Александр Рудазов - Три мудреца в одном тазу

• Название: Три мудреца в одном тазу
• Автор: Александр Рудазов
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2005
• ISBN: 5-93556-592-7

С возрастом обычно приходит и мудрость. А потом — уходит обратно. Но что есть настоящая мудрость для волшебника? Уметь добиться результата — любой ценой! Если нужно совершить подвиг — найди себе героя. Нету? Ну так сделай его из подручного материала! Лодка прохудилась? Починим! Не получается? Ну тогда вызовем себе новую… и пусть эти матросы не жалуются на произвол — они всего лишь бесплатное приложение к плавательному средству! Все равно жалуются? Превратим их в какую-нибудь гадость… только не всех, а то некому будет грести!

Нет, для настоящего волшебника нет ничего невозможного. Правильное заклинание решит любую проблему. Вот только вспомнить бы его… как же там было… хррр-пс-пс-пс…

---

Жена Петра Ивановича всегда старалась читать «полезные книги». Как только появлялась очередная макулатура, учащая чему-нибудь этакому, она начинала ее штудировать, свято веря, что раз напечатано, значит правда. Правильное питание, астрология, эзотерика, философские учения всех сортов, НЛО, загадки Атлантиды, Гипербореи и Шамбалы, макраме, «гениальные» исследования «академика» Фоменко — все это в свое время прочитывалось и благополучно забывалось. Последние несколько дней Зинаида Михайловна носилась с феминизмом и проповедовала дурацкие идеи, почерпнутые из книжек чокнутых американских теток. В частности — Арлин Дэниэлс, самой чокнутой из всех.

Петр Иванович относился к чудачествам жены снисходительно. Его это никак не затрагивало (кроме того случая, когда любящая женушка пыталась лечить мужа втыканием иголок в пятки), денег на эти книжки уходило немного, так что он и не беспокоился. В конце концов, было бы гораздо хуже, если бы супруга избрала в качестве хобби, допустим, коллекционирование мехов. Или ювелирных изделий — хрен редьки не слаще.

— Рыба! — шваркнул по соседнему столику Петрович. — Все, робяты, ваши не пляшут!

Гена с Валерой понурились, подставляя лбы для щелбанов. Пожилой механик с удовольствием пробил каждому по пять фофанов и начал перемешивать костяшки по новой. Телохранители внимательно уставились на его руки, не забывая время от времени зыркать в сторону шефа — как там он, не требуется ли помощь?

Невысокий, но очень крепкий и кряжистый Петрович на фоне этих двух шкафов совершенно исчезал из видимости. Гена и Валера (их отчеств и фамилий не помнил даже сам Колобков) отличались телосложением, которого хватило бы на четверых. А вот мозгов — только на одного. Два здоровяка свое дело знали туго, но во всем, что не касалось охраны шефа и сворачиванию челюстей тем, на кого тот укажет, были полными профанами. Постоянно ходили в черном и носили темные очки, из-за чего иногда по ночам врезались в стены. Огнестрельного оружия у них при себе не было (на время плавания Колобков конфисковал у них пистолеты и запер в личном сейфе), но они вполне обходились и кулаками. Гена в молодости был боксером-тяжеловесом, Валера имел черный пояс по дзюдо. Имея за спиной этих двоих, Петр Иванович чувствовал себя в безопасности даже в африканских джунглях.

— Петрович, как там с мотором? — для порядка поинтересовался Колобков.

Механик на пару секунд прикрыл глаза, прислушался к едва слышным звукам и удовлетворенно кивнул.

— Все тип-топ. Не волнуйся, Иваныч, у меня на этой скорлупке все схвачено.

— Ну и ладно, — пожал плечами Петр Иванович. — Раз.

— Пас.

— Два.

— Здесь два.

— Три.

— Здесь три.

— Четыре.

— Пас.

Сергей открыл прикуп и скривился — пришла десятка бубен и семерка червей. А ведь он подумывал о мизере, но не рискнул — очень уж опасно играть мизер с длинной мастью без семерки. И вот она — нужная семерка! Мизер был бы чистейший, абсолютно не ловящийся! Но черта с два, придется играть жалкие шесть червей — на семь взяток его карт уже не хватало.

— Ну что там у тебя, Серега? — ткнул вилкой в пельмень Колобков, другой рукой почесывая пузо. — Матильда Афанасьевна, принесите нам еще пивка, будьте так ласковы!

— Была б моя воля, я б вас, Петр Иваныч, мочой коровьей поила, а не пивом этим поганым! — донесся до него ответ любимой тещи.

— Вот су… суровая женщина! — крякнул Петр Иванович. — Светка!.. Олька!.. Вадик!.. Гешка!.. Кто-нибудь!.. У меня на этом корыте еще остались дети, или все утопли?!

— Петер, давай я принести, — предложил добрый Грюнлау.

— Или я, — привстал Сергей.

— Сидеть! — сурово насупил брови Колобков. — Найдем, кого послать!

Он посмотрел на жену, но тут же отвернулся. Петровичу он не доверял — по дороге выпьет половину. Старикану можно было вверить на хранение чемодан денег или любимую секретаршу Людочку — вернет в целости и сохранности. Но даже одну-единственную бутылочку дешевенького пива… проще уж за борт вылить. Остались Гена с Валерой, но Колобков считал, что гонять телохранителей за пивом — это как-то несолидно.

