Константин Образцов - Молот ведьм

• Название: Молот ведьм
• Автор: Константин Образцов
• Жанр: Триллер

Одним холодным петербургским вечером уже немолодой интеллигентный человек, обладающий привлекательной внешностью и изящными манерами внезапно начинает убивать женщин. Молодых и старых. Красивых и не очень. Убивать изощренно, продуманно, осмысленно и планомерно. Убивать с нечеловеческими пытками, от которых у людей вмиг ломается воля и сколь-нибудь заметное желание сопротивляться. Он делает это с ледяным спокойствием, с абсолютным убеждением в острой необходимости своей миссии. Паспорта казненных женщин мужчина оставляет рядом с их полу сожженными останками – чтобы полиции легче было опознать тела убитых. А так же табличку с лаконичной надписью «Ведьма». Следователи сбилась с ног, отыскивая жуткого «серийника», прозванного Инквизитором. Они отметают одну версию за другой, пытаясь разгадать мотивы жестоких убийств. Все тщетно. Так кто же он – этот жестокий убийца? Очередной маньяк – шизофреник или новый герой нашего времени, вынужденно взваливший на себя неблагодарное бремя палача? Хладнокровное чудовище или несчастный человек, просто не нашедший иного, менее кровавого способа спасти мир?

---

Взгляд падает на так и не снятое с пальца старой ведьмы кольцо. Возможно, это было ошибкой. Почти не помня себе, я беру пассатижи, зажимаю ее толстый средний палец между режущих кромок и с силой сжимаю рукоятки. Хрустит раздробленная кость. Она орет, долго, хрипло, прерываясь только, чтоб набрать воздуха в грудь. Кровь брызжет, а потом стекает, как вода из засорившегося крана. Палец повисает на лоскуте кожи, и я несколько раз дергаю и кручу его пассатижами, пока не отрываю вовсе. Кольцо падает на пол в кровавую лужу.

Я выпрямляюсь. Руки у меня дрожат.

– Может быть, хватит? – спрашиваю я, но ведьма только смотрит на меня ненавидящим взором и шепчет что-то нечленораздельное. На губах у нее вздуваются пузыри кровавой слюны.

Я вспоминаю слова из «Молота ведьм» о том, что «при пытках ведьм для познания правды приходится прилагать столь же большое или даже ещё большее усердие, как при изгнании бесов из одержимого», и мне в голову приходит новая мысль. Известно, что подобное невероятное упорство вызвано определенного рода одержимостью, и никто иные, как бесы, помогают ведьмам переносить телесные страдания. Тяжело дыша, я откладываю окровавленный молоток, и достаю из кармана пальто сложенный вчетверо лист бумаги. Снова подхожу к ведьме, встаю прямо перед ней и начинаю звучно читать:

– Exorcizo te, immundissime spiritus, omnis incursio adversarii, omne phantasma, omnis legio, in nomine Domini nostri Jesus Christi eradicare, et effugare ab hoc plasmate Dei…[12]

Она поднимает голову. Ее лицо перекошено, волосы сальными патлами свисают на глаза.

– Это еще что? – хрипит она и смеется кудахтающим смехом. – Что-то новенькое!

– Ipse tibi imperat, qui te de supernis caelorum in inferiora terrae demergi praecepit. – Продолжаю я. – Ipse tibi imperat, qui mari, ventis, et tempestatibus impersvit…

– Откуда ты это взял, придурок? Из интернета скачал? – смеется она еще громче. – Черт, да ты даже половину слов произносишь неправильно, постыдись!

Я возвышаю голос.

