Эльмар Грин - Другой путь. Часть вторая. В стране Ивана

• Название: Другой путь. Часть вторая. В стране Ивана
• Автор: Эльмар Грин
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1971

В первой части романа Грина «Другой путь» были отражены сорок лет жизни, блужданий и редких прозрений финского крестьянина Акселя Турханена. Целая эпоха прошла — были у Акселя друзья и враги, была любовь, участие в несправедливой войне против России. Не было только своего пути в жизни. В новой книге Аксель около года проводит в Советской России. Он ездит по незнакомой стране и поначалу с недоверием смотрит вокруг. Но постепенно начинает иными глазами смотреть на жизнь близкого соседа своей страны.

Неторопливо, как всегда, ведет повествование Грин. Он пристально следит за психологическими сдвигами своего героя. Все уловил художник: и раздумья Акселя, и его самоиронию, и то, как он находит наконец для себя новый, другой путь в жизни.

---

И верно. Откуда такому быть? Когда это приключалось на свете, чтобы крестьянин обзаводился домом отдыха? Здесь явно таился какой-то подвох. Не могло тут быть никакого дома отдыха, да и не было его. Вот как просто мы с тобой с ним разделались. Не было тут никакого дома. Просто мне представилось, будто я видел его и входил внутрь, приглядываясь к его устройству на обоих этажах. А на самом деле не было его здесь, этого дома. Была только видимость, очень ловко подстроенная для того, чтобы пустить пыль в глаза приезжему финну. Ради него произвели здесь некоторое шевеление. Прибыли на катере по реке Оке шестнадцать взрослых людей, готовых якобы остаться тут на две недели, а шестнадцать других, уже якобы отдохнувших и налитых для видимости здоровьем и загаром, готовились вернуться назад, в свои дома.

Молодая расторопная женщина в многоцветном легком платье с яркой шелковой косынкой на русой косе застилала для видимости свежими простынями постели на обоих этажах. А две другие женщины наполняли этот дом и все пространство вокруг него запахом вкусного обеда — тоже для видимости.

И, чтобы придать этой видимости какой-то вес, меня даже пригласили пообедать в столовую, где уже собрались те шестнадцать человек, что прибыли на катере вместе со мной. Ну что ж. Я не стал отказываться, делая вид, будто не разгадал их наивной хитрости. И нельзя сказать, чтобы холодная заливная рыба и суп из курицы, приготовленные для видимости, слишком уж сильно отличались от подлинных блюд. А видимость из жареной баранины с гречневой кашей, дополненная видимостью земляничного киселя, нагрузили мой желудок так основательно, что я с трудом поднялся по внутренней лестнице на верхнюю веранду, затененную деревьями, где на столе среди газет и журналов стоял для видимости кувшин с хлебным квасом.

Парторг мой опять куда-то отлучился по делам этого придуманного для видимости хозяйства. Так он был устроен, что не мог усидеть на месте даже после обеда. Ему непременно надо было сунуть всюду свой крупный нос. И пока люди, готовые к отъезду домой, сидели на берегу реки в ожидании катера, а парторг вникал в нужды хозяйства, я сидел на веранде и листал газеты.

И странное дело: листая их местные газеты, я вычитал из них страшные для России вещи. Оказывается, в некоторых районах той области, где я находился, в хозяйстве крестьян творились крупные неполадки. Трудно было только понять из газет, чем они вызваны. Где-то на целой сотне гектаров не пропололи вовремя овощи, и они погибли. Где-то на нескольких сотнях гектаров после нерадивой вспашки взошел плохой хлеб, и какой-то колхоз по этой причине оставался без урожая. Где-то на многих сотнях гектаров перестаивала на корню трава, и не предвиделось надежды выкосить ее в молодом состоянии из-за нехватки косилок. А это опять грозило бескормицей нескольким крупным фермам. В газете так и было сказано: «опять». Из этого следовало, что бескормицу они уже испытали в прошлом году. Где-то с опозданием посадили картошку, упустив теплое, влажное время весны, и теперь тоже не надеялись на урожай.

Я не знал, что и думать. Случись все это не в России, а в какой-нибудь иной европейской стране, она давно ударилась бы в панику перед угрозой голода. Но здесь никто и ухом не вел. Я взглянул украдкой на бородатого человека в расстегнутой голубой рубахе, сидевшего напротив меня в плетеном кресле. Он тоже перебирал газеты и тоже, наверно, вычитывал из них про все эти случаи, какие совершались на их полях. И, конечно, он тоже мог предвидеть, какая страшная беда собиралась к ним нагрянуть зимой, но никакого беспокойства на его широком добродушном лице я не заметил. Наоборот, оно было полно довольства и покоя, вызванного сытным обедом и приездом сюда на отдых.

