Иван Винаров - Бойцы тихого фронта

• Название: Бойцы тихого фронта
• Автор: Иван Винаров
• Издательство: Свят
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1987

Путь пламенного революционера, интернационалиста, профессионального разведчика Ивана Винарова начался в его родном городе Плевене. В годы монархо-фашистской диктатуры он был вынужден эмигрировать в СССР, где окончил Московскую военную академию им. М. В. Фрунзе. Ему, профессиональному советскому разведчику, довелось выполнять трудные задания в странах Европы и на Дальнем Востоке. Он сражался в Испании, в составе Интернационального полка участвовал в обороне Москвы, разрабатывал операции на захваченных гитлеровцами территориях Болгарии и Югославии.

После победы социалистической революции в Болгарии Иван Винаров вернулся на родину, где самоотверженно трудился на ответственных постах, отдавая все силы упрочению нового строя.

Свой нелегкий, но славный путь разведчика он описывает в книге «Бойцы тихого фронта».

---

Примерно за шесть месяцев до конца 1925 года нами было переправлено в Москву несколько сотен болгарских политэмигрантов. Их переброска из Югославии на восток прошла без единого провала или инцидента.

Часть третья В КИТАЕ С МИССИЕЙ БЛЮХЕРА. СОВЕТСКАЯ РОССИЯ ПОМОГАЕТ КИТАЙСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

1. БОЕВЫЕ ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНЫЕ ЗАДАЧИ

Москва, декабрь 1925 года. Я иду по улицам красной столицы, под ногами скрипит снег. Навстречу спешат по делам москвичи, надевшие на себя все самое теплое, в неизменных шапках-ушанках. А как же иначе при тридцатиградусном морозе? Над кирпично-красными стенами Кремля — холодное зимнее солнце.

И мне холодно. Но не от мороза. На мне серо-зеленая красноармейская шинель, фуражку с красной пятиконечной звездой над козырьком я надвинул до самых глаз, на ногах высокие сапоги. Холод сковывает мне сердце.

Этот холод я почувствовал еще в зловещие апрельские дни двадцать пятого года, когда врагу удалось расстроить ряды нашей партии. В последующие месяцы я чувствовал тот же холод в Вене, когда мне пришлось заниматься переброской наших политэмигрантов. Изгнанные огнем и мечом со своей родины, эти достойные борцы нашли вторую родину на земле Ленина. Несмотря на это, боль не проходила. Там, на дорогой сердцу родной земле, что раскинулась между Дунаем и Родопами, между Черным морем и Нишавой, белый террор пожинал свою кровавую жатву. Боевые товарищи, братья, до конца верные своему революционному долгу, томились в тюрьмах или погибали без суда и приговора. О них и болело сердце…

Здание Четвертого управления Генерального штаба Красной Армии. Вхожу, и дежурный в бюро пропусков с улыбкой кивает мне головой: свой.

Не успел я открыть дверь, как секретарь Берзина Наташа Звонарева, выйдя из-за письменного стола, подбежала ко мне и, словно сестра, тепло обняла меня. Дело тут было не только в особенностях характера Наташи, но и в том стиле поведения, который отличал работников Четвертого управления. Хотя я и был, можно сказать, новичком среди них, но уже имел возможность убедиться в том, какие братские чувства связывают этих людей, направленных партией на «тихий фронт». Тогда я еще не знал, но вскоре смог удостовериться, что, в сущности, без этой самоотверженности и самопожертвования, без этих подлинно братских чувств, объединявших людей из разведывательного управления, их опасная работа была бы невозможной.

— Павел Иванович ждет тебя уже несколько дней! — Наташа пристально посмотрела на меня, и в ее словах я почувствовал не укор, а тревогу. — Что с тобой?

— Все в порядке, сестричка, просто я лечил легкий венский грипп… — попытался пошутить я, но женщин в этом отношении не проведешь, моя шутка прозвучала неубедительно.

— Надеюсь, Павел Иванович вылечит тебя окончательно, — покачала головой Наташа, но в ее глазах я не заметил даже намека на смех. — Но ты ведь знаешь, врач бессилен, если пациент ему не помогает…

Наташа скрылась за двойной, обитой клеенкой дверью кабинета Берзина и через минуту вернулась. Вместо обычной фразы «Павел Иванович ждет тебя» она только тепло улыбнулась, когда я проходил мимо. Она поняла, что «грипп» мой — особого рода и что мне нужны не медикаменты, а крепкая мужская рука Берзина.

— Прими мои горячие поздравления, Ванко! — воскликнул Павел Иванович и, как всегда, до боли сжал мне руку, а потом обнял. — Мои горячие поздравления! И добро пожаловать домой!

Я посмотрел на него. В его взгляде я не уловил иронии. Но по какому же поводу «горячие поздравления»? Поздравляют удачливых, а поздравления побежденным звучат как насмешка. Но в глазах Берзина я не заметил насмешливых искорок.

— Павел Иванович, простите, я не совсем вас понимаю… — произношу я, с трудом выговаривая слова. — Не щадите меня… Я пришел выслушать укоры… Знаю, что заслуживаю их… Плохими революционерами оказались мы, болгарские коммунисты…

— Плохими революционерами, говоришь? Правда? Ну, продолжай!

Берзин не сводил с меня глаз. Но теперь он смотрел на меня выжидательно. Я продолжал. Рассказал о наших ошибках в июне 1923 года, о поражении в сентябре того же года, о страшных днях апреля двадцать пятого… Рассказал и о провале с оружием, о нескончаемых потоках политэмигрантов, которым пришлось покинуть родину… О потоках крови, пролитых на нашей земле.

На лице Берзина застыло характерное для него выражение понимания и сочувствия. Он слушал меня не прерывая, слушал так, как только он умел слушать.

Я рассказал ему о своих терзаниях. Когда я кончил, начальник Разведывательного управления долго ходил из одного конца кабинета в другой, потом снова сел напротив и заговорил:

— Я уверен, что мы с тобой легко договоримся. — Берзин говорил медленно, подчеркивая каждое слово. — Во-первых, о вашей партии. Она оказалась партией настоящих революционеров. Все, что ты рассказал мне о ней, говорит о том, что она борется. Несмотря на кровавые жертвы, ваша партия не сложила оружия. О вашем Сентябрьском восстании грядущие поколения будут говорить с гордостью: болгарские рабочие и крестьяне первыми в Европе восстали с оружием в руках против фашистского мракобесия. Это подвиг. — Берзин помолчал, не сводя с меня глаз, потом продолжил: — Во-вторых, о провале с оружием. Знаю все, со всеми подробностями. Знаю и причину, и последствия. За тобой нет никакой вины. Да и беда не столь велика. Пропало известное количество оружия, но люди не пострадали. Варненский процесс закончился, не был вынесен ни один смертный приговор… К сожалению, провалы будут и в дальнейшем. Мы не созерцатели, для нас каждый шаг — это сражение! Почему мы должны считать, что боги покровительствуют только нам? Тем более, — на лице Берзина появилась улыбка, — что мы объявили войну не только мракобесию, но и богам, веками великодушно терпевшим его… И в-третьих, об эмигрантах. Тяжело покидать родину, но это страшно тогда, когда покидаешь ее внутренне сломленным. Болгарская партия сражается. А эти люди не просто неприкаянные, ищущие спасения; они все до одного жаждут вернуться на родину для нового, последнего боя. Нет, эти люди заслуживают не упрека, не сожаления, а уважения…

Он почувствовал, что во мне произошла перемена. И остановился — слов больше не понадобилось. Я словно бы поскользнулся, он подал мне руку, и вот я уже выровнял свой шаг. А впереди нас ждут нехоженые дороги.

— Ну, перейдем к делу, Ванко. Готовься — поедешь в Китай.

Я вздрогнул.

— В Китай? Я не ослышался, Павел Иванович?!

— Нет, Иван Цолович! — Берзин улыбнулся. — В Китай. В страну, где столкнулись волчьи аппетиты всех великих колониальных сил. В страну Сунь Ятсена. В страну первой в Азии национально-освободительной революции, которая погибнет, если мы не протянем руку помощи…

Я ждал чего угодно, только не этого. Ждал, даже намеревался просить разрешения на продолжение обучения в Коммунистическом университете, ведь перерыв в занятиях был временным. Но теперь все изменилось. То, что начальник Четвертого управления предлагал мне сейчас, не подлежало обсуждению: это был приказ.

— Огромная страна, Павел Иванович, — тихо произнес я. — Даже в мыслях не могу ее охватить целиком. Сложные условия, совершенно незнакомый народ и язык… Трудно будет…

— Понимаю, — прервал Берзин. — Огромная страна, четырехсотмиллионный народ, десятки национальностей, сотни языков, миллионы солдат в десятках враждующих между собой армий, бессчетное число генералов, и у каждого из них свой бог… Действительно, там очень трудно работать. Китайская революция до смерти напугала империалистов, и теперь они прилагают все усилия, чтобы расправиться с нею. Используют любые средства, всевозможных «специалистов», провокаторов, груды золота… Этому колоссу, едва вставшему на ноги, грозит опасность рухнуть. Почти полмиллиарда людей, на которых напали империалистические гиены, ждут помощи… Что же касается твоих качеств, то об этом нечего и говорить. Ты накопил опыт, освоил революционные традиции вашей партии, ознакомился в сущностью нашей работы. Жду, что в Китае ты будешь работать так, как работал до сих пор. Даже лучше, более хладнокровно, более терпеливо, более зрело. Западные центры разведки действуют там и тайно, и в открытую, на любых уровнях, используя все наличные средства. Американская разведка, английская, французская. Через Гонконг и Пекин. Не дремлют и японцы. Они скорехонько свыклись с иллюзией, что Китай — это неприкосновенная территория японского империализма. Мне незачем говорить тебе, что японцы и иже с ними в Китае действуют сурово и беспощадно: очевидно, их доводит до сумасшествия сама мысль, что Китай может выйти на историческую арену как экономически суверенное государство. А сейчас, после смерти Сунь Ятсена, их надежды на реставрацию возросли стократно… Ты едешь военным советником в миссию Блюхера. Твоим непосредственным руководителем будет…