Сара Шило - Гномы к нам на помощь не придут

• Название: Гномы к нам на помощь не придут
• Автор: Сара Шило
• Издательство: Текст, Книжники
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-7516-0941-2, 978-5-9953-0105-9

Израильская писательница Сара Шило до недавнего времени была известна исключительно как автор книг для детей. Но первое же ее «взрослое» произведение, роман «Гномы к нам на помощь не придут», получило очень высокую оценку критиков и читателей и удостоилось престижной литературной премии Сапира. Действие романа разворачивается в приграничном городке на севере Израиля, жители которого подвергаются постоянным обстрелам. В центре драматического повествования — жизнь многодетной семьи, потерявшей кормильца. Каждый из членов семьи пытается по-своему справиться со своим горем, и автор удивительно точно воспроизводит их внутренний мир через полифоничность и своеобразие языка каждого героя.

---

За то, что Он меня избрал, я Ему очень благодарен. Поэтому, когда Он вкладывает мне в голову какую-нибудь идею, я не спрашиваю себя, зачем Он это сделал. Вместо этого я просто стараюсь найти способ, как именно сделать то, чего Он хочет.

Дуди

Я сплю и вдруг чувствую на себе руку Ицика. Я переворачиваюсь на живот, но он меня не отпускает.

— Отстань! — кричу я.

— Не ори, — говорит он, — ты так весь дом разбудишь. Я что, каждый день тебя бужу, что ли? Уймись. Если я тебя разбудил, значит, есть причина. Понял?

— Ты мне такой сон испортил, такой сон…

— Какой еще сон? Что тебе приснилось?

— Не помню. Ничего не помню.

— Так чего ж ты хнычешь?

— Потому и хнычу. Если бы помнил, не хныкал бы. Постой-постой, вспомнил! Лошадь! Я видел лошадь. Она была очень красивая: вся черная и с белым таким пятном на лбу. Я на нее залез, и тут вдруг такая песня зазвучала… Мне прямо плакать захотелось. А больше ничего не помню. Загубил ты мой сон, загубил.

— Небось еще и девчонку симпатичную видел, да? В черной юбке такой до пола. Передник белый, а волосы — длинней, чем у Эти. Угадал? Наверное, стояла на балконе и плакала из-за того, что ты уходишь.

— Откуда ты знаешь? Откуда ты можешь знать, что мне приснилось? Мы что — и во сне с тобой всегда вместе, да? Как в жизни?

— Да какие там, Дуди, сны. Я всю ночь глаз не сомкнул. Просто мы с тобой в кино ходили, помнишь? Вот из этого фильма весь твой сон и вышел. Там как раз одна такая девчонка была, забыл? Ну, которая еще плакала перед самым перерывом. Перед тем, как Шушан нас с тобой выгнал. Жалко только, что он раньше нас не выгнал. Чтобы тебе разные глупости в голову не лезли.

— Слушай, а точно. Как же это я забыл, а? Ну зачем ты меня разбудил? Сплю себе, как убитый, ни о чем не думаю. Так нет, надо обязательно прийти и меня разбудить. Чего случилось-то? Говори уже. Хватит мне тут мозги фильмами пудрить. Ты же сказал, что-то случилось. Нет?

— Сначала скажи, какого цвета перья на голове у Далилы.

Я решил, что он окончательно сбрендил. Сам же говорил, что, когда все будет готово и когда мы Далилу выдрессируем, мы ее просто на окно посадим — и все. А сами будем спать, как короли. Так и сказал: «как короли». А теперь приходит среди ночи и требует, чтобы я сказал, какого цвета перья у Далилы. Вцепился мне в руку — да крепко так, будто сам уже хищной птицей стал — и не отпускает. Между прочим, пальцы у него — они и в самом деле кривые, как птичьи когти.

— Ну-у… какого у нее цвета перья на голове… — говорю. — Самого обычного. Такого же, как и на теле.

— Ладно, — сказал он. — Пошли на нее посмотрим.

Вот, смотри, — продолжал Ицик, когда мы пришли в его комнату. — Раньше у нее на голове перья были такие, как и везде, верно? Мы ее поэтому за самку приняли, так? И в той книжке про птиц было написано, что она самка. А теперь погляди, что с ней стало. Я уже несколько дней на нее смотрю и глазам своим не верю. У нее на голове перья самца появились, видишь? Еще дня два, и у нее вся голова станет, как у самца. Короче. Я хочу, чтобы теперь на нее посмотрел ты. Может, мне все это просто мерещится, а?

— А ведь правда, — говорю я. — У нее и в самом деле серые перья появились. И еще такие… ну, синеватые, что ли.

— Да что же это такое? — взвыл Ицик. — Что же это делается? Сначала у нее изменился цвет хвоста. Ну, я подумал, что из-за летней жары. Потом покраснел живот. Я опять подумал, что это пустяки. Она же девчонка, правда? Вот ей и захотелось красное платье с черными точками. Поносит-поносит и снимет. И станет такой, как раньше. А потом смотрю — старый цвет не возвращается. И мало того что не возвращается, так она еще и в самца превращаться начала! Вот так вдруг ни с того ни с сего взяла меня да и предала! Нет, ты скажи мне, Дуди, как такое может быть, а?

— Ну не надо так, Ицик, перестань, — попытался я его успокоить, видя, что он весь дрожит. — Ты же знаешь, почему она начала меняться.

— Замолчи! — крикнул он. — Не говори ничего!

