Гумер Баширов - Честь

• Название: Честь
• Автор: Гумер Баширов
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1974

Роман известного татарского писателя Гумера Баширова «Честь», удостоенный Государственной премии, принадлежит к лучшим произведениям советской литературы о колхозной деревне в годы Великой Отечественной войны. Герои Г. Баширова — это те рядовые труженики, без повседневной работы которых ни одно великое дело не совершается в стране.

Психологически правдивое изображение людей, проникновенный лиризм, картины природы, народные песни придают роману задушевную поэтичность.

---

— Чего делать? Боронить пошлешь или еще куда? Говори скорее! — торопила она, развязывая платок.

Нэфисэ послала ее к бороновальщикам и строго предупредила:

— Так и знай, опоздаешь еще раз — поставлю о тебе вопрос на собрании.

Апипэ взглянула искоса на бригадира.

— Чего доброго, а этого, милая, от тебя дождешься...

Хлопот у Нэфисэ было по горло. То она бежала к Гюльсум спросить, не задерживает ли ее что-нибудь, заодно незаметно осматривала поле, искала огрехов; то спешила к бороновальщикам, а от них — к пахарям.

Мальчики важно ходили за плугом, — ведь им доверили мужскую работу! Но все же иногда возраст брал свое: они начинали кувыркаться по земле, бороться, а то и вовсе, побросав лошадей, гонялись всей гурьбой за метавшейся из стороны в сторону одинокой полевой мышью.

Нэфисэ скрепя сердце ругала их, грозилась поставить на их место девчонок.

Мальчики, приняв всерьез слова Нэфисэ, уговаривали ее:

— Нет, нет, Нэфисэ-апа! Это в последний раз. Больше не будем...

И работа налаживалась снова.

Солнце уже поднялось высоко. Земля, только что избавившаяся от холодной, утомительно долгой зимы, казалось, дышала свободно и ровно, вбирая всеми порами тепло долгожданных солнечных лучей. Легкий, едва ощутимый ветерок нес терпкий запах прошлогодней стерни и весеннюю прель свежевзрыхленной почвы.

В недолгие минуты остановок кони тыкались мордами в землю, раздували ноздри и жадно обнюхивали ее, затем, вскинув головы, устремляли вдаль огромные выжидающие глаза и громко, призывно ржали.

— Ну, ну, шагайте! Ишь, разбаловались! — укоряла их Зэйнэпбану, помахивая вожжами.

Девушки понемногу свыклись с работой. Хотя лошади и пытались еще выказывать свой норов, но уже подчинялись девичьим рукам и шли спокойнее. Бороны легко покачивались, оставляя на влажной земле глубокий ровный след. Казалось, не бороны двигаются, а след этот выбегает из-под борон и стелется черной непрерывной полосой по пашне.

Вон в нескольких местах зажгли стерню, и желтовато-серый дым низко клубился над полями и, спотыкаясь о кочки, тянулся к лесу. По высокому зеленеющему берегу Камышлы медленно брело стадо. Шамсутдин-усач, то ли потому, что ему дышалось легко в этот чудесный день, то ли на самом деле боялся, что его коровы разбредутся, беспрерывно покрикивал: «Гей-гей! Арья!»[23] Где-то заливисто ржал жеребенок.

Чистый, прохладный воздух будоражил кровь. У Нэфисэ было такое ощущение, словно вдруг в ней забил какой-то источник сил. Легко ступая по мягкой земле, она поспешала из одного конца участка на другой.

Однако работа казалась легкой только поначалу. Весенний пыл лошадей быстро угас. Взмокшая от пота шерсть пристала к ребрам, выдавая еще больше их худобу. Бедняжек приходилось останавливать после каждого круга и подкармливать припасенными на всякий случай корками хлеба да картошкой. Изрядно утомились мальчики и девушки.

— Это только с первого раза тяжело, — подбадривала Нэфисэ, — а там привыкнем и вовсе не будем уставать.

И молодежь вновь воодушевлялась. Ведь как-никак обработанная земля раздвигалась жирной чернотой все шире и шире.

Время от времени на дороге из райцентра показывались женщины с ручными тележками, груженными семенами. Останавливаясь передохнуть, они подолгу смотрели на занятых горячей работой людей. Нэфисэ видела озабоченность на их лицах и даже смущение. Их, видно, угнетало, что вот соседи уже сеют хлеб, а они еще только везут вымоленные у начальства семена. От неловкости за свой колхоз или от зависти и нежелания унизить себя, они сидели, не проронив ни слова.

Но вот Нэфисэ заметила жилистую женщину в высоко подоткнутом платье, подошедшую к самой их пашне.

— Из какого вы колхоза, апа? — спросила у нее Нэфисэ.

Женщина, мотнув головой, показала куда-то за лес.

— Есть вон там посмешище для людей, — сказала она, но колхоза не назвала. — Сколько мы ни говорили, не послушались нас. Собрались всякие и своего дружка председателем поставили...

И вдруг, резко поворотясь, пошла к оставленной на дороге тележке.

— Ты чего развалилась? — сердито крикнула она на улегшуюся у обочины товарку. — Делов больше у тебя нет? Подымайся, наши поля они не засеют!..

Немало их проходило тут за день. После них на душе становилось тревожней, и все же вереница женщин с тележками заставляла верить, что колхозники выкарабкаются из любых трудностей.

В одном конце пшеничного поля зубья бороны выдернули из земли несколько деревянных колышков. На них рукою Газиза были написаны названия злаков, сроки сева и качество обработки почвы. Взволнованная Нэфисэ перечитывала по нескольку раз эти полустертые надписи. Пошел пятый месяц, как от Газиза не было письма. «Как он там? Жив ли? Почему молчит так долго?»

Печальные думы тревожили сердце, отзывались болью в груди. Но богатырские усилия народа захватывали Нэфисэ все сильней и не давали той боли овладеть всем ее существом.

5

Едва объявили перерыв, как у всех сразу отяжелели ноги. Девушки, еле добравшись до стана, повалились где попало. Через минуту многие уже крепко спали.

— Эй, детки! — трясла их за плечи Мэулихэ. — Господи, совсем разморились... Да вставайте же, умач стынет!

К концу обеда к ним трусцой на своей лошадке подъехал Тимери.

— Аланбашцы, — заявил он, — с первого же дня взялись как следует. Уж если мы дали слово, надо и нам держаться. Не так ли? Давайте покажем себя! Пока не перевыполним норму — не остановимся!

Многие согласно закивали головами. Но Апипэ, нахмурив белесые брови, проворчала:

— Ай-яй, здорово метет новая метла! Этак ведь никто здесь не выдержит...

Обходившая бригады Айсылу отозвала Нэфисэ в сторону.

— Знаешь, Нэфисэ, что беспокоит меня? — сказала она, морща лоб. — Дисциплина в твоей бригаде. Апипэ опоздала в первый же день сева. И разговоры у нее нескладные.

— Не беспокойся, Айсылу-апа, — ответила смущенно Нэфисэ, — я эту Апипэ взнуздаю! Сколько раз говорила ей...

— Говорить мало, надо подкрепить делом... Твоя бригада должна стать образцовой во всем. Вы взяли на себя огромные, я бы сказала даже почетные, обязательства — это надо помнить. И весь колхоз должен равняться по вас. Хоть и не записано это в договоре, но вместе с вами соревноваться будет весь «Чулпан»!

Нэфисэ радовалась этому и волновалась.

— Не легко нам будет! И все же я верю в свою бригаду, Айсылу-апа!

— Это хорошо, что ты веришь в свои силы. Вот кто будет еще твоей опорой, — показала Айсылу на приближавшуюся к ним Гюльсум. — Будешь с ней дружно работать, она тебя в самые трудные минуты выручит.

Айсылу явно любовалась Гюльсум. Ей нравилась ее аккуратность, собранность. Разглядывая плотную фигуру девушки в опрятном комбинезоне, милое веснушчатое личико, она с гордостью думала о том, что есть какая-то доля и ее усилий в том, что Гюльсум такая.

— Закончила, Гюльсум? — приветливо спросила она.

— Все, Айсылу-апа. Сейчас культиватор прицепим. У меня дело к тебе есть, — немного помолчав, сказала Гюльсум. — ведь я до сих пор на учете в байтиракской организации...

— Ну да! Ты у нас выросла. Теперь сама будешь помогать других воспитывать.

— Верно, Айсылу-апа. Но по уставу я должна стать на учет по месту работы.

— Ах, тебе предлагают перейти в МТС...

— Не только предлагают... Настаивают...

Да, Гюльсум была права, ей необходимо перейти в МТС. Но тогда в «Чулпане» останутся только два члена партии — Гюльзэбэр и она, Айсылу. Что же это она не позаботилась о вовлечении в партию лучших людей колхоза? Айсылу бросила взгляд в сторону Нэфисэ. Не слишком ли робко действовала Айсылу? Не проявила ли беспечность?..

— Хорошо, Гюльсум, я поговорю в райкоме.

Перед заходом солнца Тимери еще раз заглянул в бригаду. Вытащив из-за голенища складную метровку, он измерил в нескольких местах глубину культивации, проверил работу пахарей, бороновальщиц, потом подождал, пока Нэфисэ вымерила обработанный сегодня участок.

— Поначалу неплохо, — сказал он, поглаживая бороду, — норма как будто перевыполнена. Пусть и дальше пойдет так с легкой твоей руки, килен!..

— Спасибо на добром слове, отец.

По правде говоря, Нэфисэ не ожидала, что работа наладится в первый же день. Она смотрела, как ловко ведет свой трактор Гюльсум, как мужественно держатся мальчишки, идя за плугом, и девушки, шагающие рядом с боронами, и сердце ее наполнялось радостью. Что и говорить, все работают на славу!

В это время прибежал мальчишка из бригады Юзлебикэ.

— Тимергали-абзы, там тебе бумага пришла.

— Какая бумага? Где?

— У Юзлебикэ-апа. Она хочет тебе сама передать, из военкомата, что ли...

— Пожалуй, килен, можно и заканчивать, — повернулся Тимери к Нэфисэ и не торопясь пошел вслед за мальчиком.