— Папа, папа! — выбежала из каюты зареванная Оля. — Па-а-а-апапопапопааааа!!!

— Это что за звук сейчас был? — удивился Колобков. — Оленька, доченька, ты сказала «папа» или «попа»?

Оля на миг задумалась. Одиннадцать лет — не настолько большой возраст, чтобы решать такие сложные философские проблемы.

— Папа, — наконец сделала выбор она.

— Ну слава богу… А чего голосишь-то? Ну давай, скажи папе, папа сегодня добрый.

— Потому что пива набуляхался, — проворчала Матильда Афанасьевна.

— Хотя бы поэтому, — не стал спорить Петр Иванович.

— Папа! — возмущенно напомнила о себе дочка. И грохнула на стол здоровенную клетку. — Рика-а-а-а-ардо уу-у-уме-е-е-р!!!

Папа чуть не подавился пельменем, Гюнтер деликатно отхлебнул еще пива, оставив под носом шикарные пенные усищи, и наклонился к клетке, Сергей прекратил тасовать колоду. Рикардо действительно лежал в очень неестественной позе.

Рикардо — это хомячок. Снежно-белый сирийский хомячок, живший у Оли уже почти два года. Очень крупный, толстый и страшно кусачий. Оля всегда кормила его сама — к ее руке он привык, позволял брать себя на руки и даже иногда соизволял лизнуть в палец. А вот если его пытался погладить кто-нибудь другой, тут же вгрызался с яростью бешеной пантеры. Отважный хомячок не боялся никого и ничего — когда однажды в гости к Колобковым пришла двоюродная сестра отца со своей кошкой, тот так злобно тявкал на нее из-за прутьев, что бедная киса забилась под диван и сидела там до самого ухода. Она не привыкла к огромным белым мышам, лающим, как собака.

Но теперь Рикардо лежал неподвижно, уткнувшись хвостом в мисочку с водой, а носом — в тарелку с сухим кормом. Оля ревела навзрыд. Мама гладила ее по голове, неуверенно приговаривая что-то неразборчивое — Зинаида Михайловна совершенно не умела обращаться с плачущими детьми. К ее чести надо сказать, что их дети плакали чрезвычайно редко — все четверо унаследовали от отца жизнерадостность и боевитость.

— Хуймяк… — задумчиво почесал лысину Колобков.

Он всегда произносил это слово именно так. А когда ему пеняли, что звучит уже как-то немножко не того, всегда с возмущением парировал: «Может, тогда и «застрахуй» не говорить, а?!»

— Ну ладно, ладно, утри глаза — помер и помер, что ж тут сделаешь? — попыталась утешить дочь Зинаида.

От этих слов Оля заревела еще громче.

— Купим мы тебе другую крысу, не расстраивайся! — сделала вторую попытку мама.

— Это хомя-я-я-як!!! — возмущенно зарыдала дочь.

— А я тебе предлагала собаку завести — они долго живут. Давай возьмем у тети Любы щеночка? У них как раз скоро Полкан кутят принесет.

Пуделиху тети Любы действительно звали Полканом — когда покупали, то не смогли разглядеть половые признаки под кудрявой шерстью, и в конце концов какой-то знаток сказал, что это мальчик. Через два года, когда «мальчик» принес щенков, ошибку поняли, но переименовывать не стали — слишком уж привыкли к имени. Да Полкан и сама привыкла — всегда откликалась, когда ее так называли.

Третья попытка тоже завершилась неудачно — Оля не слишком-то любила собак.

Отец семейства задумчиво почесал переносицу и сунул руку в клетку — вытащить усопшего. В следующую секунду раздалось сразу четыре оглушительных крика.

— Папа, папа, он живой, живой!!!

— А-а-а, [цензура], мой палец!!!

— Петя, не смей материться при детях!!!

Четвертым орал хомячок Рикардо. Громче всех. Он возмущался до глубины души — подумаешь, не дошел до спаленки, уснул прямо рядом с кормушкой! Обязательно надо тыкать в бок всякой гадостью!

Но про него все тут же забыли. Счастливая Оля схватила свою клетку и убежала в каюту — да побыстрее, пока обозлившийся папа не выкинул грызуна за борт. А все остальные устроили консилиум вокруг приплясывающего и вопящего от боли Колобкова — озверевший Рикардо прокусил ему палец насквозь.

— Прямо сквозь кость!.. прямо сквозь кость!.. — орал Петр Иванович, брызгая на всех кровью. — Чертов хуймяк!!!

— Надо говорить «хомяк», папа! — вякнула Оля, еще не дошедшая до каюты. И едва успела увернуться — любящий папочка швырнул в нее тапок.

— Петя, убери руку, дай я посмотрю, Петя, убери руку, дай я посмотрю… ну, Петя! — приговаривала жена, хлопоча вокруг мужа.

— Это вас бог наказал! — довольно хрюкнула Зинаида Афанасьевна. — Господь шельму метит!

— Надо прижечь ранка, этот крыс может быть ядовитый! — вмешался Грюнлау.

— Да не, надо просто водочкой сполоснуть, — сипло посоветовал Петрович. — Иваныч, давай я принесу, а? Где у тебя ключи от бара?

— Папа, ты чего скачешь? Сам же говорил — на палубе не скакать!