— Нет, — разозлился я, — не замолчу! Ты мне мой самый лучший сон испортил! Я тебе все скажу, понятно? Это все из-за твоей дурацкой дрессировки. Да ты ее просто замучил, на волю не отпускаешь, жизни не даешь радоваться. Даже салаг в армии — и то так не мучают. Говорил, что она королевна, что она в небе летает. Говорил, что она с Богом на одном этаже живет, дверь в дверь. Королевной всех птиц называл. Даже какашки, говорил, у нее красивые. А сам? Посмотри, что ты с ней вытворяешь. Пограничницу из нее какую-то сделал. Что это за королевна такая, если она весь день от голода орет? Если бы ты ее кожаным ремешком не привязал, она бы от тебя уже давно в небо улетела. Точно бы улетела. А привязанная она — куда улетит? В раковину, что ли? Она просто хочет тебе этим сказать, что больше твоей рабыней быть не желает и по твоей указке жить не будет. Сама теперь будет решать, что ей делать. Вот поэтому-то у нее перья и изменились. Ты ведь, если тебе чего в башку взбредет, ты сразу думаешь, что ты прям гений незнамо какой. Как рогом упрешься — трактором не сдвинешь. А ведь она птица, у нее рта нету, она тебе «нет» сказать не может. Вот она теперь тебе этими своими перьями «нет» и говорит.

Семь вечера. Мы с Ициком сидим в опустевшей школе. Целый день мы думали и гадали, как сюда попасть. Нам нужно было позарез добраться до этой книжки. Ну, про птиц. Которую я в учительскую подложил. Только мы не знали, как войти: школа была закрыта. Но, на наше счастье, в полседьмого пришел Цион Ашемеш и оставил дверь открытой. Мы юркнули вслед за ним, спрятались и стали ждать, пока он уйдет. Ицик все время боялся, что Далила закричит. Наконец Цион ушел и мы пошли в учительскую. Книга лежала на том же самом месте, где я ее оставил. Мы нашли в ней нужные страницы, и все подтвердилось. Оказалось, что Далила действительно превращается в самца.

Я вижу, что Ицик вот-вот начнет психовать, и мне становится не по себе.

— Слушай, — говорю, — а может, в фильме про Кес она тоже в самца превращается, а? Мы же его до конца не досмотрели, верно? Если бы тогда Шушан в перерыве на сцену не залез и не заорал бы «Братья Дадон, немедленно покиньте помещение кинотеатра!»… Может, в конце концов оказалось бы, что с Кес произошло то же самое? А? Как ты думаешь?

Помню, как мы стоим с Ициком возле входа в кинотеатр — с одним билетом на двоих, — разглядываем фотографии и вдруг он говорит:

— А знаешь, Дуди, когда смотришь какой-нибудь фильм, то как будто в другой мир попадаешь. Нет, правда. Словно ты в раю. Небо такого цвета, просто с ума сойти. Снег — белый-пребелый. А лошади? Таких лошадей в жизни не бывает. Только в кино. Одно только жалко — что сторож в этом раю не ангел какой-нибудь, а эта сволочь Шушан. Ладно. Давай все равно попробуем как-нибудь проскользнуть.

Он вошел первым и показал билет. Шушан оторвал ему корешок и пропустил. Но когда я, стараясь не смотреть на Шушана, попытался прошмыгнуть вслед за Ициком, Шушан крепко ухватил меня за штанину.

— О, кого я вижу! — радостно воскликнул он. — Никак месье Дадон к нам пожаловали? И куда же это вы, худенький вы наш, так нагло прете, позвольте вас спросить? Разве вы не знаете, что для того, чтобы войти в кинотеатр, нужно, так сказать, посадить свой карман на небольшую диету, а?

Он посмотрел на Ицика, который ждал меня и не проходил, и ехидно продолжил:

— Видите ли, месье Дадон, дело в том, что я пропускаю людей исключительно по их ногам. Именно по этой причине, изволите ли видеть, я здесь на детском стульчике и сижу. Раньше вы все пробирались сюда без труда, потому что я смотрел только на ваши головы. И пока я на них смотрел, внизу у меня сразу несколько безбилетников пролезали. Однако теперь, месье Дадон, ваш покорный слуга Шушан поумнел. Теперь у него все просто: две ноги — один билет. Как в Ноевом ковчеге. Правую ногу показал, левую показал, на обеих брюки одинаковые, обувь одинаковая — значит, проходи. Потому что, изволите ли видеть, месье Дадон, голова, она, как бы это вам сказать, дело такое, обманчивое; ее куда угодно засунуть можно, а вот ноги — их от земли не оторвешь: летать-то мы ведь еще не научились, правда? Такие вот дела, месье Дадон. Приклеены мы к нашей земле-матушке, приклеены. Чтобы не забывали, откуда пришли и куда уйдем.

Я сделал вид, что сейчас заплачу, и Шушан, вспомнив про нашего папу, устыдился. Увидев это, я сразу затараторил:

— А вы пустите нас по одному билету, господин Шушан, а? У нас ведь на каждого по полбилета, так? А это все равно что один билет на полфильма, правда? А в перерыве мы уйдем.

— Нет, — отрезал Шушан, сразу забыв про нашего папу. — Даже и не думайте. У меня, месье Дадон, изволите ли видеть, с арифметикой проблем нету. Если сложить полфильма и еще полфильма — одного билета не получится. Не получится и все тут. Вот скажите мне такую вещь. Когда вы на свет появились, вы Бога тоже попросили, чтобы Он вас по одному билету пустил, да? Может быть, вы Ему поклялись, что каждый из вас только по полжизни проживет?