Роберт Хайнлайн - Миры Роберта Хайнлайна. Книга 10

• Название: Миры Роберта Хайнлайна. Книга 10
• Автор: Роберт Хайнлайн
• Издательство: Полярис
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1994
• ISBN: 5-88132-037-9

Чужак в чужой стране. Перевод с английского В. Ковалевского, Н. Штуцер

---

Джубал отправился с ней, познакомился с Тони, который хмурился, пока не увидел, кто пришел с Мириам, а затем, сияя гордой улыбкой, стал хвастаться своим хозяйством, сочетая это с инвективами против мерзавцев, разрушивших его кухню в Гнезде. Все это время ложка сама собой помешивала соус для спагетти.

Чуть позже Джубал еле отбился от чести сесть во главе длинного стола и занял место среди прочих. На нижнем конце стола расположилась Патти, а на верхнем место пустовало, хотя у Джубала все время было ощущение, которое он с трудом отгонял, что там сидит «Человек с Марса» и что все, кроме Джубала, его прекрасно видят.

Прямо против Джубала сидел доктор Нельсон.

Джубал подумал, что он гораздо больше удивился бы, если б доктора Нельсона тут не оказалось. Он кивнул ему и сказал:

— Привет, Свен!

— Привет, док. Разделим воду?

— Да не испытаешь ты жажды. А вы тут кем работаете? Главным хирургом?

Нельсон покачал головой.

— Учусь медицине.

— Вот как? И чему же научились?

— Только тому, что медицина не нужна.

— Спросили бы меня, я бы вам давно это сказал. А где Ван?

— Приедет вечером или завтра утром. Корабль приземлился сегодня.

— Он сюда частенько наведывается? — спросил Джубал.

— Он тут студент-заочник. Слишком много времени проводит в полетах.

— Приятно будет с ним повидаться. Мы уж год как не встречались.

Джубал заговорил с мужчиной, сидевшим справа от него, тогда как Нельсон завязал разговор с Доркас — своей соседкой слева. Джубал ощутил то же самое напряженное ожидание, что и раньше, только сейчас оно стало гораздо сильнее. Казалось, идет обычная нормальная семейная трапеза — тихая и спокойная, ничего особенного Джубал обнаружить не мог. Раз кто-то пустил по кругу стакан с водой. Когда он достиг Джубала, тот сделал глоток и передал стакан соседке слева — у нее были круглые глаза, и она испытывала такое благоговение перед ним, что не решалась даже заговорить. Джубал сказал ей:

— Приношу тебе воду.

Ей с трудом удалось выжать из себя:

— Благодарю за воду, отец… Джубал… — И это было все, чего он смог от нее добиться.

Когда стакан обошел всех и добрался до пустого места в начале стола, в нем еще оставалось воды на полдюйма. Стакан сам собой поднялся в воздух, наклонился, вода исчезла, а стакан опустился на скатерть. Джубал почему-то решил, что он участвует в церемонии разделения воды в Сокровенном Храме… возможно даже, что она давалась в его честь… хотя вовсе не походила на ту вакхическую оргию, которая, как он полагал, сопутствует подобному ритуалу. Может, это потому, что ОМИ находятся в непривычной обстановке? Или он сам вкладывал в не совсем понятные ему события тот смысл, который рождал его собственный мозг?

А может быть, они нарочно придали церемонии другую тональность из уважения к нему? Такая мысль казалась вполне вероятной, но она почему-то рассердила его. Он убеждал себя в том, что рад, что ему не придется отказываться от предложений, которые все равно пришлось бы отклонить, — возможно, он отклонил бы их в любом возрасте — уж такой у него вкус!

И в то же время, черт побери… «ни в коем случае не заводите разговора о коньках… бабушка стала так стара и хрупка, что это было бы просто невежливо. Хильда, а ты как бы случайно упомяни домино — бабушка обожает играть в домино. А кататься на коньках мы пойдем как-нибудь в другой раз. Хорошо, детки?»

Даже сама мысль о чем-то подобном была Джубалу отвратительна. Он, пожалуй, все же предпочел бы коньки, даже рискуя переломать себе все суставы!

Он постарался отогнать эти размышления, прибегнув к помощи мужчины, сидевшего справа. Его звали, как выяснил Джубал, Сэм.

— Ситуация достаточно ясна. — Сэм говорил очень уверенно. — Птенец неизбежно должен проклюнуться. Теперь пришла пора нам всем разлететься по свету. Конечно, неприятностей будет полно, ибо никакое общество не может позволить, чтоб его устоям бросали вызов. А мы бросаем вызов всему, начиная от неприкосновенности частной собственности и кончая нерушимостью брачных уз.

— Собственность тоже?

— Праву собственности в том виде, в котором оно существует сейчас. Пока что Майк вызвал ненависть только со стороны игорной мафии. А что получится, когда появятся тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч людей, для которых банковские сейфы не помеха и которых лишь самодисциплина удерживает от того, чтобы взять все, что им заблагорассудится? Разумеется, она куда крепче, нежели юридические рогатки, но ни одному банкиру этого не понять, пока он сам не пройдет тернистый путь самопознания… а тогда он уже не захочет быть банкиром. А что случится с биржей, если посвященные смогут предсказывать изменения курса акций?

— А вы это можете?

Сэм покачал головой.

— Мне это неинтересно. А вот Саул — вон тот здоровенный еврей, мой двоюродный брат, — он пытается грокк это дело вместе с Элли. Майк велел быть очень осторожными и не допускать больших выигрышей, поэтому они используют более десятка подставных счетов; впрочем, любой из посвященных может делать огромные деньги на чем хотите — на торговле недвижимостью, на акциях, на бегах, на азартных играх, на чем угодно, если игра будет вестись против обыкновенных людей. Нет, ни деньги, ни частная собственность не исчезнут; Майк считает, что обе эти концепции полезны, но они будут вывернуты наизнанку, и людям придется обучаться новым правилам (а как это тяжело, мы знаем на собственной шкуре), или они разорятся и превратятся в деклассированных. Что произойдет с «Лунар Энтерпрайз», когда главным средством сообщения между Землей и Луна-Сити станет телепортация?

— Ну и что мне делать — покупать их акции или спустить их?

— Спросите об этом Саула. Может быть, он захочет использовать нынешнюю корпорацию, а может, решит довести ее до банкротства. А может, оставит ее еще лет на сто-двести в полной неприкосновенности. Но ведь то же самое относится и ко всем видам занятий. Как будет учитель справляться с ребенком, если тот знает побольше, чем он? Что станет с врачами, если все люди будут здоровы? Что произойдет с текстильной и швейной промышленностями, если одежда станет ненужной, а интерес женщин к нарядам резко упадет (по-видимому, полностью он никогда не исчезнет), если всем будет наплевать — вышел он на улицу с голой задницей или нет? Что станет с «проблемой фермерского хозяйства», если сорнякам можно будет просто приказать не расти, а продовольственные культуры будут убираться без помощи «Интернейшнл Харвестер»? Да назовите любую профессию, и окажется, что новое учение изменит ее до неузнаваемости. Возьмите хотя бы перемену, которая потрясет как институт брака в его нынешней форме, так и частную собственность. Джубал, вы знаете, сколько ежегодно тратится в нашей стране на лекарства и приспособления, чтобы решить мальтузианскую проблему?

— Немного представляю, Сэм. Почти миллиард долларов на противозачаточные пилюли… и не меньше половины этой суммы на никуда не годные патентованные приспособления.

— Ах, да — вы же медик.

— В очень отдаленном прошлом.

— Так что случится с этой отраслью, да и визгом моралистов, если женщина сможет зачать ребенка только по собственному глубоко осознанному желанию, если она будет избавлена от всяких заболеваний, если ее будет заботить лишь мнение людей, придерживающихся тех же взглядов… если вся ее ориентация изменится настолько, что в половом акте она будет ценить лишь страсть и наслаждение, не снившееся и Клеопатре?.. А любой мужчина, который попробует ее изнасиловать, умрет, если она грокк, так быстро, что даже не успеет понять, что с ним стряслось? Если женщины будут освобождены от страха и чувства вины и, в то же время, будут неуязвимы? Да в конце концов фармацевтическая промышленность — мелочь, но то же самое будет с другими отраслями промышленности, с законами, институтами, вкусами и прочей чепухой, которым вообще предстоит сойти со сцены.

— Я не грокк это во всей полноте, — сознался Джубал. — Тем более что это касается вопросов, которые мне лично малоинтересны.

— Один лишь институт не пострадает — институт брака.

— Вот как?!

— Именно так. Он будет очищен, укреплен и станет терпимым. Терпимым? Восхитительным! Видите ли вон ту девчонку с гривой черных волос?

— Да. Я еще раньше был буквально сражен их красотой.

— Она знает, что они изумительны, и отрастила их фута на полтора с тех пор, как мы присоединились к церкви. Это моя жена. Еще год назад мы с ней жили как кошка с собакой. Она ревновала… а я почти не замечал ее. Мне с ней было чертовски скучно. Черт побери, мы с ней надоели друг другу до смерти, и от развода нас удерживали только дети — они, да еще ее собственнический инстинкт. Я знал, что без скандала она меня не отпустит… да и у меня возраст был уже не тот, чтобы попытаться создать новую семью. Ну я и прихватывал кое-что на стороне, у профессоров хватает соблазнов, правда, возможностей удовлетворить их без риска — поменьше. Так что у Рут были основания затаить против меня обиду. А чаще и не таить, а выражать ее весьма громко. А потом мы вступили в Церковь! — Сэм широко и радостно улыбнулся. — И я влюбился в свою собственную жену. Любовница номер один!