Альфред Леманн - Иллюстрированная история суеверий и волшебства

• Название: Иллюстрированная история суеверий и волшебства
• Автор: Альфред Леманн
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Эзотерика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-80660-7

Книга директора психофизической лаборатории в Копенгагене доктора Альфреда Леманна посвящена основам человеческой цивилизации. То, на что современный человек порой смотрит свысока, считая это ненаучным, несовременным или диким, называя это суевериями, весь этот круг представлений, ритуалов и предметов материальной культуры, — все это помогло выживать нашим предкам в течение десятков тысяч лет. В этом уникальном исследовании рассказывается о развитии древних способов познания мира и человека, многие из которых и сегодня находят своих последователей, принимающих это если не холодным разумом, то чувствами и душой: об астрологии, алхимии, магии, хиромантии, каббалистике — объясняются такие понятия, как гипноз, лунатизм, оккультизм, спиритизм, телепатия. Альфред Леманн не только анализирует языческие суеверия, волшебство, магию и оккультизм, но и подробно останавливается и на спиритизме и эзотеризме XVIII–XIX веков — от Сведенборга до Елены Блаватской. Книга содержит более 150 иллюстраций.

---

В протоколах процессов о ведьмах мы встречаемся с явлением, которое на первый взгляд совершенно противоречит высказанному предположению. Бывало не раз, что женщины сами являлись в суд и возводили на себя обвинения. Казалось бы, можно думать, что в этих самообвинениях была доля истины, потому что иначе что же побуждало их к такому безумному шагу?

«Нельзя предположить, что это было только озлобление, — говорит Столль, — потому что ведь они рисковали головой. Столь же мало, вероятно, и предположение, что, подобно истеричкам наших дней, они желали во что бы то ни стало чем-нибудь отличиться, чтобы привлечь на себя внимание. Для понимания этого явления нужно принять в расчет, что есть многие люди, которые настолько проникаются верой в истинность всего, что им внушается прямо или косвенно, намеренно или ненамеренно, что делаются совершенно неспособными отличить действительно бывшее от воображаемого и слышанного».

В доказательство этого Столль приводит такой пример из клиники известного гипнотизера проф. Бернгейма в Нанси. Проф. Бернгейм позвал однажды юношу 14 лет к кровати другого больного № 1 и спросил: «Скажи мне: этот человек не отнял ли у тебя вчера портмоне?» Юноша тотчас отвечал утвердительно. «В таком случае расскажи, как было дело, только смотри, говори чистую правду, потому что вот господин следователь (указывает на проф. Фореля) и из-за твоих россказней этого человека могут посадить на полгода в тюрьму». Юноша клянется, что будет говорить только правду и приступает к рассказу: вчера в 101 /2 часов вечера больной № 1 подошел к его койке и вытащил из-под одеяла его портмоне, а затем возвратился и лег в постель. Юношу настойчиво спрашивают, действительно ли все так было и может ли он в том принять присягу: он немедленно поднимает пальцы вверх и клянется в истине своих слов. Во время рассказа больной № 1 качает головой, и, смеясь, отрицает все происшествие. Мальчик, однако, стоит на своем. Тогда проф. Бернгейм зовет больного № 2, гистеро-эпилептика, соседа по койке с № 1, слышавшего весь рассказ. № 2 дословно повторяет показание юноши и утверждает, что он видел всю сцену воровства. Бернгейм обращается к третьему больному, пожилому человеку, спокойно сидевшему на лавке, и спрашивает его. Тот хладнокровно и решительно отвечает, что ничего подобного он не видел. При настойчивых увещеваниях припомнить хорошенько он долго остается при своем показании, но наконец мало-помалу начинает колебаться и допускает, что нечто подобное могло и произойти в больничной палате, только он не припоминает, чтоб он это видел. История воровства конечно была вымышлена, но мы видели, как два человека моментально подхватили ее и излагали с полным убеждением в ее справедливости. Так как оба свидетеля слышат друг друга, то последующий дословно повторяет показание предыдущего. Даже третий, сначала очень ясно отрицавший происшествие, после некоторого воздействия начинает колебаться и признавать, что может быть что-нибудь и было.

«Если мы, — продолжает Столль, — перенесем такие настроения в те времена, когда большинство народов, охваченное постоянным страхом при мысли о ведьмах, было склонно видеть проявления волшебства в самых простых предметах и происшествиях, то легко поймем, как под ужасной тяжестью душевных мук, обусловленных, с одной стороны, страхом ведовства, а с другой — ожиданием вечного осуждения, могла прийти в голову какой-нибудь несчастной, вследствие ли случайного внушения со стороны, или галлюцинаторного явления демонов, мысль, что она ведьма и что совесть и долг требуют, чтобы она пошла в суд и добровольно обвинила себя. Не озлобление, а муки совести и чрезвычайная восприимчивость к внушениям принуждали многих невинных людей к роковому шагу, стоившему им жизни».

