Нина Молева - Княгиня Екатерина Дашкова

• Название: Княгиня Екатерина Дашкова
• Автор: Нина Молева
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-7632-0175-2

В книгу вошел новый роман известной писательницы Нины Молевой, посвященный судьбе одной из удивительных женщин русской истории, ближайшей соратницы Екатерины II, княгини Дашковой. Ум этой женщины был столь многогранен и изощрен, что современники без иронии называли ее «Вольтером в юбке». При этом она оставалась очаровательной женщиной, чья неуемная страстная натура искала выхода не только в научных трудах, но и в придворных интригах. За это Екатерина Романовна заплатила годами ссылки, куда, опасаясь возросшего влияния своей фрейлины, отправила ее «неблагодарная» августейшая подруга.

---

— И то верно, великий князь болен, а голштинских государыня за собой видеть не пожелала.

— Вот-вот. Да и с болезнью великого князя все не так просто. Коронация дело такое, что мертвый из гроба встать должен, а тут простуда простая. Ни к чему великий князь при таком деле оказался. Что ему, законному наследнику, родному правнуку Петра Великого, народу глаза мозолить.

— А отдельно с Катенькой у дверей уборной, сказывали, не поздоровалась государыня. Общий поклон на все приветствия отдала.

— Видишь, видишь! До самого собора Катенька за нею шла, а там от ворот поворот: государыня к алтарю, а княгиня Дашкова в публику, да в последний ряд. Уж как ее и отец, и граф Никита Иванович ходить отговаривали. Заупрямилась, и все тут. Я, мол, спектакль до конца посмотреть хочу. Любопытно, говорит, мне.

— О Господи, надо же характер какой!

— Да уж какой есть — не переиначивать стать.

— Зато после собора, как государыня на трон сесть изволила, так Катеньку первой статс-дамой назначила. Князь Михайле — камер-юнкера с чином бригадира.

— Чего уж, даже полком командовать при новых чинах оставлен. Только разве того ждать-то было можно?

— Что, Тихон, барин хворает?

— Пожалуйте, батюшка Никита Иванович, пожалуйте, ваше сиятельство. Неможется графу нашему, которую неделю неможется. Да вас они завсегда рады видеть. Вы у нас из всех дорогих гостей гость самый что ни на есть первый.

— А это чья ж карета от крыльца-то сейчас отъехала? Не графа ли Бестужева?

— Его самого, батюшка.

— Бывать у вас стал?

— Никак нет, ваше сиятельство, за сколько времени, поди, первый раз…

— Никита Иванович! Как же в пору!

— К чему ж вы встали, Михайла Ларионыч? Можно ли подыматься-то вам?

— Можно, Никита Иванович, все можно, да еще при волнении таком.

— Случилось что?

— Еще как случилось! Алексей Петрович Бестужев-Рюмин сей момент здесь был. Дело у него, вишь, такое, что только руками разведешь. Да вы пожалуйте, пожалуйте в кабинет, раскиньтесь на покой.

— Заинтриговали вы меня, граф!

— Скажу, не я заинтриговал, меня заинтриговали. Старый лис приехал петицию государыне подписывать.

— Петицию?

— Да еще какую! Чтоб государыня всенепременно с кем ни с кем, а в законный брак вступила, дабы смуты никакой в государстве не возникло.

— Это что ж, дворянам государыню об этом просить? А как же Анна Иоанновна одна правила? Как покойная государыня блаженной памяти Елизавета Петровна без супруга обходилась?

— Полноте, Никита Иванович! Тут Орловым дорожка торится, чтоб Григорию Григорьевичу на престол вступить.

— И Бестужев на эдакое пошел?

— Так ведь выслужиться-то хочется, ой как хочется!

— Под сколько приговоров попадал, два раза едва головы не потерял, и все мало, все неймется!

— Делами заправлять после ссылки хочет.

— Ну а вы что, Михайла Ларионыч?

— Что ж я. Чтение его прервал, сказал: бредней мне этих слушать нужды нет, и чтоб ноги его больше в доме моем не бывало, а сам спину ему показал и вышел. До сей поры отдышаться не могу.

— Выгнать-то Бестужева можно, да ведь неизвестно, как прямота ваша государыне представлена будет. Что, если, граф, не от одних Орловых замысел сей дерзновенный идет? Что, если…

— Хотите сказать, и государыне он не противен?

— Вот-вот! Может, ее императорское величество разведать решила, как дворяне к замыслу такому отнесутся.

— Так ли, эдак ли, выходит, надо мне во дворец собираться.

— Вот именно, Михайла Ларионыч, вот именно! И немедля. От кого бы замысел сей ни исходил, воспрепятствовать ему надо. Коли увидит государыня, что дворяне и поверить в такой план не могут, может, и сама ход мыслей своих изменит России во благо.

— Я поджидал вас, князь. Домой к вам заехать было не с руки. Да слыхал, сестрица ваша любезная долго жить приказала, — соболезнования мои примите.

