Суннатулла Анарбаев - Серебряный блеск Лысой горы

• Название: Серебряный блеск Лысой горы
• Автор: Суннатулла Анарбаев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1963

Роман «Серебряный блеск Лысой горы» — первое крупное произведение узбекского писателя Суннатуллы Анарбаева.

С глубоким проникновением в жизнь, с любовью описывает автор своих героев — жителей горного кишлака Аксай, правдиво отображает изменения, происшедшие после XX съезда партии в сознании людей, в хозяйстве колхоза.

Романтика, присущая писательской палитре С. Анарбаева, помогает ему найти теплые и убедительные краски.

Действие романа происходит на протяжении многих лет, начиная от периода создания колхоза в Аксае до наших дней.

---

Вдруг перед ним возникла чья-то громадная фигура. Человек был так высок, что голова его почти касалась лампады под потолком. Он сделал два шага пыльными сапогами по ковру и остановился.

— Кто ты? — испуганно закричал Абдулазиз.

— Когда ты был приказчиком у моего отца, то узнавал меня. Вор! Ты обокрал его, разбогател, а теперь не узнаешь? — прохрипел человек.

У лавочника язык прилип к гортани.

— Не бойся, трус, я не привидение. Ночью не приснюсь, — язвительно сказал незнакомец.

— Разык-бай?! — Лавочник тщетно пытался изобразить улыбку на побледневшем лице. Он хотел встать, но не смог и на коленях подвинулся к ночному гостю. — Откуда вы вошли, ведь калитка заперта?..

— С неба свалился.

— Добро пожаловать, родной! Если ваша сестра увидит, то от радости... Эй, где вы?

— Не ори! — оборвал его Разык, хорошенько встряхнув. — Ты что, хочешь меня выдать?

— Что вы, курбаши, зачем так говорите?

Разык снова придвинулся к Абдулазизу.

— За сколько ты меня продал Советам, лавочник?

— Над нами один бог, родной. Побойтесь его…

— А ты разве признаешь бога, когда пахнет деньгами!

Разык-курбаши схватил лавочника за ворот рубахи и, с силой отшвырнув в угол, достал нож:

— Трус!

Длинный и словно высохший на солнце Абдулазиз больно ударился плечом о стену. Если бы в эту минуту не вошла хозяйка дома и не схватила брата за руку, гибель лавочника была бы неминуемой.

— Я не виноват! — завопил Абдулазиз, прячась за жену и стуча от страха зубами. — Если я вас продал, пусть меня накажет бог. — Он бросился к нише и схватил коран. — Клянусь! Это все ваш джигит Турдыкул и Кучкар, сын кузнеца Закира, которого вы убили... Вот прочтите, родной... — Абдулазиз вынул из корана обрывок газеты и протянул его Разыку. — Вот: «Людоед курбаши задержан».

Жена приложила палец к губам. Но Абдулазиз уже не мог молчать.

— Разве я это написал? Это дело большевиков. Читайте, читайте! Вы поймете, кто виноват! — Безбородое лицо его тряслось, а кадык бегал вверх-вниз.

И только когда Разык стал по складам разбирать статью и спрятал нож, Абдулазиз вздохнул свободнее. Он с ненавистью взглянул на курбаши: «Пока он жив, я от него не избавлюсь. Сдох бы где-нибудь».

Уже не в первый раз угрожает ему Разык. А за что? Верно, Абдулазиз был приказчиком в лавке, которая принадлежала отцу Разыка. Верно и то, что с помощью бога и хозяина он нажил кое-какое добро, женился на старшей сестре Разыка. Но разве он сам взял ее в жены? На этом настоял отец Разыка. А потом, в годы войны, он переселился из родного кишлака в Аксай, и опять-таки из-за этого пьяницы. Открыл в Аксае лавку. Сам открыл. Сам гонял скот в Ташкент и Самарканд, торговал, а не пьянствовал, как этот бездельник. И нет ничего удивительного в том, что отец Разыка разорился, в этом он должен винить, во-первых, бога, а во-вторых, себя. Не сам ли Разык проиграл земли и имущество отца? А теперь как выпьет, так сюда приходит зло срывать.

Разык-курбаши внезапно оглянулся. Все в шрамах, заросшее рыжими волосами лицо курбаши и мрачно горящие голубые глаза показались Абдулазизу на этот раз еще страшнее, чем обычно. Он поспешил пригласить гостя к столу.

Из разговора во время обеда Разык узнал, что все имущество отца конфисковано, а жена вышла замуж за другого.

— И жену зарежу, и того, за которого она вышла, зарежу, и всем тем батракам, которые взяли мое имущество, сверну головы, как курам! — сказал он, скрежеща зубами. — Покажи мне их дома.

Абдулазиз от страха потерял голову. Чей дом он покажет Разыку? Жена его живет в соседнем кишлаке. Нет, сейчас ему возражать нельзя. Сейчас он не пощадит даже родного отца. Лавочник встал и, сняв с вешалки домашний халат, надел его. Закрутив вокруг бархатной тюбетейки чалму, он раскрутил ее и, поколебавшись вновь закрутил. Куда же проводить его: к Кучкару или Турдыкулу? А если он попадется в руки большевикам? Ах да, ведь есть Максум. Святой... Наставник. Это он благословил Разыка на газават — «священную» войну. Его-то Разык непременно послушает.