– Christum Dominum vias tuas perdere? Illum metue, qui in Isaac immolatus est, in joseph venumdatus, in sgno occisus, in homine cruci-fixus, deinde inferni triumphator fuit. Sequentes cruces fiant…

Что-то происходит вокруг: я чувствую, что со всех сторон кто-то смотрит, словно и стены, и темные окна, и сумрачный густой воздух уставились на меня выпученными, немигающими глазами. Дверь, подпертая стулом, вздрагивает, будто от порыва ветра, потом начинает стучать о притолоку, все сильнее и сильнее, и мне кажется, что еще немного, и она распахнется, впуская внутрь волны холода и потустороннего мрака. Мелкий снег на полу приходит в движение и извивается белыми змеями. Смех старой карги сменяется каким-то неразборчивым рычащим бормотанием. Я продолжаю читать, прячась за слова, как ребенок прячется под одеяло от ночного кошмара:

– Recede ergo in nomine Patris et Filii, et Spiritus Sancti: da locum Spiritui Sancto, per hoc signum sanctae Cruci Jesus Christi Domini…

Мое чтение прерывает яростный вопль. Стефания с неистовой силой рвется вперед, вытянув шею и выпучив глаза, и орет, разинув рот так, как будто что-то рвется из нее наружу. Гвозди с визгом выскакивают из дощатых стен, стул опрокидывается, ведьма падает, с громким стуком ударяясь лбом об пол, и, извиваясь ползет ко мне на опухших, багрово-синих коленях. Я отскакиваю, выронив лист с молитвой изгнания, и не помня себя от ужаса, с силой бью ее ногой по лицу. Голова ее запрокидывается так, что едва не ломается шея, но она продолжает ползти к моим ногам, таща за собой привязанный стул, и тогда я бью еще раз. Нос с хрустом ломается под моей ногой, как гнилая ветка. Ведьма дергается и замирает.

Я сажусь рядом с ней, вытирая резиновыми перчатками пот, льющийся на лоб из-под капюшона. По лицу размазалась чужая липкая кровь. Через несколько минут она открыла глаза и уставилась на меня, с трудом сфокусировав блуждающий взгляд.

– Признаешь ли ты обвинения?.. – спрашиваю я, с трудом ворочая языком.

– Пошел ты на хер, мудозвон – шепчет она и снова закрывает глаза.

Единственное, чего мне хотелось в ту минуту – это поскорее покончить со всем этим и уйти, уехать подальше от этого дома, из этого леса, от этой лежащей у моих ног страшной карги. Я схватил ее за скользкую от пота шею, другой рукой вцепился в волосы и потащил вместе со стулом к входной двери. Широкий грязный след крови и кала тянулся по полу. Я ногой отбросил подпиравший дверь стул и выволок ведьму наружу.

Холодный ветер ударил в лицо. Как ни странно, но здесь, среди ненастной тьмы и бури, завывающей в ночном лесу, мне стало легче: я почувствовал себя узником, вышедшим на свободу после долгих веков заточения в тесноте и удушливой вони, в одной комнате с беснующейся ведьмой.

Я подтащил колдунью к ближайшему металлическому столбу, поддерживающему забор, и крепко примотал к нему проволокой за шею. Вернулся в дом, кое-как быстро побросал в ящик инструменты, переоделся и вышел. Я очень старался действовать аккуратно, пытаясь унять дрожь лихорадочной спешки, чтобы ничего не упустить, но все равно чуть не забыл свое зачехленное ружье, которое все это время стояло в углу у двери. Помню, что тогда я подумал: что было бы, если бы на вопли старой карги кто-то откликнулся? Что, если какой-то неравнодушный сосед все же отважился бы подойти к дому, из которого неслись душераздирающие крики? Смог бы я выстрелить в человека, вся вина которого – в излишней отваге и отсутствии равнодушия к чужим страданиям? В конце концов, для этого я и брал с собой ружье. Была бы смерть случайного свидетеля оправдана моей миссией и Промыслом, меня на эту миссию направившим?.. Впрочем, история не терпит сослагательных наклонений. Стрелять мне тогда не пришлось.

