Наталья Парыгина - Вдова

• Название: Вдова
• Автор: Наталья Парыгина
• Издательство: Профиздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1975

В романе, принадлежащем перу тульской писательницы Н.Парыгиной, прослеживается жизненный путь Дарьи Костроминой, которая пришла из деревни на строительство одного из первых в стране заводов тяжелой индустрии. В грозные годы войны она вместе с другими женщинами по заданию Комитета обороны принимает участие в эвакуации оборудования в Сибирь, где в ту пору ковалось грозное оружие победы.

Судьба Дарьи, труженицы матери, — судьба советских женщин, принявших на свои плечи по праву и долгу гражданства всю тяжесть труда военного тыла, а вместе с тем и заботы об осиротевших детях. Страницы романа — яркое повествование о суровом и славном поколении победителей. 

Роман «Вдова» удостоен поощрительной премии на Всесоюзном конкурсе ВЦСПС и Союза писателей СССР 1972—1974 гг. на лучшее произведение о современном советском рабочем классе. 

© Профиздат 1975

---

Обычные дела, какими всегда приходилось заниматься после работы, ждали Дарью, и она не торопилась, инстинктивно выработав размеренность, сохраняющую силы. Этим размеренным, не быстрым и не медленным шагом, точно бы нехотя отрывая ноги от земли, шла Дарья среди других рабочих, никого, впрочем, не замечая вокруг себя и никем не интересуясь. Она миновала Дворец культуры и свернула в переулок к продуктовому магазину. И тут вдруг Дарье почудился откуда-то сзади Митин голос:

— Мама!

Дарья невольно оглянулась. По улице с завода шло много людей, сплошной густой поток, и кто-то среди этих людей голосом, похожим на Митин, окликнул свою мать. Дарья не стала доискиваться — кто, неторопливо двинулась своей дорогой.

Дробный тяжелый стук ботинок об асфальт послышался позади. И опять, громче и ближе, раздался похожий на Митин... нет, не похожий, а его, родной, Митин голос:

— Мама!

Дарья вздрогнула и невольным жестом прижала руки к груди, точно защищая сердце от слишком большой для него радости, такой большой, что от нее может сделаться больно.

— Мама... — в третий раз уже совсем рядом сказал Митя.

Дарья обернулась и увидела сына.

Первое, что поразило ее, был его рост. Митя был теперь выше матери, ей как-то никогда не приходило в голову, что сын может перерасти ее. Он стал мужчиной, ранние морщинки прочертили след в углах губ. «Какой он стал... незнакомый», — подумала Дарья, но тут же эта мысль затмилась другой, главной. «Сын вернулся. Мой сын вернулся!» — осознала Дарья, и все на свете потеряло для нее смысл в эту счастливую минуту, все, кроме Мити. Не стыдясь людей, совсем позабыв о них, она обняла Митю и прильнула щекой к его колючему пиджаку.

— Идем, мама! — звал Митя.

Но она стояла, крепко обняв сына, точно он мог исчезнуть, как только она разомкнет руки. Тогда он сам взял ее за руки и осторожным, но настойчивым движением отстранил от себя.

— Сын вернулся?

Женщина, спросившая об этом, работала в цехе конденсации. Дарья не знала ее имени, просто иногда встречала по пути на завод. Дарье было приятно, что женщина заметила ее радость.

— Вернулся, — глядя на женщину счастливыми влажными глазами, сказала она. — Вернулся...

Митя был чисто выбрит. Ее сын уже брился! Это вызвало у Дарьи новый прилив гордости. Серая рубашка была на нем и черный суконный костюм. Одна пуговица привлекла Дарьино внимание. Две пуговицы на пиджаке были, как положено, черные, а одна — синяя. В последний год перед войной, заторопившись на работу и не найдя черной пуговицы, Дарья пришила к пиджаку Василия синюю. И теперь...

— Это отца костюм? — почти сорвавшись на крик от охватившего ее волнения, спросила Дарья.

— Нюрка мне дала, — виновато проговорил Митя.

Несколько шагов они сделал и молча. Дарья подумала, что сын обиделся.

— Носи, что же ему лежать, — сказала она. — Как Нюрка тебя встретила?

— Наревелась, — сказал Митя. — Сейчас пельмени стряпает. Я там, в колонии, сколько раз думал про пельмени.

У Дарьи затуманились глаза. В ее взрослом сыне, который стал выше ее ростом и брился, проглянул прежний мальчишка.

— Ешь теперь хоть каждый день, — сказала она.

Дарья уже не надеялась быть счастливой. Но счастье неожиданно вернулось к ней. Вернулось вместе с Митей.

Раньше, думая о сыне, она смутно представляла, каким он стал. Люди говорили, что хорошего ждать нечего. В какой посудке керосин побывал, ту не отмоешь. Если даже неиспорченный человек случайно попал в колонию, и ему не миновать бандитской дорожки. Уж там приятели обучат его всякому поганству. Для них на волю выйти — все равно что в отпуске побывать. Погуляют, водкой натешатся, бед натворят, а конец один: тюрьма.

Наслушавшись от знакомых баб, а случалось, и от незнакомых где-нибудь в очереди таких теорий, Дарья с тайным страхом следила за сыном. Из дому старалась первые дни одного не отпускать. В парк соберется, Дарья Анюту просит: поди с ним. Погулять на улицу выйдет, она Галю ему навяжет. Понимала, что не укараулишь взрослого парня, если что задумает сделать по-своему. А все же старалась отвести Митю от того пагубного пути, на который свернул он по ее недосмотру еще парнишкой.

