Стэн Барстоу - Любовь… любовь?

• Название: Любовь… любовь?
• Автор: Стэн Барстоу
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Проза
• Год: 1969

Стэн Барстоу (родился в 1928 году) — английский романист, драматург. В прозу Барстоу проникает каждодневность, ритуальный круг человеческой жизни, в которых писатель видит скрытую поэзию бытия. Британские критики, отмечая эту своеобычность письма Барстоу, говорят о перекличке авторского мировидения с итальянским неореализмом

---

— Но Эффи, дорогая, вы же просто гений! — воскликнул молодой человек в твидовой куртке и ярко-желтой рубашке. — Форменный гений! Где, черт побери, вы его откопали?

Олберт стоял, застенчиво переминаясь с ноги на ногу, а они разглядывали его словно какую-то древность, которую миссис Босток раздобыла где-то на распродаже антиквариата и теперь давала им возможность полюбоваться своей находкой.

— Мистер Ройстон — помощник управляющего в «Мурендском бакалейном», — сообщила миссис Босток. — Я увидела его и сразу поняла: вот тот, кто нам нужен.

Наконец на Олберта перестали обращать внимание и ему удалось забиться в угол и наблюдать оттуда за всем происходящим, пользуясь тем, что его на некоторое время оставили в покое. Однако ненадолго. Приступили к первой читке пьесы. Олберту вручили его экземпляр, и он был немало поражен тем, что актеры, читая свои роли, забывались настолько, что произносили самые рискованный фразы без малейшего признака смущения.

— «Вы же знаете, что я люблю вас», — сказал молодой человек в желтой рубашке юной миловидной брюнетке, сидевшей рядом с Олбертом.

— «А вы, в самом деле, любите меня, — спросила сия девица, — или просто хотите со мной спать?»

Олберт покраснел.

Когда на сцене должен был появиться полицейский, в комнате воцарилась тишина и миссис Босток, управлявшая ходом действия, по-прежнему стоя на коврике у камина, объявила:

— Теперь, мистер Ройстон, ваш выход.

Ох, это было ужасно. Сердце у него мучительно забилось. Он поглядел, что ему надо произнести, и, помогая себе указательным пальцем, чтобы не потерять строки, сипло кашлянул, помолчал и проговорил упавшим голосом:

— «Кто из вас, господа, является владельцем этой машины, что стоит у подъезда?»

— Слабо, — сказала миссис Босток. — Ну-ка, мистер Ройстон, побольше уверенности. Постарайтесь представить себе, какое впечатление должны вы произвести своим появлением на всех?

— Ты только представь себе, Элис, — сказал Олберт, поднимаясь со стула с книгой в руке: — Тут, значит, этот паршивец, пьяный в дым, гнал машину как ненормальный, сшиб кого-то и удрал. Теперь он, значит, совсем одурел со страху и пристает к своему брату, заклинает его Христом богом, чтобы тот ему помог, и вдруг входит служанка и говорит, что там, дескать, полицейский пришел… и тут появляюсь я.

— «Кто из вас, господа, является владельцем этой машины, что стоит у подъезда?» — Ну тут, конечно, у этого малого уже совсем душа в пятки — он же думает, что за ним пришли. А на самом-то деле, понимаешь, я только хочу оштрафовать его за то, что он оставил машину без света. Ты представляешь? Это одна из самых… самых главных кульминаций в пьесе.

— Это страшно захватывающая сцена, Олберт, — сказала Элис. — И ты там у них сегодня вот так же вот, как сейчас, это говорил?

— Что это?

— «Кто из вас, господа, владелец машины, что стоит у подъезда?»

— Нет, понимаешь, получилось не совсем так. Когда ты одна меня слушаешь, тогда легче как-то. А перед этой шикарной публикой, знаешь, как теряешься! Прямо балдеешь от страха, что не так выговоришь какое слово или просто не то ляпнешь… Привыкнуть надо, тогда легче будет.

— Так ты, значит, всерьез решил согласиться?

— Да понимаешь, — сказал Олберт, почесывая в затылке, — у меня вроде и выбора-то нет. Уж больно она въедливая дама, эта миссис Босток. Ну и, надо сказать, — добавил он, — зацепляет это тебя как-то за живое, понимаешь.

Элис улыбнулась.

— Понимаю. А ты валяй, Олберт. У тебя пойдет.

Олберт поглядел на жену, и широкая улыбка медленно расплылась по его лицу.

— Вот и мне кажется, что пойдет, Элис, — сказал он. — Думается мне, что пойдет.

Связав свою судьбу с драматическим искусством, Олберт весь без остатка отдался делу самоусовершенствования на этом неизведанном поприще. Вечерние посещения дома миссис Босток по понедельникам открыли новую страницу в его жизни. Ему впервые пришлось столкнуться с таким явлением, как артистический темперамент, и он скоро обнаружил что очень часто сила этого темперамента находится в обратной зависимости от силы таланта. Это его потрясло.