Среди ржавого железа и остовов автомобилей я нашел несколько старых покрышек и бросил их на ворох рваных тряпок и свой грязный балахон, едва прикрывавших голое тело старухи. Она начала приходить в себя: пыталась крутить головой, прикрученной к столбу, шевелиться, а когда я начал лить бензин из канистры, что-то снова неразборчиво забормотала. Я вылил канистру до последней капли, убрал ее в багажник, воткнул в мерзлый песок неподалеку табличку с надписью «ВЕДЬМА», потом достал из кармана спички и присел на корточки рядом со Стефанией. Взгляд ее затуманенных глаз встретился с моим, прояснился; губы искривились в попытке то ли ухмыльнуться, то ли что-то сказать.

– Вот и все, – произнес я.

Она зашипела и попыталась плюнуть. Густая слюна повисла на подбородке. Я покачал головой и произнес:

– Дабы ты спасла свою душу и миновала смерти ада для тела и для души, я пытался обратить тебя на путь спасения и употреблял для этого различные способы. Однако, обуянная низкими мыслями и как бы ведомая и совращённая злым духом, ты предпочла скорее быть пытаемой ужасными, вечными мучениями в аду и быть телесно сожжённой здесь, на земле. Так как я ничего более не знаю, что ещё могу для тебя сделать ввиду того, что уже сделал всё, что мог, присуждаю тебя, Стефания, как нераскаявшуюся и повторно впавшую в ересь преступницу, к передаче светской власти…которую сегодня здесь тоже представляю я.

Она молчала. Только усмехнулась, издав сдавленный, недобрый смешок, когда порыв ветра загасил зажжённую спичку, а потом еще и еще одну. Я снова зашел в дом, нашел старую газету, поджёг ее, и когда свернутые листы вспыхнули, как факел, бросил на залитые бензином покрышки.

Полыхнуло пламя: яркое, мощное, беспощадное. Секунду – другую было тихо, потом тело карги бешено задергалось, и раздался пронзительный, страшный, животный рев. Я достаточно наслышался криков за минувшую кровавую ночь, но этот вопль был громче и ужаснее всего, что я не только слышал, но и мог представить. Горящая ведьма забилась с такой силой, что железный столб затрясся и задрожал, зазвенела металлическая сетка забора, одна из покрышек сползла и пылала рядом в клубах густого черного дыма. Ведьма закричала снова; второй вопль был каким-то клокочущим, словно она захлебывалась собственным криком, а потом закашлялась, захрипела и затихла. Только шипение и потрескивание сгорающей плоти слышались сквозь ровное, деловитое гудение пламени.

Я сел в машину и поехал обратно в город. Ночь уже подходила к концу, а у меня оставалось еще одно незавершенное дело.

К опустевшей обители ведьмы в центре города я подъехал в тот особенно безмолвный и неподвижный час между ночью и утром, который иногда называют часом Творения. Мироздание замерло, и где-то за пределами нашего мира Начала и Власти проверяли его исполинские механизмы.

Дверь была приоткрыта. Я зажег свет и вошел в кабинет со второй канистрой бензина в руке. Огромная крыса, сидевшая на столе, словно местоблюститель сгинувшей ведьмы, увидев меня, оскалилась, зашипела и шмыгнула в темный угол. Мне нужны были регистрационные книги с именами, датами и номерами телефонов; я нашел их в одном из ящиков стола, вместе со старомодной записной книжкой и тонкой пачкой купюр, среди которых, надо полагать, были и мои три тысячи. Я забрал деньги без зазрения совести: им можно было найти лучшее применение. Мобильник карги я брать не стал: конечно, возможность изучить список контактов была привлекательной, но не стоила возможного риска быть обнаруженным по сигналу сим-карты или самого аппарата. Скопировать адресную книгу мне было некуда: свой телефон я оставил дома, а другой сгорел вместе с колдуньей за шестьдесят километров отсюда. Трубка ведьмы могла пригодиться только для одного, последнего звонка.