— Василий Иванович! Господин Суворов! Не скрою, удивлен вашим обращением. По делам как-то общаться не пришлось, а события последних дней…

— Вот о них-то и речь, Михайла Иваныч. Кабы не был я обласкан многими милостями вашего покойного батюшки, не решился бы на этот разговор. А так, памятуя добро, счел своим долгом…

— Слушаю вас, Василий Иванович. Только сначала скажите, что же грозит несчастному Хитрово за одно только, что не пожелал видеть братьев Орловых на престоле российском!

— Тише, князь, Бога ради, тише!

— Нешто не Хитрово братьев Орловых поддержал, когда государыне помогли на престол вступить?

— Полноте, Михайла Иваныч, неужто справедливость искать решились? Успокойтесь, прошу вас. Разговор наш затягиваться не должен, а дело нешуточное. Предал Хитрово брат его двоюродный, господин Ржевский — пересказал Алексею Орлову, что имеет Хитрово намерение всех участников восшествия государыни императрицы на престол собрать и скопом ее императорское величество просить отказаться от брака с Григорием Орловым. Мало того — пригрозил, что, если государыня всеподданейшей их просьбе откажет, сам, один Григория порешит.

— Достойнейший человек!

— Так вот к сведению вашему, князь, Хитрово был тотчас же арестован, и первый его допрос провел не кто-нибудь, а по желанию ее императорского величества сам Алексей Орлов.

— По желанию государыни? Быть не может!

— Может, сударь мой, еще как может. Граф Орлов, прямо скажем, с господином Хитрово неласково обошелся. Господин Хитрово не только что от слов своих не отрекся, но прямо объявил, что готов шпагу вонзить в сердце Григория Орлова. Мол, лучше смерть принять, чем знать, что вся революция свелась к одному возвышению Орловых.

— И вы думаете, мало офицеров разделяет мнение господина Хитрово? Революция ради Орловых!

— Я, сударь мой, ничего не думаю. Мне ее императорское величество повелела формальный допрос арестованного произвести; и то для вас важно, князь, чтобы специально мне вопрос ему задать: знала ли ваша супруга о таковых планах и как к ним относилась. Предписано было в случае неясного ответствования вопрос трижды повторить.

— И что же сказал Хитрово?

— Слава Богу, что не сумел увидеться с княгиней, что трижды в ваш дом приезжал и заставал двери запертыми — княгиня никого не изволила принимать. Прислуга сказывала, что неотлучно находилась у постели вашей сестрицы.

— Выходит, все в порядке — наплел кто-то на княгиню.

— Да вот и не в порядке, потому что Хитрово изволил добавить, что кабы с вашей супругой разговор ему удалось иметь, у него и сомнения нет, что княгиня его полностью поддержала в силу высоких чувств и патриотизма своей души. А дальше, князь, судите как знаете. Честь имею!

— Ваше сиятельство, Михайла Иваныч! Никак, забылся? Князь батюшка, спите ли?

— Ты что, Захар?

— Господин Теплов Григорий Николаевич приехали, видеть вас всенепременно желают.

— Чего ж не сказал, что я болен? Сам знаешь, жар какой — все горло разнесло.

— Сказывал, ваше сиятельство, про все сказывал. Господин Теплов на своем стоит. Мол, немедля разговор с вами иметь должен по поручению ее императорского величества.

— Что ты будешь делать! Зови тогда сюда.

— То-то и оно, Михайла Иваныч, что господин Теплов требуют, чтобы вы к ним на двор вышли.

— Как это «на двор»? Почему?

— О том не сказывали, но очень требовали. Да вы в окошко гляньте — вон у саней прохаживаться изволят.

— Что такое? Ну, давай одеваться — делать нечего. Халат дай, сверху шубу накину, больно испарина пробирает… Что вы, Григорий Николаевич?

— Простите великодушно, князь, что поднял вас с постели, однако оказия слишком серьезная — повременить никак нельзя.

— Отчего же не в доме?

— От любопытных ушей подале, да и супруге вашей слышать не след. Горяча больно княгиня, не в меру горяча.

— А уж это не вам, Григорий Николаевич, судить, и слов подобных о супруге своей никому говорить не позволю.

— Только и ваша горячность, князь, здесь неуместна. Я выполняю волю ее императорского величества и прошу отнестись к миссии моей с должным почтением. И суд о действиях супруги вашей принадлежит не мне, а государыне императрице. Никаких личных дел у меня с вами, князь, нет. Так вот, ее императорское величество повелела вам передать, что не хотела бы забыть известные заслуги княгини и потому просит вас оказать на вашу супругу необходимое воздействие. Государыне стало известно, что княгиня осмелилась даже угрожать её императорскому величеству, а также приближенным к ней лицам — графам Орловым.

— Угрожать? В себе ли вы, господин Теплов?

— Так следует из протоколов следствия, князь.

— Полагаю, что с таким вопросом государыня в случае необходимости могла бы прямо обратиться к княгине, и княгиня не замедлила бы дать государыне честный и прямой ответ. Всеми своими действиями в пользу государыни княгиня Катерина Романовна заслужила подобное доверие. Ссылка же на протоколы является для меня и моей супруги глубочайшим оскорблением.