Излишне доказывать, что и судьи, охваченные также верой в ведовство, теряли всякую способность руководиться здравым смыслом. Выше мы привели пример, до какой степени безумия доводила впечатлительность к внушениям даже наиболее интеллигентных людей того времени.

Внушенные движения и поступки

Мы уже не раз говорили, что представление об известном движении рождает стремление на самом деле выполнить его. На этом основана возможность исполнения двигательных внушений. Когда внимание сосредоточено на таком двигательном представлении, то движение сделается само собой, при условии, что индивидуум не противится нарочно стремлению к движению. Но даже и в последнем случае движение все-таки будет выполнено, если только направленное на него внимание достигает высокой степени интенсивности.

Если кто-либо, держа в вытянутой руке маятник, будет стараться держать руку спокойно, то все-таки маятник начнет колебаться, как только внимание будет сосредоточено на мысли о таком движении. Мы уже видели, что этот опыт удается даже с лицами, не знающими его сущности, особенно если его облечь в мистическую форму. Последнее обстоятельство доводит напряжение внимания данного лица до высшей степени, т. е. ему внушается движение.

В обыденной жизни внушенные движения и поступки встречаются очень часто, но большей частью они суть лишь подражания действиям других людей. Именно поэтому часто бывает очень трудно решить, есть ли данный поступок последствием внушения, или он должен быть объяснен иначе, потому что подобные же действия могут вызываться, кроме внушения, еще и другими психическими факторами, например так наз. инстинктом подражания. Дама видит на своей приятельнице новое платье, сшитое по самой последней моде; она спешит заказать себе такое же, потому что «нужно же быть как все». Здесь, очевидно, сказывается сознательное стремление сравняться с другими. Та же психологическая основа, хотя, может быть, с меньшей долей сознательности, проявляется в большинстве детских игр: в солдаты, в железную дорогу и т. и. И здесь мы, строго говоря, имеем дело с подражательным инстинктом, т. е. стремлением к деятельности, получающим удовлетворение в подражании, удовлетворение тем более полное, чем поступки детей начинают более походить на дело взрослых людей. Это, между прочим, выражается в том, что старшие дети поправляют младших, если последние, по их мнению, недостаточно точно изображают действительность. В этих и подобных случаях мы наблюдаем ряд сложных и планомерных поступков, имеющих целью удовлетворение определенного психического влечения. Такие инстинктивные, или вызванные естественной потребностью, поступки во всяком случае не следует смешивать с внушенными. Характерная черта последних состоит в том, что вниманием всецело овладевает определенное двигательное представление, которое непосредственно влечет за собой соответствующее движение.

Приведу пример для иллюстрации различия между инстинктивными и внушенными поступками. Положим, В идет за А по скользкой ледяной дороге и внимательно следит за ним. Если А вдруг поскользнется, то нередко бывает, что и В непроизвольно повторит те же движения, что и А. Очевидно, эти движения суть результат внушения. Что А их делает, это вполне естественно. Он делает их инстинктивно, чтобы не потерять равновесия, но для В, который не скользил, повторение тех же движений не имеет никакого смысла: оно не только бесполезно, но даже вредно, так как быстрый поворот тела может повлечь за собой падение. Движение В объясняется только тем, что его внимание сосредоточено на А, и он таким образом легко поддается внушению.

В этом примере ясно видно, в чем состоит различие действий инстинктивных и внушенных. С виду движения Au В тождественны, разница же между ними заключается в различных состояниях сознания. Когда имеется налицо потребность, и для удовлетворения ее совершается известное движение или ряд движений, то мы называем их инстинктивными, если, конечно, они не имеют характера заранее обдуманных. Так, движения А инстинктивны. Если же поступки вызваны только представлением о движении, на котором с особой напряженностью сосредоточено внимание, то мы имеем дело с внушением. Поэтому во многих случаях мы можем различить сущность явления только путем анализа одновременного с ним состояния сознания. Хотя это не так легко сделать, но все же мы можем не сомневаться, что в обыденной жизни несомненно внушенные действия встречаются на каждом шагу. Известно, например, какое сходство наблюдается в манерах и обращении лиц, долго живущих вместе, напр., у супругов. Здесь мы имеем очевидное доказательство заразительности примера, т. е. силы внушения. Никто, конечно, не станет утверждать, что данные лица подражают друг другу сознательно, тем более что обе стороны во многих случаях считают это даже нежелательным. Значит, тут не играет роли подражательный инстинкт. Несомненно, что гораздо труднее сохранить самостоятельность и независимость, т. е. удержаться от повторения поступков других людей; наоборот, очень легко и естественно подражать тем действиям, которые мы видим перед собой. В определенный момент является представление об известном движении и влечет за собой самое движение, это и есть внушение.