Бен Шервуд - Человек, который съел «Боинг-747»

• Название: Человек, который съел «Боинг-747»
• Автор: Бен Шервуд
• Издательство: Азбука, Азбука-Аттикус
• Жанр: Проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-389-02622-3

Бен Шервуд — американский журналист, известный телевизионный ведущий и продюсер, автор двух романов-бестселлеров, переведенных на полтора десятка языков («Человек, который съел „Боинг-747“» и «Двойная жизнь Чарли Сент-Клауда»). Роман про Чарли Сент-Клауда, экранизированный в 2010 году, уже знаком российским читателям. Но дебютный роман Шервуда, с которого и началась его громкая известность, на русском языке выходит впервые. Права на экранизацию романа «Человек, который съел „Боинг-747“» приобретены кинокомпанией «Bel Air Entertainment / Warner Bros.».

Джон Смит, человек вполне обыкновенный (под стать своему имени), работает в редакции Книги рекордов Гиннесса и потому годами охотится за всем необыкновенным, выдающимся, исключительным, «самым-самым». Где только он ни побывал, какие только рекорды ни зафиксировал, но еще ни разу ему не пришлось засвидетельствовать великую любовь, пока погоня за сенсацией не привела его в американскую глубинку, где, по слухам, местный фермер медленно, но верно, кусочек за кусочком поглощает «боинг», с одной-единственной целью — произвести впечатление на любимую и завоевать наконец ее сердце. В этой фантастически-реалистичной истории, где нормальное сплошь и рядом оказывается ненормальным, и наоборот, вопреки всему снова торжествует любовь.

---

Большой Лу хлопнул Уолли по плечу и направился к противоположному концу этого грандиозного перемалывателя металла. В руках он держал специально припасенную для этого случая плетеную ивовую корзину. Легким привычным движением он распахнул створки отсека, в который должна была поступить пыль и труха, оставшаяся после прохождения черных ящиков по пищеварительному тракту гигантского пожирателя металлов. Большой Лу сунул руку внутрь отсека, затем заглянул туда, вынырнул обратно с чуть удивленным и виноватым видом и огляделся по сторонам. Присутствие большого количества телекамер его явно нервировало. Он неуверенно улыбнулся и вытер носовым платком взмокшее лицо.

— Минуту терпения, — сказал он, обращаясь к Уолли и журналистам. — Всего минуту.

Затем он встал на колени перед измельчителем и, наклонившись к нему поближе, незаметно перекрестил машину. Было похоже, что он заявляет последнее ходатайство перед объявлением приговора, который выносился где-то там, на небесах. Совершенно неожиданно для уже приунывшей толпы зрителей машина каким-то чудесным образом вновь заработала и стала выплевывать в заботливо подставленную корзину завившиеся изящной стружкой полоски прочнейшей закаленной нержавеющей стали.

Толпа радостно загудела. Из динамиков системы оповещения раздался узнаваемый тенор Андреа Бочелли. Большой Лу вознес полный благодарности взгляд к небесам, а затем дал сигнал бригаде рабочих. Парни в новеньких, с иголочки, пиджаках и галстуках подошли к большому красному занавесу, которым была закрыта большая часть двора фабрики. Через несколько секунд занавес отодвинулся, и глазам собравшихся предстала Мама Лу в белоснежной блузке и накрахмаленном переднике. Разумеется, за занавесом она скрывалась не одна. Ее окружали столы, заставленные кастрюлями, сковородками и огромными дымящимися котлами со спагетти, обжаренными мидиями и красным соусом.

— А теперь — скромная трапеза в честь Уолли Чабба, — торжественно объявила Мама Лу. — Mangia![12]

Рабочие мгновенно принесли и расставили по заранее продуманным местам столы и складные стулья. Репортеры, операторы, техники — все побросали свое оборудование и поспешили занять места в этой импровизированной столовой. Даже мрачные типы из компании «Боинг», все время старавшиеся держаться в тени огромной машины, рискнули показаться на глаза публике и вместе со всеми сели за стол.

Мама Лу лично обходила гостей и накладывала каждому огромную тарелку спагетти. Кьянти лилось рекой. Большой Лу высыпал груду пармезана на свои макароны и предложил блюдо с сыром Уолли. Тот отрицательно покачал головой и спрыснул свои спагетти свежеприготовленным соусом, большую часть которого составляли самые мелкие кусочки и опилки, оставшиеся от побежденных черных ящиков.

ГЛАВА 13

Итальянская траттория с красивым названием «Фарфарелло». Расположена она в порту Марина-ди-Масса. Стол заставлен закусками, тарелками с копченым тунцом и меч-рыбой. Официанты уже унесли остатки салата воньоле, тарелки из-под тальярини с мелкими креветками и соусник с острым до слез пеперончино. На десерт — местная выпечка-чамбелла на выбор. Вилла сама нашла это место по Интернету. Теперь она сидела на террасе и в такт накатывавшим на берег волнам прибоя взбалтывала в бокале «Асти де Миранда». Мужчина с добрыми голубыми глазами и тонким прямым носом сидел за столиком напротив нее. Он наклонился чуть вперед, положил руку ей на затылок и притянул к себе…

Вилла, вздрогнув, проснулась. Окружающее ее пространство было освещено жестким светом люминесцентных ламп, от которого резало в глазах. Особенно сейчас, со сна. Приемный покой больницы «Бродстоун мемориал». А в следующую секунду — вновь безотчетный страх…

Вилла вспомнила, как все произошло. Неприятности начались ближе к вечеру. Уолли вдруг упал прямо посреди своей кухни, и у него едва хватило сил, чтобы вызвать скорую помощь. Приехавшие врачи немедленно отвезли его в больницу. По симптомам Роза предположила, что Уолли настиг инсульт.