— Ты таких людей и не видывала, — сказал он как-то вечером Элис. — Они пожимают друг другу руки, чтобы поглубже запустить когти, и обнимаются, чтобы сподручнее было всадить нож в спину.

— Да будет тебе, Олберт, — сказала Элис, добрейшее и кротчайшее существо на свете. — Быть того не может, неужели такие уж они все скверные?

— Нет, — признался он. — Есть и порядочные. Но кое-кто — не лучше сатаны. Мне что-то с такими людьми и сталкиваться не приходилось. И больше половины из них даже никакого отношения к нашему Кооперативно-промышленному не имеют.

— А как у вас дело подвигается? — спросила Элис.

— Да неплохо. На следующей неделе будем уже пробовать на сцене, с обстановкой и разными там входами и выходами.

Вечером накануне генеральной репетиции Элис услышала стук в дверь: на крылечке стоял полицейский.

— Олберт Ройстон здесь проживает? — резко прозвучал в её ушах бесстрастно-служебный вопрос.

Элис растерялась.

— Здесь, — ответила она, — но его сейчас нет дома.

Она отворила дверь чуть пошире, и луч света упал на лицо полицейского. Ее муж со смехом шагнул к ней.

— Дурачок ты мой! — с облегчением воскликнула Элис. — Ты же меня напугал.

Олберт, все еще посмеиваясь, прошел следом за ней в дом.

— Ну, как я выгляжу?

— Чудесно, — сказала Элис. — Но неужели ты так и шел по улице? Ты же мог влипнуть в историю.

— Не беспокойся, — сказал Олберт. — Я надел поверх формы плащ, а каску спрятал в сумку. Мне просто хотелось, чтобы ты первая, наперед, так сказать, на меня посмотрела. И потом миссис Босток говорит, не можешь ли ты подложить кое-где ваты под мундир — так, чтобы потом ее вытащить, когда они будут отдавать его обратно. Он мне вроде как широковат.

— По-моему, он сшит на великана, — сказала Элис, расправляя на нем мундир и оглядывая его со спины. — Ох, Олберт, до чего ж все это интересно! Я прямо жду не дождусь этого вашего спектакля.

— Ну, теперь уж, хочешь не хочешь, дело сделано, назад не повернешь, — сказал Олберт. — Ждать осталось одну неделю.

В день спектакля он был на месте задолго до начала представления и к концу первого акта уже облачился в форму полицейского. Когда начался второй акт, он оказался совершенно один в театральной уборной. Он поглядел на себя в зеркало и чуть сдвинул на бок каску. Право слово, он выглядит что надо! Выйти бы сейчас шутки ради на улицу и оштрафовать кого-нибудь за превышение скорости или еще там за что, вот была бы потеха! Он прищурился, метнул свирепый взгляд в зеркало и негромко, но внушительно пробасил первую фразу своей роли.

Ну так оно и есть! Что толку смотреть в рукопись. Он никогда не будет знать роли, раз до сих пор не мог ее запомнить!

На сцене шел второй акт, и актеры старались вовсю, увлеченно предаваясь своей любимой страсти и доставляя развлечение публике, а она отвечала им тем, что, затаив дыхание, следила за всеми перипетиями драматического сюжета и при каждой остроумной фразе, при каждой забавной реплике разражалась смехом. Отлично принимают, приговаривала миссис Босток; любые актеры, будь то любители или профессионалы, могут только мечтать о таких зрителях — чуткие, отзывчивые, благодарные, все переживают вместе с действующими лицами… А Олберту при этом подумалось, что скоро все взгляды оттуда, из зрительного зала, будут устремлены на него.

Внезапно его охватил страх перед выходом на сцену. У него засосало под ложечкой, и сердце покатилось куда-то вниз. Он закрыл лицо руками. Не в состоянии он этого сделать. И как только могло ему вообразиться такое! Встретиться лицом к лицу с такой уймой народу? Нет! Ни за что на свете! В горле у него пересохло; он попытался вспомнить слова роли. Но в памяти был провал.

Стук в дверь заставил его обернуться. Он похолодел от ужаса. Неужели он пропустил свой выход? Неужели он погубил весь спектакль трясясь тут от страха, как напуганный ребенок? Снова раздался стук, и миссис Босток вопросила из-за двери:

— Вы здесь, мистер Ройстон?

Олберт схватил рукопись роли и отворил дверь. Миссис Босток окинула его одобрительным взглядом и тут же наградила бодрой улыбкой.

— Все в порядке? Вид превосходный. Выход ваш еще не сейчас, но я советую вам постоять за кулисами, чтобы немного войти в роль. Вы что-то бледноваты. В чем дело? Страх перед публикой?

— Больно уж все это мне внове, — еле слышно пролепетал Олберт.

— Ну еще бы. Но вы отлично знаете роль, и, как только выйдете на сцену, вся эта паника у вас пройдет. Твердо запомните одно: зрители — ваши друзья, они на вашей стороне.

По узенькой лесенке они поднялись на сцену за кулисы. Сюда уже явственнее доносились голоса актеров. Олберт уловил обрывок знакомой фразы. Как? Они уже вон где? Его снова объял страх.