Митя, удивляя Дарью, не противился. Шел с Анютой в парк. С Галей гулял по городу, покупал ей игрушки. Даже Дарью звал в кино, но она отговаривалась домашними делами. Дела на самом деле были не такие уж неотложные, но Дарье казалось, что Митя будет ее совеститься, не ходили в Серебровке парни с матерями в кино.

Прожив неделю гостем, Митя заговорил о работе.

Дарья вскинула на сына озабоченный взгляд:

— Что ж скоро так? Отдохни еще.

— Отдохнул, хватит, — сказал Митя с грубоватой непреклонностью.

— Вместе пойдем в отдел кадров, меня на заводе знают, — немного оробев от его тона, предложила Дарья.

— Нет, я на завод не пойду.

— Куда же ты пойдешь? — настороженно спросила Дарья.

— На автобазу попробую. Пускай на любую работу пока возьмут, а после работы на шофера буду учиться.

— На шофера... Ты же токарь!

Не понравился Дарье Митин план. На заводе он был бы у нее на глазах, а тут останется без досмотра. Да и озорной народ эти шоферы. Иной так машину разгонит — того гляди в канаву опрокинется либо человека задавит. Мало ли их за аварии в тюрьму попадает?

— На заводе дела тебе не найдется? — сказала Дарья. — Механический цех у нас большой.

— Не хочу другого дела, — упрямо сказал Митя.

Разговор случился за завтраком, и некоторое время все в молчании ели картошку.

— Пусть поступает, куда хочет, — отложив ложку и взявшись за чай, проговорила Анюта. — Зачем ты его неволишь? Не маленький.

— Дура! — крикнула на нее Дарья. — Ему блажь в башку кинулась, а какая за эту блажь будет расплата? Выпьет рюмку да сядет за руль — вот тебе и авария. Беда-то, она за каждым углом человека сторожит.

— Пьяного автоинспектор не допустит машину вести, — рассудительно проговорила Анюта и ушла в свою каморку.

Митя усердно выскребал остатки картошки. Дарья исподволь смотрела на него. Руки у Мити были большие и сильные, как у Василия, и успели уже несколько огрубеть от работы в колонии. И лицом Митя сильно походил на отца. Тот же высокий, чуть покатый лоб, те же густые брови, и полные губы. Только в глазах не было отцовской теплоты и приветливости. Угрюмовато и вроде бы обиженно глядели из-под густых бровей Митины глаза. Навек оставила в них след нескладная молодость.

Нежное, жалостное чувство к сыну шевельнулось в душе Дарьи. «На что ж я строго с ним, — с укором себе подумала она. — И без меня строгости много видел...»

— Чем тебя шоферская работа манит?

Митя пристально взглянул на мать, точно не доверяя ее дружескому тону.

— Все не смирюсь, что ты взрослым стал, — сказала она. — По годам знаю — не мальчишка, а не привыкну никак. За глазами вырос, оттого и не привыкну.

— В колонии, — задумчиво заговорил Митя, — за загородкой, когда простор только над головой видел, мне все дороги мерещились. Дальние дороги. Чтоб ехать, ехать, через поля, через лес, не знаю там, куда, а только бы долго ехать. Тогда и захотелось мне шофером стать.

— Митя, — взволнованно отозвалась Дарья, — кем хочешь работай. Шофером хочешь — поступай. Техникум или институт задумаешь кончить — учись, хватит моих сил тебе помогать. На все я согласная. Об одном прошу тебя: не связывайся ты больше с этими прохвостами вроде Хмеля. Береги свою свободу. Худых дружков опасайся да бутылки. Сколько проклятая водка людей сгубила — никакому злодею вровень с ней не встать.

— Я ведь не пью...

— Боюсь я... Боюсь за тебя. Мало ли я горя на сердце приняла, когда тебя арестовали. Кажется, в другой раз и не вынесу...

— Ну, чего ты, мам? Я и за один раз сыт по горло. Не бойся, теперь умней стал.

— Ну то-то, сынок, — немного успокоившись, сказала Дарья.

После этого разговора она доверчивее стала к Мите. И не удивлялась уже его привязанности к Анюте и к Гале. Поняла: натосковался по дому, наскучался без родных. Не так тревожилась, когда уходил Митя из дому один. Взрослого парня на привязи не удержишь. Пусть гуляет. Похоже, и в самом деле умней стал.

Митя устроился в авторемонтные мастерские слесарем. Через месяц, сказали Мите, откроются курсы шоферов. И вот тогда-то, поверив, что сын встал на твердую колею, почувствовала Дарья себя счастливой.

Распрямилась она, окрепла, открыто, приветливо глядела на людей. В осанке ее, в походке появилась та спокойная горделивость, которую узнала впервые давно, до войны, когда прославилась на заводе как одна из лучших стахановок. Теперь не своими заслугами, а детьми гордилась Дарья, но их успехи, Нюркины и Митины, были для нее дороже своих.

Анюта на пятерки училась в техникуме, получала повышенную стипендию. Она точно бы оттаяла сердцем, ни к Мите не ревновала мать, ни к Гале. А Дарья старалась никого не выделять. Да и в самом деле, подобрев от того, что все в семье было теперь хорошо, всех троих любила одинаково.