Илга Понорницкая - Подросток Ашим

• Название: Подросток Ашим
• Автор: Илга Понорницкая
• Жанр: Детская проза

Стать своим в новом классе, особенно в престижной гимназии, трудно. Еще труднее — если ты сам не уверен в себе, а дома у тебя не все в порядке. Леха и Миша — каждый сам по себе — пытаются прижиться в этом непривычном мире. Неформальное общение на новом школьном форуме дает обоим возможность показать себя и найти друзей. Но на форуме появляется таинственная незнакомка, и все запутывается…

Подходит читателям 13 лет.

---

— Кто, она помирает? — вставила Киркина мама.

— Да нет, муж у неё! Работал, оказывается, он у нас когда-то, и вот она вспомнила об этом. Окажите, мол, спонсорскую помощь, — легко говорил отец. — Стал я вспоминать, когда работал у нас некий Прокопьев. Оказывается, чуть ли не три года назад…

— Три года? — излишне удивлённо переспросила Киркина мама.

А Кирка хмуро вставила:

— Мишкин папа умер три года назад.

Её папа махнул рукой:

— Так и она давненько у меня была. Три или четыре года прошло, видно, ещё живой был. И всё равно сразу вспомнил я её, как в телефоне услыхал. Такую ни с кем спутаешь.

Кирке на секунду показалось: папка рад был, что может рассказать за столом что-то новое, интересное и ей, и маме, что-то, чему можно удивиться всем вместе. Он усмехнулся:

— Муженёк её у нас работал и того раньше, бог весть когда. Этот, Прокопьев. Я тогда сразу и не вспомнил, что был такой. Спрашиваю, долго ли он проработал. А она потупилась и отвечает: «Два месяца». — «И что же, — спрашиваю, — ушёл он от меня?» — «Да вот, говорит, в мастерскую перешёл. Там посвободнее, а ему, мол, учиться надо».

— И что же она в мастерскую не пошла? — спросила отца Киркина мама.

Он кивнул:

— Вот и я о том же ей: иди, мол, в мастерскую. А она мне: «Я везде пойду. Денег, мол, много надо, на лечение. Не дайте помереть. А то, говорит, вот она я, как есть. Трое детей у меня и четвёртого жду…»

В этом месте Киркина мама хмыкнула:

— А что ждать-то четвёртого? Если с тремя такая убогая, так и четвёртый нужен?

Тут она запнулась и с опаской поглядела на Кирку.

Та сказала обиженно:

— Мам, я что, маленькая? Про планирование семьи ничего не читала?

Мама легонько наподдала ей ладонью по макушке и, всё ещё улыбаясь, спросила у отца:

— И что, дал ты ей денег?

— Дал сколько-то… — ответил отец.

И добавил себе в оправдание:

— А то ведь без конца слышишь, что в бизнесе работает сплошное зверьё… С копытами. Мол, помирать будешь — и не помогут копейкой…

— Нам-то кто-нибудь помогал? — спросила мама.

И ответа на этот вопрос никому не требовалось. Ясно было, что Киркиному отцу никто не помогал. Кто хочет работать — работает, строит свой бизнес. А кто не хочет — тот рожает на свет четверых детей, а потом просит у нормальных людей денег и выставляет себя на посмешище.

Отец хохотнул:

— А я после спросил у ребят, с кем он работал. Говорят, вообще никчёмный был работничек, только деньги бы ему получать… Сами, мол, сказали ему: «Уходи», а вовсе не из-за учёбы уволился.

— И что же, помогли деньги ему потом, помирающему? — перебила мама.

Папа пожал плечами:

— Да я не узнавал…

— Не помогли, — отозвалась Кирка.

И напомнила:

— Отец умер у них.

— А ребёнок? — продолжала спрашивать мама. — Ну, этот её, четвёртый?

— Ребёнок родился, девочка, — ответила Кирка и почувствовала, что улыбается, потому что ясно представила, как Сашка, громко кряхтя, забирается к ней на коленки. «Живая кукла», — подумала Кирка. И сразу поправила себя: «Нет, не кукла. Слишком увесистая для куклы».

И тут же она увидела, что мама на неё смотрит тоже с улыбкой — насмешливой, ироничной. Как если бы смотрела на Мишкиного отца или на маму, будто она, Кирка — одна из этих людей, никчёмных, просящих милостыню.

Кирка смешалась и сказала точно себе в оправдание:

— Там, вроде, больная девочка. С нервами что-то.

И пожаловалась маме:

— Она пролила борщ мне на юбку.

Мама поморщилась:

— Вещи не забудь Светлане отдать, в стирку, а то загниют в пакете.

А папа всё не мог успокоиться. Кирка и не помнила его таким многословным. Он уже пересказал маме сегодняшнюю историю, и теперь зачем-то начал её ещё раз.

— Я как её голос в трубке услышал, думаю: нет, не может быть! Не поленился, решил съездить, проверить. И точно. Трущоба у них, а в этой тущобе — ну да, она сама, болезная, — отец хохотнул. — И выходит с ней меня поприветствовать наш вундеркин, надежда родной математики…

Он кивнул Киркиной маме:

— Если бы я вместо тебя на собрания ходил, я бы давно уяснил, чей это мальчик!

