя покажет. Петр Степанович о ПТС и вспоминать не хотел.

— Не желает пока что начальство, товарищ Остроухов, не желает.

— Бюрократизм! — жарко отозвался Остроухов. — Передовое зажимают! Писать следует куда надо!

— Вот ты и напиши, — с насмешкой посоветовал Волнов, — Ты человек рабочий, возьми и напиши.

— А вы поможете, товарищ Волнов?

— Нет, меня ты пока не трогай. Я лицо официальное. Сам понимаешь.

— Да-а, — протянул Остроухов. — А у меня еще идейка есть… — Он приблизил свое лицо к лицу Волнова и так обдал его перегаром, что Петр Степанович отшатнулся.

— Что вы? — удивился механик.

— Сейчас мне некогда! — отнекивался Петр Степанович и даже замахал руками. — Потом, потом! — Увидев, что к стану подходит Чернышев, он бросился ему навстречу.

— Странно, — пробормотал механик, — будто пчела его ужалила.

66

Вышла с морозным рассветом Хорька из дому, да глядь — навстречу шагает парень, что-то знакомое в нем. На плече суковатая палка, а на палке модная сумочка «авиа». Признав Никифора Отраду, Хорька опешила.

— Здравствуй, Никифор, — молвила мягким вкрадчивым голосом. — Ох, как дома будут рады твоему возвращению… Небось заждались.

Никифор поздоровался и прошагал мимо, мелко постукивая подкованными сапогами по мерзлой земле. Постояла-постояла Хорька да тоже не спеша направилась своей дорогой, на курятник. Запахнула потуже шерстяной платок — с выгона ледяной ветер полоснул, обжег лицо и руки. «Сдуру Никифор из села подался — как ни ходил, как ни колесил, а родного порога не обошел».

В доме у Мартьяновых неприятность. Пришел Валерка с улицы, прямо при Марье Русаковой и бухнул:

— Никифор-то горбатый явился, как пятиалтынный. На улице поговаривают, что, мол, Клавка наша еще пожалеет…