Чтобы не попасться на глаза людям, они пошли через поля и огороды, через забор пробрались во внутренний двор дома Максума. В окнах горел свет.

Максум верил, что по ночам призраки выходят из могил, однако, прожив много лет, сам ни разу не видел их. И теперь он с испугом посмотрел на две фигуры, неожиданно появившиеся на пороге комнаты, где он молился богу, прося его даровать прощение за пропущенные в молодости молитвы. В такую торжественную минуту ему совсем не хотелось увидеться даже с лавочником Абдулазизом, а с Разыком-курбаши тем более. Ну, что случилось, то случилось. От судьбы не уйдешь. Сейчас главное — сохранить себе жизнь и часть имущества, войти в доверие к батракам и активистам советской власти. И, может быть, именно появление Разыка поможет ему это сделать. Ведь если сообщить властям о том, где находится этот бандит... От этой мысли сердце его тревожно забилось. Да, но если этот рыжий кровопийца возвратится невредимым из тюрьмы... Максум покосился на огромные, заросшие шерстью пальцы курбаши. Ведь могли же эти пальцы беспощадно задушить приятеля, с которым вместе воровали, вместе играли в кумар[13]. Этот приятель выиграл у Разыка все имущество и поплатился за это жизнью. Потом Разык скрылся, и милиция разыскивала его. А Разык собрал вокруг себя таких же головорезов и решил объявить газават против красной милиции. Вот здесь, на этой белой кошме, Максум дал ему благословение.Если мусульманин хочет пойти против «неверных» — большевиков, его обязательно надо благословить, только шайтан не верит в правое дело. Если даже он принесет советской власти вред, похожий на укус мухи, это тоже будет благородным делом. А он, Максум, уже тогда знал, что в Туркмении и Хорезме Джунаид-хан, в Кашкадарье и Сурхандарье — Энвер-паша, в Ферганской долине Курширмат, Халходжа и Аман-палван собирают войска ислама для ведения «священной» войны.

Правда, теперь уже многие из них погибли. Пусть их место будет в раю!..

Когда петухи прокричали в третий раз, плов и простоявший десять лет в погребе мусалас[14] придали новую силу Разыку-курбаши, и он уперся в палас своими пудовыми чугунными кулаками.

— Я буду трусом, если не предам всех смерти, — сказал он хриплым густым басом, важно вытянув шею. — Увидев зажженный мною огонь, все магометане соберутся под знаменем войска ислама. Прав ли я, таксыр[15]?

— Верно, верно, — одобрительно кивая головой, сказал Максум.

— Вот вы, ваш брат Фазлиддин-кары. Пострадавших от советской власти много. Будем ходить по кишлакам и собирать джигитов. Правильные ли мои слова, таксыр?

— Да поможет вам бог... — не совсем уверенно ответил Максум. — Но если даже мое тело не будет с вами, я каждый день буду бить поклоны, чтобы войско ислама с каждым днем обретало все больше силы, а противник — неудачи и гибель. Бог справедлив и могуч. Если бог будет на нашей стороне, наши желания исполнятся. Да... Фазлиддина-кары оставьте здесь, он будет для вас лишним грузом. Он болен. Кровохарканье... Послушайся совета старых мудрецов: «Лучше быть не в стороне от врага, а внутри него». Кары работает в сельсовете секретарем, и это нужно учесть.

«Вышел из воды сухим», — подумал Абдулазиз, посмотрев на хитро улыбающегося Максума. Как ловко Максум усыпил недоверчивость Разыка почетной должностью, а сам остался в стороне. За эту почетную должность сейчас никто и ломаного гроша не даст. «Опора ислама», «полководец»! Пустые слова!

Левая сторона лица Абдулазиза от волнения задергалась, казалось, он кому-то подмигивает. Повинуясь привычке, он полез в нагрудный карман и достал часы «Павел Буре» на серебряной цепочке. Привычка часто посматривать на часы сохранилась у Абдулазиза с тех пор, когда он был владельцем единственной лавки в кишлаке. В те времена он, посматривая на часы, говорил своим двум сыновьям, торговавшим в лавке: «Торопитесь, время — золото», а собравши деньги, начинал торопливо считать их. Он любил считать деньги, даже старые ассигнации, износившиеся от времени, в его руках шелестели как новые. И не было для него более приятной мелодии на свете.

Но с тех пор как в кишлаке открыли кооператив, его торговля пришла в упадок. Народ перестал заходить в его лавку, все ходили в кооператив, где давали товар в долг. Как-то, когда он печально считал выручку за несколько дней торговли, в лавку зашел Кучкар. Не видеть бы его лица! Не слышать бы его ядовитых слов! Послушайте, что он сказал, зайдя в лавку: «А, нэпман, деньги считаешь? Считай, но вместе с деньгами считай и свои дни, у тебя их немного осталось!» Разве ему можно было возразить? Но горе Абдулазиза дошло до бога, и бог послал ему Разыка-кровопийцу.

«Теперь посмотрим, кто будет считать свои дни», — злобно подумал лавочник.