— Да ведь не ходит она на собрания, — отозвалась мама. — На одном только её и видели, а больше ни-ни…

— Потому и не ходит, что, видно, совестно, если её узнают, — сказал отец. — Парню тогда как учиться, если папаша у всех родителей в классе успел показать себя? И мамка потом успела у всех отметиться, подавить на жалость.

— Неужто у всех? — переспросила мама в чуть преувеличенном удивлении.

И папа стал загибать пальцы:

— У меня работал он, и у Суркова, в его мастерской. А там Ленка, Киркина одноклассница. И у Иванова Петра Афанасьевича с ними внук учится… Всем Саша Прокопьев знаком…

Мама поморщилась:

— Ты так о покойнике…

И папа едва заметно смутился:

— Я сейчас о сыночке. О воздыхателе Киркином.

Кира погладела на папу жалобно, а тот весело кивнул ей:

— Вовремя выяснили, что там за Мишка.

— А что — Мишка? — быстро спросила Кирка и сразу осеклась. Раньше, если папа брался ей что-нибудь объяснять, всё делалось понятным. А теперь она глядела на своего папу в изумлении. Выходит, вот почему Мишкина семья показалась ей такой необычной! Они и впрямь не такие, как все. Потому что они — нищие. Мишкина мама, которая обнимала её, когда-то ходила к отцу унижаться, просить денег и плакать.

Мишка из семьи нищих. Кирка сидела ошеломлённая. Что будет, если над ним станут смеяться в классе, как над Хичей смеются, или ещё хуже? А за одно и над ней, над Киркой — все знают, что она Мишкина подруга. Что будет, если узнает Локтева?

Кирка в панике глянула на отца, а тот кивнул ей и улыбнулся — мол, ничего страшного нет. И ей сразу стало немного спокойней. Отец всегда знал: с ней, Киркой, в любом случае всё должно быть хорошо.

— Ну что, я не должен учителей предупреждать, что вас… как-то так разделить надо? — спросил он. — Сама пересядешь от своего кавалера?

Он чуть преувеличенно удивлённо хмыкал:

— Я знал, конечно, что у тебя мальчик — Прокопьев, но мне и в голову не приходило, который… Мало ли на свете Прокопьевых. А он— гляди-ка, внедрился к нам в дом. Я ведь уже и путёвки заказал на Новый год… Четыре путёвки, нам всем…

Кирка уже не помнила, когда за ужином все говорили бы так оживлённо и все вместе смеялись. Родители изо всех сил старались утешить её, показать, что всё в порядке, хотя она и дружила с мальчиком, с которым дружить стыдно.

Мама припоминала, как поразила её Мишкина мама — тогда, на собрании:

— Такая носатая, и патлы сухие вот так, — и показывала руками у себя над головой, а потом стряхивала что-то невидимое с рук: «Тьфу, тьфу!» — точно боялась сама стать такой, как Мишкина мама.

Видно было, что ей неприятно вспоминать её. И Кирке уже было до ужаса неловко оттого, что странная женщина сегодня обнимала и утешала её.

И всё из-за чего? Оттого, что вертлявая маленькая девчонка облила её борщом — прямо до трусиков. И это при Мише! В ней, Кирке, тогда всё обрушилось, она не представляла, как дальше будет смотреть на него, как разговаривать с ним. Она стояла под душем и не могла решиться выйти из ванной — опять к этим людям. А потом это чувство позора прошло без следа, чтобы дома вернуться и обрушиться на неё с новой силой. И это был уже новый позор, он разрастался внутри, заслонял собой всё. Казалось, что кроме него она ничего не сможет чувствовать. И только потом, когда Светлана пришла убирать посуду, Кирка вдруг вспомнила о том, что Мишка теперь с ними на лыжный курорт не поедет, и её больно кольнуло изнутри сожаление.

Мишка понятия не имел, что ему предназначалась какая-то путёвка. И Новый год он встретил так, как встречал все прошлые годы. Он и не думал, что его можно встречать как-то по-другому.

Новый год раскрыл над их маленьким домом покрывало фокусника, которое всегда раскрывал. Ведь из-за того, что мама развесила гирлянды и нарядила с младшими искусственную ёлочку, не могло всё так резко измениться. Тайна присутствовала всюду, как в математической задачке. Всё, что волновало Мишку ещё три дня назад, теперь стало неважным. И когда мама читала эскимосские сказки, Мишка вместе с Танькой, Владькой и Сашкой слушал про злых тунгаков и про великаншу Майракпак, которая однажды выпила целую реку. Мишку только на секунду кольнуло: вот, оказывается, кто это была — Майракпак. Великанша… А потом он подумал, что мама могла бы стать и великаншей, хотя она и маленького роста. Наряжалась же она в новогоднюю ночь Дедом морозом. Старый папкин тулуп — он ей до пола был. Все папкины вещи из дома куда-то делись — кто их станет носить? — и только тулуп почему-то висел. А на бороду ушёл целый рулон ваты.

Мама говорила низким, густым голосом, более низким, чем всегда: