Ирвинг Стоун - Те, кто любит. Книги 1-7

• Название: Те, кто любит. Книги 1-7
• Автор: Ирвинг Стоун
• Издательство: ТЕРРА—Книжный клуб; Литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-275-00786-8

Ирвинг Стоун (1903–1989) — одна из самых ярких фигур американской литературы, писатель, создавший жанр «литературной биографии». Создавая произведения, посвященные жизни великих людей, писатель опирался прежде всего на факты, черпая сведения из достоверных источников, отвергая разного рода домыслы. Мастерское владение стилем позволило Стоуну избежать сухости в изложении фактов, и жанр романизированной биографии приобрел заслуженную популярность у читателей.

В девятый том Собрания сочинений вошли книги 1–7 романа «Те, кто любит», который впервые публикуется на русском языке.

---

Судно Билли не объявилось. На следующий год один знакомый сообщил Мэри Кранч, что Билли умер от желтухи. Абигейл даже не знала, где он похоронен, и порой задумывалась, не была ли права Катарина Луиза, считавшая, что было бы лучше, если бы Билли погиб во время первого штурма моста Конкорд.

Абигейл была решительно против того, чтобы брачную церемонию ее дочери проводил священник англиканской церкви в епископальной церкви. Не потерпит она и того, чтобы церемония проводилась враждебно настроенным к Америке священником. Брак, освященный добрым доктором Прайсом, будет считаться незаконным. Для проведения свадебной церемонии дома требовалось специальное разрешение архиепископа Кентерберийского, которое выдавалось лишь членам парламента и аристократии. Полковник Уильям Смит спешно отправился к архиепископу. Просьба озадачила архиепископа, поскольку полковник Смит утаил, что семья Адамс исповедует диссидентскую веру. Однако он решил, что положение иностранного посланника дает Джону Адамсу право на ранг епископа и, следовательно, на особую милость. После этого Абигейл попросила встречи с епископом прихода Сент-Азаф, пользовавшимся уважением патриотов за его речь в парламенте в 1774 году, в которой он назвал Северную Америку «единственной великой колыбелью свободных людей, сохранившейся на земле».

Епископ любезно пригласил семью Адамс на обед вместе с доктором Прайсом и, к счастью, дал согласие совершить бракосочетание. Поскольку ему предстояла поездка по стране, свадьба была назначена на 12 июня 1786 года, за месяц до того, как Нэб исполнится двадцать один год.

Церемония состоялась в гостиной посольства: здесь у окон, выходивших на улицу, был водружен небольшой алтарь. Абигейл сожалела, что не могут присутствовать ее сыновья. Она пригласила на чай семью Копли, не сказав им, что они станут свидетелями на свадьбе. Вслушиваясь в слова, звучавшие на церемонии, и смотря на Нэб, стоявшую рядом с Уильямом Смитом, она поймала себя на мысли: не верит, что у нее взрослая, готовая вступить в брак дочь, и как абсурден свадебный ритуал. Когда Нэб повторяла за епископом: «Я, Абигейл, беру тебя, Уильяма», Абигейл сочла эти слова вводящими в замешательство больше, чем реверанс, которым невесты-конгрегационалистки выражают свое согласие. Добрый симпатичный епископ снял ее напряжение, воскликнув:

— Никогда ранее я не совершал обряд с таким удовольствием, ибо никогда не видел более отчетливого предзнаменования счастья!

Молодая пара сняла небольшой домик на Уимпол-стрит, недалеко от площади Гровенор. Они каждый день приходили на обед в посольство.

Джон собирался немедля поговорить с полковником о срочных, по его мнению, делах. Абигейл сочла, что было бы лучше предоставить им двухнедельный медовый месяц. В третье воскресенье после семейного обеда Джон отодвинул от стола свой стул, пригубил рюмку кларета и обратился к зятю:

— Полковник, миссис Адамс и я думали о вашем будущем. Приданое, какое мы можем обеспечить, скромное по ряду причин. Я хотел бы предложить нечто более ценное, чем какую-то сумму денег.

Уильям Смит повернул к тестю свое смуглое красивое лицо.

— Что, господин посол?

— Я могу существенно высвободить твое время, взяв на себя некоторые твои обязанности и таким образом предоставить возможность изучить право здесь, где родилось наше обычное право.

Наступила тишина.

— Ты мог бы поступить в Темпл[50] и посещать курсы в Вестминстере, это позволит обрести бесценный опыт. К концу нашего пребывания ты будешь подготовлен для практики в Нью-Йорке или Бостоне.

Полковник продолжал молчать. Нэб сменила тему разговора. Джон удрученно вздохнул, чувствуя себя побежденным.

Абигейл подумала о своих отсутствующих сыновьях. Двое младших писали не часто; сестра Элизабет и преподобный Шоу честно соблюдали обещания и докладывали о состоянии и успехах мальчиков. Их дела шли хорошо. Джонни был принят в Гарвард на третий курс, Чарли поступил на первый курс прошлой осенью. Через несколько месяцев Томми присоединился к братьям в Кембридже.