Доживет ли этот могучий человек до утра? Все эти годы он неизменно был рядом. Его присутствие всегда чувствовалось в городе. От него исходила почти физически ощущаемая волна добродушия и уверенности. Был… чувствовалось… исходила… всегда…

«Ну почему я не принимала его всерьез? — упрекала себя Вилла. — Почему вовремя не остановила всю эту глупость? Он ко мне непременно прислушался бы. Если с Уолли что-то случится, я себе этого никогда не прощу!»

Джей-Джей дремал в соседнем кресле. Неподалеку на выложенном керамической плиткой полу растянулся Нейт. За стеклянной дверью, в тамбуре, полускрытый густой завесой табачного дыма, шаркал Отто. С витрины сувенирного киоска, расположенного в холле больницы, на Виллу смотрел лиловый кролик. Из-за его плеча выглядывал оранжевый слон. Часы на стене показывали 05.55.

Через главную дверь можно было разглядеть припарковавшиеся вокруг гостиницы фургоны передвижных телестудий. Операторы сбились в несколько групп и о чем-то говорили друг с другом, попивая кофе и заедая его пончиками. В дверях, как часовой на посту, замер начальник полиции Буши: никаких посторонних в здании больницы. Это коллективное бдение у постели больного продолжалось всю ночь.

Под сводами приемного покоя послышались шаркающие шаги. В помещение вошел Берл Граймс — директор похоронного бюро и председатель управляющего совета больницы. Двигался он еще более вяло, чем обычно, сутулился сильнее, чем накануне, а самое главное — на его лице застыло какое-то безысходно мрачное выражение, не менявшееся с тех пор, как он о чем-то поговорил с лечащим врачом Уолли, сразу после того, как больного поместили в отделение реанимации.

Вилла до смерти перепугалась и едва нашла в себе силы встать с кресла. Она была уверена, что произошло самое страшное: скорее всего, Уолли больше нет.

Предвосхищая вопросы друзей и близких, Берл ровным, бесцветным голосом объявил:

— У меня есть короткое заявление для прессы.

Он вышел через парадную дверь больницы, и стоявшие на лужайке и подъездной дорожке журналисты сразу же кинулись к нему. Вилла растолкала Джей-Джея и Нейта. Вслед за Берлом они вышли на свежий воздух и тут же попали в объективы теле- и фотокамер. Свет включавшихся один за другим софитов ударил им в лицо. Заработали вспышки.

— Дамы и господа, — начал свою речь Берл. — Я уполномочен сообщить вам, что сегодня ночью…

— Он умер? — Одному из журналистов не хватило терпения, и он вслух задал интересовавший всех вопрос.

— Минуточку, — невозмутимо отозвался Берл. — Вам будет предоставлено время для вопросов.

Прокашлявшись, он начал все сначала:

— Итак, этой ночью Уолли Чабб был доставлен в больницу «Бродстоун мемориал» с синдромом синкопирующего сознания.

— Это еще что такое?

— Так медики называют обморок, — пояснил Берл.

— Это серьезно?

— Врачи сделали все необходимые анализы, и от имени руководства больницы я имею честь сообщить вам, что…

Мрачный голос похоронных дел мастера, ставшего вдруг членом руководства городской больницы, звучал не только на этой лужайке: он транслировался на весь мир…

— Уолли жив и даже практически здоров.

В это мгновение произошло нечто непредвиденное. В наступившей тишине кто-то хлопнул в ладоши, и журналисты, забыв о своем профессиональном долге, один за другим начали аплодировать, выражая радость по поводу услышанного. Вилла заметила, как Роза выскользнула из больницы через служебный вход. Ее волосы были взлохмачены, а глаза покраснели от слез.

— Что стало причиной этого обморока? — спросил один из журналистов.

— Обезвоживание организма вследствие пищевого отравления, — отчеканил Граймс. — Тяжелая работа на солнце и, судя по всему, несвежие мидии. Врачи абсолютно уверены в том, что произошедшее с Уолли накануне вечером не имеет никакой связи с поеданием самолета.

Берл продолжил отвечать на частные вопросы, касавшиеся деталей случившегося, и журналисты обступили его со всех сторон. В этот момент Роза пробралась на выделенную для прессы лужайку и подошла к Вилле. Ни слова не говоря, она взяла подругу за руку и увлекла за собой. Вилла чувствовала, что Роза вся дрожит. Уведя Виллу в уединенное место и убедившись, что рядом никого нет, Роза срывающимся голосом произнесла:

— Этот обморок случился неспроста. Это было предупреждение свыше… Уолли нужно остановить.

— Но ведь врачи вроде бы утверждают…

— Никого, кроме тебя, он не послушает, — не обращая внимания на возражение, сказала Роза. — Ты единственный человек, который может вразумить его. Пойми, он ведь себя убивает ради тебя.

Нейт откинулся на спинку металлического стула и, покачавшись на двух ножках, прислонился к стене палаты двести тридцать девять. В окно ярко светило солнце, там, за стенами, дул все тот же ветер, а резные листья росшего на больничной парковке дуба отбрасывали на одеяло ажурный орнамент теней. Уолли, вне всякого сомнения, чувствовал себя превосходно. В этом как раз и заключалась главная проблема. Никому не удавалось убедить его прекратить поедание самолета, пока с ним не случилось чего-нибудь похуже обморока.