Станислав Росовецкий - У друкарей и скоморохов

• Название: У друкарей и скоморохов
• Автор: Станислав Росовецкий
• Жанр: Детская проза

После страшного пожара в Москве остался Васка сиротой. Пожалел его дядька Гаврила, государева Печатного двора резчик, взял себе в помощники, обещал ремеслу обучить. Правда, работать приходится пока больше по хозяйству, чем по делу печатному, однако жаловаться грех — одет, накормлен, к пользе пристроен. Но как-то раз появляется в доме необычный гость — дерзкий балагур, насмешник Бажен, из весёлых людей, сиречь скоморохов. И уходит Васка с его ватагой — в дальние земли, вольные края — навстречу бедам и радостям, потерям и обретениям, сомнениям и новым надеждам!

Подходит читателям 12 лет.

---

— Баженко, глянь: та барынька, что давеча на игрище…

— Где?!

— Да вот, ищет кого-то… И девка с нею та же.

Барыня плыла павою, наряженная куда как роскошней, чем в дообеденную пору днём раньше, когда она презрительно щурилась на скоморошьи игры. Теперь даже как будто на иноземный пошиб, вот только накрашена густо, по-московски. За нею семенила босая чернявая девчонка лет тринадцати да топал мужик в зеленом кафтане и грубых сапогах.

— Да не таращься ты на них, не пяль буркалы-те, Вася, — всё так же грустно выговорил Бажен. — И кто сказал тебе, что это мы выбираем девок? Они сами нас, сладкие, выбирают, от того вся моя жизнь и загублена, от них.

— Ну и загнул же ты дугу, Баженко, — заявил малый, обрадовавшись, что в кои-то веки сумел поймать атамана на нелепой речи. — Сватают ведь родители, и чёрта ты скорее увидишь до венца, чем свою невесту… Ой, девка та к нам идет!

Взглянул он на Бажена — и оторопел. Бажен и не глядел вовсе в сторону барыньки, наблюдал рассеянно, как ложечник собирает свой пестрый товар в коробьи, однако совершенно невероятным, чудодейственным образом сделалось так, что каждого, кто сейчас взглянул бы на скоморошьего атамана, поразили бы его красота и вальяжность. Рубаха, выглядывавшая из-под воротника кафтана, была несвежей, но такой именно несвежей она и должна была быть, ибо казалось несомненным, что теперь на Москве именно в такие рубахи и наряжаются молодые щеголи, и нитка на месте оторвавшейся застежки завивалась щегольски же. Щетина на щеках Бакена сама собою растаяла, а усы красиво изогнулись, и закрутились у них кончики…

Вася перевел взгляд на девчонку и увидел, что она тоже смотрит во все глаза, да только не на Бажена, что несколько обидело малого, а на него самого.

— Вот, а ты говоришь, — скучно заметил Бажен. Теперь он следил за воробьями, весело барахтающимися в пыли.

Девка вблизи оказалась некрасиво худой, смуглою. Глазела бесстыдно на весёлых, однако успевала и под босые свои ноги посматривать: во всяком случае, как-то обошла оказавшуюся на её пути свежую коровью лепёшку.

— Боярыня моя, игрецы, приказала вас позвать после ярмарки в её деревню, в Райгородку, поиграть… Тут недалечко.

— А как твоя боярыня прозывается?

— Супружница сына боярского Ждана Федоровича Жирова-Засекина, звать Анной Васильевной.

— Скажи своей госпоже Анне Васильевне, что приедем с радостью и послужим ей после Свенской ярмарки. Вот тебе, красавица, на ленты! Держи подол!

Атаман поклонился издалека будто бы только сейчас увиденной им барыньке, повернулся на высоких каблуках и зашагал не торопясь.

— Баженко, а почему ты её назвал красавицей?

— А что? Вот барыньку, ту умыть сперва бы надобно, а потом разглядывать…

Васка оглянулся, но не увидел уже ни барыня, ни её девки.

— Может статься, там и зазимуем, — промолвил Бажен задумчиво.

Глава седьмая , а в ней скоморохи устраиваются на зимовку в Райгородке, а Филя показывает, как малые дети горох крадут

Там они и зазимовали, однако произошло это только месяца через полтора, и вышло оно как-то не совсем удачно. Начать с того, что все, кроме Васки, запамятовали о встрече с той барынькой, а Васка, в свою очередь, забыл, что барынька приглашала их повеселить её, а вовсе не на зимовку.

Заморозки начались раньше обычного. Выпал снег, и мало того, что валил с утра до вечера, но и растаял только на следующий день к обеду. Скоморохи решили не дожидаться конца Свенской ярмарки, и тут-то Васка, непонятно отчего смущаясь, напомнил о владелице Райгородки.

Бажен, как оказалось, ухитрился выпустить её из памяти напрочь, а Томилка заявил язвительно, что ему всё равно куда ехать и что Васка, может быть, вспомнит ещё, что их приглашал и некий болтун Андрюшка Бубенист, вот только куда приглашает, не сказал.

Как съехали на рассвете с постоялого двора, малый оглянулся на ярмарку, раскинувшуюся на покрытом утренней изморозью лугу, на высокие стены монастыря — и запечалился. И три недели на одном месте — не шутка, а главное, кончалась распрекрасная летняя, походная жизнь.

— Добрая ярмарка! Дивные монахи! Косились на нас, да и только. Потешили купцов — и им, клобучникам, выгода, — балагурил Бажен и вдруг спохватился, — Вася, а правильно ли мы едем? Веди!

— Недалече от Зыбкова, деревня сына боярского Ивана Федоровича Жирова-Засекина, прозванием Райгородка.

— Ишь, как оттарабанил! Что это за овощ такой — Райгородка? Придется ехать на Зыбково, там и поспрашиваем. Заодно и аграфеньюшкиных щец отведаем.

В полдень подъезжали уже к Зыбкову. Завидев шест с пучком соломы, Мишка замахал лапами и приветственно заурчал.

— Помнит, черт лохматый, где до хозяйского медка добрался! А, Филя?

Филя, совсем замолкший в последние дни, кивнул Бажену, даже не улыбнувшись.

— Аграфеньюшка, эге-гей!

Та, однако, не появлялась. Вместо неё в калитке возник заспанный парень в одной рубахе.

— Чего орешь, нету здесь тетки Аграфены!

— А где ж она?

Узкие глазки парня неуверенно скользнули меж землею и небом.

— Померла.

— Как же это померла?

— Разбойники двор пограбили и зарезали обоих, и дядю Тита и супружницу его.

— Да когда же?

— Сорока дней ещё не прошло… Я наследник ихний. А вы, проезжие, не должны ли им остались?

— Нет, — перекрестившись, отрезал Бажен. — Трогай, Васка. Эй, хозяин, как вам проехать на Райгородку? На село боярского сына… как его? Жирова-Засекина?

Парень четырежды объяснил дорогу, каждый раз припоминая новые подробности, потом утёр полою рубахи пот со лба и сказал:

— Только самого Жирова-Засекина там нету.

— А из семьи его кто-нибудь на деревне?

— Семья его, супружница и сынок, там.

— Спасибо. Прощай, хозяин. Трогай, Вася.

— Все под секирой той ходим, — проворчал Томилка.

— Баженко, а это не наш ли знакомец из лесу, а?

— Нет, Вася, не он. Тот, верно, на Дону давно, коли здесь не поймали. Нет, Бособрод не из тех сволочей, что бабу за полушку зарежут. Иначе не беседовать бы нам с тобою сейчас.

— Как мнишь, атаман, попал-таки князёк тот, молитвенник, на небо?

— Не знаю, Томилка. Коли и там, на небе, такое же сообщество душ устроено, как у нас людское на земле, то попал, конечно.

Они добрались к месту, когда на небе повисли уже холодные осенние звезды. Атаману пришлось долго стучать в ворота кнутовищем. Наконец, появился сторож, но впустил он после долгих переговоров одного Бажена, а остальным велел дожидаться за частоколом.

Голуб заржал недоумённо и притворился, что хочет боднуть ворота. Мишка, всю дорогу проспавший на обычном месте Фили, поднял голову и принялся кланяться и урчать; поводырь сунул ему сухарь.

Бажен, наконец, возвратился со сторожем, отнюдь не поспешившим, впрочем, отворять ворота.

— Потерпите уж ещё, ребята, Василий, гайда со мной.

Они шли обычной деревенской улицей, уже тёмной; только в нескольких избах слабо светились щели задвинутых на ночь маленьких окон.

— Ты только не пугайся. Пришлось пообещать, что выучишь грамоте господского сынка. Приободрись, гляди веселей, орлом!

А вот и высокий терем. Бажен подтолкнул Васку к наружной лестнице, что вела в верхнее жильё господских хором, туда, где тускло сияли полукруглые, цветными стеклышками набранные окошки.

В горнице, перед свечой в высоком заграничном подсвечнике сидела барынька, сегодня не накрашенная совсем и в незамысловатой телогрее. Все та же девчонка-худышка стояла за её стулом.

Васка ловко, по всей Баженом втолкованной науке, поклонился.

— Здравствуй, госпожа Анна Васильевна, на многие лета!

— Спасибо, весёлый. Сможешь ли ты обучить моего сыночка грамоте?

— За зиму смог бы обучить чтению, а письму — не берусь… Наука зело велика.

— А сам ты вправду грамотен ли? Меня надуть не хотите ли, весёлые? Все вы мошенники… Вот, почитай-ка мне тут, в любимой мужниной книге!

И она показала узким перстом на рукописную книгу, уже разогнутую.

— Изволь слушать, государыня… Вот: «Ни птица в птицах сыч, ни в зверех зверь ёж, ни рыба в рыбах рак, ни скот в скотах коза, ни холоп в холопах, кто у холопа работает — ни муж в мужах, кто жены слушает…»

— Довольно, — поморщилась барынька и продолжила раздумчиво. — Государь мой Ждан Федорович сие место почасту читывал, и вроде были такие точно слова… Вешка, ты запомни, что весёлый прочел, и после заутрени отцу Ферапонту дай прочесть, чтобы узнать, верно ли. Где чтено было, приметила?

— Приметила, государыня. Там ещё посередке, где он пальцем водил, где черненькие следочки, виселичка такая красненькая…

— Молчать! Закладку вложи, дура. Так вот, весёлый, если ты поутру испытание пройдешь, то поучи моего сыночка, сладенького моего… Может, и выучишь. Государь мой Ждан Федорович брался было, да не смог — горяч больно, нетерпелив… Поп наш не сумел тоже — мягок он, попик, а я без батьки сечь Петюньку боюсь… А ты, Баженко, на что пригоден в хозяйстве моем?