Я покосился на двух других мужчин, таких же солидных по возрасту. Они только что отложили газеты в сторону. Но отложили не потому, что устрашились вычитанных из них ужасов, а потому, что пожелали присесть за отдельный столик и сразиться в шахматы. Я взглянул на трех женщин, листавших за столом журналы, и на их лицах гоже не заметил признаков озабоченности. Они говорили между собой о своих женских делах, о сыновьях и дочерях, женатых и неженатых, замужних и незамужних, о будущих свадьбах, о новых платьях и новых обычаях, но ни слова о предстоящем в России голодном бедствии.

Как надо было это понимать? Может быть, я ошибся? Я перебрал еще несколько газет с разными названиями и за разные числа. И почти в каждой из них упоминался какой-нибудь промах, за которым влеклись огромные потери и хлебов, и трав, и молока, и мяса. Нет, я не ошибался.

Но если такое творилось у них в одной области, то оно могло твориться и в другой и в третьей. Убедиться в этом было, конечно, нетрудно. Стоило перебраться в другую область и полистать в тамошних крестьянских домах отдыха тамошние газеты. А если такое творилось в другой и в третьей области, то оно могло твориться и по всей России. И по всей России об этом легко можно было вычитать из газет в их крестьянских домах отдыха. Вся их Россия находилась на пороге голодной гибели, а они заботились о своем отдыхе. От каких же дел собирались они отдыхать, если и без того им предстояло зимой лежать в холодной могильной неподвижности?

Так раскрылась передо мной истинная картина жизни русских, и ты, Юсси, подивился бы той проницательности, какую я тут проявил. Мог ли я после этого поверить в какой-то там их непонятный дом, выстроенный будто бы для отдыха русских крестьян? Нет, не мог я в него поверить, потому что такого на свете не бывает. Верно, Юсси? Не видел я у них такого дома, не входил в него и не обедал в нем. А вот в эти разные странные случаи на их полях я верил, потому что они относились к чему-то плохому и неприглядному.

Так уж повелось, что у таких людей, как Арви Сайтури, к имени России стало прилагаться только плохое. Хорошее с ее именем у них не увязывалось. Так что не я первый установил это, и не мне было от этого отклоняться.

32

Когда мы возвращались на катере обратно в колхоз, я сказал парторгу:

— Скоро вам придется заколотить этот дом или продать, а самим переселиться куда-нибудь в соседнюю страну.

Он спросил удивленно:

— Это почему бы так?

Я пояснил:

— А потому, что питаться вам зимой будет нечем в России. Земля не любит, когда с ней неласковы, и наказывает за это. Конечно, я понимаю, трудно будет разместить всю Россию в других странах. Легче было бы ей самой вобрать в себя все другие страны. Но придется на этот раз другим странам принять на себя о ней заботу. Иначе вам конец.

И я перебрал коротко несколько самых обидных для земли случаев, о которых вычитал из их газет. Однако в ответ на это они только рассмеялись, все восемнадцать человек, мужчины и женщины, заполнявшие катер. А когда смех улегся, парторг сказал мне:

— Вот вы, Алексей Матвеич, уже немало прошли по нашим деревням. Встретили вы где-нибудь признаки голода?

Я попробовал что-нибудь такое припомнить, но вынужден был ответить:

— Нет, не встретил.

Он сказал:

— Вот видите. А ведь и в прошлом году газеты писали о таких же недостатках в нашем сельском хозяйстве и в позапрошлом. Однако с голоду мы нынче не умираем вроде? Как вы думаете?

— Нет, пожалуй…

— И еще будем писать не один год, пока не научим нерадивых людей относиться к своему делу сознательно. Но сколько-нибудь заметно поколебать наш общий уровень жизни эти недостатки все равно уже не в силах. Понимаете? Сейчас экономика наша настолько окрепла, что случись неурожай в целой области или в целом крае, так и то там люди нужды особой не испытают, потому что помощь из других мест получат. А иная наша область или край — это, по вашим-ти масштабам, несколько стран, вместе взятых. Не так?

И тут все сидевшие в катере мужчины и женщины, налитые солнцем и сытостью после двухнедельного пребывания в доме отдыха, подтвердили слова своего парторга, вспомнив разные случаи неурожаев то в одной области, то в другой, где, несмотря на это, люди имели и хлеб, и семена, и мясо. Парторг добавил к сказанному ими:

— А закрывать дом отдыха зачем же? Не для того мы его открывали, чтобы закрыть. Подождем, посмотрим, как он привьется. Может, мы ошиблись и не с того конца взялись улучшать быт колхозника. Но проверим и определим. За нас это никто не сделает. А решит сама жизнь.

Одна из женщин сказала:

— Да уж решила, Василь Мироныч. Чего уж там скромничать перед заезжим-ти гостем. Хороший дом. Дай бог каждому колхозу такой. Только почаще кино присылай да с телевизором поторопись. На одном радио тепере-тка далеко не уедешь.

Один из мужчин, помоложе остальных с виду, добавил:

— А к зиме лыжи приобрести необходимо. Тоже очень полезный вид отдыха, особенно для молодежи.

Парторг согласился с этим, но сказал:

— Не все сразу. Дайте срок. Будет вам и белка, будет и свисток.