Каждую зиму Джон обещал, что весной они вернутся домой; но обещание повторялось столько раз, что Абигейл не воспринимала это всерьез.

Вместо поездки домой Джон поехал с Абигейл на месяц в Голландию, имея при себе копию договора с Пруссией, ратифицированного Континентальным конгрессом. По желанию прусского короля обмен ратификационными грамотами намечался в Гааге.

Джон хорошо знал Голландию, где прожил два года, и у него было там много друзей. Они не спеша проехали через Роттердам, Делфт, Гаарлем, Лейден, который особенно понравился Абигейл своими широкими улицами и чистенькими кирпичными домами, Амстердам, Утрехт и другие очаровательные поселки, чьи названия она не могла запомнить. Из Гааги они совершили экскурсию в Шевенинген, проплыли до Саардама, где проходила ежегодная ярмарка, ради которой голландцы нарядились в свои красочные национальные костюмы. Путешествие по Голландии казалось сплошным удовольствием. Песчаные дороги были настолько хороши, что не слышался даже стук колес. Сельские жители выглядели сытыми, опрятно одетыми, довольными жизнью. Многие голландцы положительно воспринимали идеи свободы, рожденные в Америке.

Джон и Абигейл узнали, что самые талантливые умы Голландии были привлечены к разработке новых конституций семи штатов Соединенных Провинций, используя в качестве образца конституции Америки. Джон и Абигейл находились в Утрехте в тот день, когда новая магистратура, выбранная свободным волеизъявлением народа, приносила присягу. В присутствии жителей всего города и наблюдателей от других городов церемония проходила с удивительным достоинством. Это была, как прошептал Джон жене, образцовая революция.

8

Поступившие из Америки за время их месячного отсутствия письма и газеты в унисон твердили о тревожном положении: в 1786 году Соединенные Штаты Америки оказались на грани распада.

Джон и Абигейл сидели в согретой теплым сентябрьским воздухом гостиной, открытые окна которой выходили на площадь Гровенор. На полу были рассыпаны письма, в комнате царила атмосфера какой-то недосказанности.

Наиболее суровой была участь Массачусетса. Штат обанкротился, исчезла звонкая монета, и торговля практически прекратилась. Яблоневые сады гнили на корню, в поле стояла несжатая пшеница. И не было смысла снимать урожай из-за отсутствия покупателей. Шла небольшая бартерная торговля, люди, казалось, замерли в оцепенении. Кредиторы брали под свой контроль фермы. В тех районах штата, где положение было наиболее тяжелым, мужчины снимали со стен свои кремневые ружья, выстраивались в военный порядок и маршировали по городам под командой офицеров — участников Революционной войны, стремясь воспрепятствовать созыву судов.

Для Джона восстание имело даже более серьезное значение. Кончив читать четвертое письмо, полученное от политических друзей из Массачусетса, он встал и принялся ходить по комнате, крепко сжав руки за спиной. Его голос был глухим и хриплым:

— Плохие времена приходят и уходят; каждый должен получить свою долю. Но пострадавшие люди винят во всем правительство. Конституцию Массачусетса, точнее говоря. Они хотят избавиться от нее.

— Хотят избавиться! Что же будет их объединять?

— Они не хотят единения. Они хотят объявить вне закона избранный в штате сенат, свести роль губернатора к церемониальной, передать весь контроль в руки палаты представителей. Это нарушит баланс властей, без которого не выживет республиканское государство.

У нее сжалось сердце.

— Ни одна конституция не устоит, если многие фракции государства воюют между собой, — заключил Джон. — Прочитай, что пишут Джеймс Уоррен, Тристам Дальтон и Сэмюел Осгуд.

Джон наклонился, собрал рассыпанные на полу листки и протянул их Абигейл. Она пробежала их. Описание событий в Массачусетсе встревожило ее, тем более что она их предчувствовала, внимая предсказаниям Сэмюела Адамса. Продолжались гонения на оставшихся тори. В Бостоне остатки твердой валюты тратились на то, что остальные жители штата презрительно называли «британскими безделушками». За роскошью гонялись новые богачи, не имевшие никакого отношения к революции. Ненависть к этим парвеню была столь сильной, что приходилось опасаться кровопролития. «Город на холме» превратился в погрязшее в низкой похоти скопление хибар. Джеймс Уоррен писал, что интерес к самоуправлению пропал, лишь немногие посещали городские собрания или проявляли готовность голосовать.

Абигейл уставилась на своего мужа, опустившегося в глубокое кресло. Его голова и руки тряслись, подобно тому, как, помнилось ей, у кузена Сэмюела в те трудные дни.

— Конституция Массачусетса — одно из моих детищ, такое же, как Нэб, Джонни, Чарли и Томми. Она не может исчезнуть или погибнуть. Абигейл, пожалуйста, налей мне крепкого чая. Я плохо себя чувствую.