Таня Перес - Дитя дорог

• Название: Дитя дорог
• Автор: Таня Перес
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-965-7288-17-7

Израильская актриса и художник Таня Переc родилась и провела безоблачное детство в весьма состоятельной большой семье в Кишиневе. Мир, окружавший девочку, пошатнулся в 1940 году, после присоединения к СССР, и обрушился в 1941-м.

Гибель родных, голод, холод, унижения, предательства и компромиссы, любовь и верность, жалость и ненависть… Не поддающиеся нашему нынешнему представлению испытания выпали на долю 12-14-летней девочки-девушки в ее странствиях по оккупированной румынами Бесарабии – Транснистрии.

Несмотря на трагизм обстоятельств, книга читается как авантюрный роман.

В отличие от миллионов ее соплеменниц, Тане повезло. В 1944 году ее вывезли на пароходе из Румынии в Палестину. И такое было возможно… Многие годы она не могла говорить об этом и лишь в конце жизни доверила свои воспоминания бумаге, сперва на иврите, а затем и на языке, который сохранила в памяти.

В книге приведены уникальные фотографии из архива автора.

---

– Эта девочка еще жива. Разденем ее?

Произошло совещание на идише. Двое мужчин в сапогах и двое молодых парней решили, что мне не нужны мои валенки, потому что я и так должна умереть. Они проверили мои валенки, один сверху, а другой снизу, и решили, что они достаточно хороши и забрали их. Это были расхитители трупов. Молодой парень стянул одеяло с одного из трупов и накрыл мои ноги. У него было «золотое сердце». Позже уже я поняла, что это жестокое время научило их не обращать внимания ни на что, что вызывает жалость. Каждый должен быть сам за себя. Это принцип.

То, что только что произошло, было ужасным. Я посмотрела направо. Ряд трупов лежит около стены. Наполовину раздетые. Слева целая семья спит, а может быть, умерла. Вся эта семья умерла, я поняла это потому, как вши ползали у них по лицам. Вдруг я вижу девочку, очень близко ко мне, в такой же шапочке гномика, но синего цвета. Я знаю, кто это. Я не помню, как ее зовут. Я собрала немного снега и решила кинуть его в нее.

– Тата, – она сказала, открывая большие синие глаза – Тата, это ты? Я Вера. Я сидела справа от тебя в школе. С Галей. Ты меня не помнишь?

Я удивилась. Невозможно было узнать Веру. Она стала другой.

– Верочка? Где твои мама и папа?

Она опустила голову и сказала:

– Они не умерли. Они тут рядом со мной. И я тоже.

– Давай спать, завтра поговорим.

Вдруг мне показалось, что я стану через несколько часов такой же, как Верочка. Ученица гимназии двенадцати лет. Верочка была в порядке. Всегда в порядке. Ничем не отличалась. Жаль. Мы уснули.

Прошло много времени. Сколько – я не знаю. День, ночь еще день, неделя. Я не знаю. К моему счастью, я все время спала. Верочка не говорила. Я тоже. Снился мой родной дом: лето, акация цветет. Сладкий запах стоит в воздухе. Мишка и я, мой дорогой друг из соседнего двора, стоим у моих знаменитых зеленых ворот. Мы ведем разговор, серьезный разговор. Я помню эту картину, когда Мишка мне заявил, что он и его мама вскоре уедут в Казахстан. Я плачу.

– Не уезжай в Казахстан, Мишка! Зачем тебе? Останься тут.

– Мама говорит, что надо удалиться скорее отсюда. Будет воина.

– Никакой войны не будет, – говорю я, – все в порядке.

– Ты не понимаешь. Ты маленькая дурочка!

Мишка всегда меня обижал, мне это совершенно не мешала любить его «колоссальной» любовью! Моя первая любовь, Мишка!

– Ты не понимаешь!

Я видела во сне наш подвал. Наш таинственный подвал, в котором хранили всю еду, все покупки и в особенности соленые огурцы. Вино и все остальное меня не интересовало.

Мишка о них ничего не знал! У Мишки были часы его папы в виде луковицы на золотой цепи. Он страшно гордился своими часами. Игра была в том, что тот, кто сходил по лестнице, она была очень крутая, должен был сидеть определенное время, а часы были у того, кто был наверху. Было очень важно, очень, очень важно, как можно дальше сидеть внутри, не плакать и не боятся, тот, кто оставался наверху, держал часы в руках. У меня было преимущество, я великолепно видела в темноте и обожала соленые огурцы. Я вскарабкивалась на бочку, засовывала руку по локоть и лопала соленые огурцы. Мишка орет на дворе:

– Тата, что с тобой?

Я отвечаю очень серьезно, чтобы он не понял, что я кушаю:

– Я тут смотрю на все. Сейчас я приду. Не бойся.

Я всегда побеждала Мишку, он страшно боялся темноты. Два кусочка шоколада всегда попадали в мой рот. Бедный Мишка никогда не видел бочку с солеными огурцами! Это все было очень приятно, но сейчас холодно, очень холодно, и я тоскую по Мишке. Я вижу моего золотого сеттера, моего песика. Он пришел меня согреть и вымыть мне лицо. Я открываю глаза, никого нет! Вдруг я вижу маму в зеленом платье, бальном платье! На ее шее жемчуг. На ее красивых руках брильянтовые кольца. Она ласкает мое лицо.

– Папа и я вернемся скоро. Спи спокойно в своей кроватке.

Вдруг я слышу пианино. Мама играет, и тетя Руля поет.

Раньше я ненавидела это пианино, а теперь я мечтаю о нем.

Мишка орет во весь голос:

– Есть тут кто-то живой?!

Голос Мишки прямо в моих ушах! Я открываю глаза и вижу мальчика с раскосыми глазами и желтоватым лицом. Монгольский тип смотрит прямо мне в глаза, жует пирог и держит большой кусок в руке.

– Мишка, это не ты. Что ты тут делаешь?

– Я Мишка-узбек, проснись! Как тебя зовут, девочка?

– Татьяна, – заявляю я. – всегда Татьяна!

– Татьяна, вставай, я тебе дам еду.

– Оставь меня в покое. Я не могу встать. Я не хочу! Оставь меня, уходи отсюда! Я не хочу есть. Я скоро умру.

– Дура! – орет Мишка мне в ухо.

Я проснулась.

– Дурак, ты не видишь, что я наполовину мертвая?

– Это мы еще посмотрим.

Этот странный Мишка сует мне в рот кусок пирога наполненный чем-то желтым. Я не могу жевать, не могу глотать. Рот мой сух, а горло опухло. Я все выплевываю.

– Хочешь воды?

– Воды! Воды!

Этот новый Мишка взял несколько кусков дерева, старые вещи и немного бумаги и сделал маленький костер. Взял валявшуюся неподалеку жестяную коробку старую и помятую. Наполнил ее снегом и нагрел на костре. Приблизил к моим губам, я обожглась. Он открыл мне рот двумя пальцами и прямо в горло влил мне горячую жидкость. В моем теле горячая волна. Необыкновенное чувство счастья широко открываю глаза. Я его вижу. Он улыбается, белые зубы, я тоже.

– Прекрасно, Татьяна, – говорит этот странный монгольский Мишка. Он полон гордости за свой успех.

Он меня кормил, как птичку, маленькими кусочками прямо в рот. А потом заставил меня пить еще воду из жестянки.

– Попей еще немного!

– Мои руки замерзли, и я не могу держать жестянку.

– Тебе нужно в больницу!

– Тебя действительно зовут Мишка?

– Меня зовут иначе, но в армии меня называли Мишка-узбек… Мое имя ты никогда не сможешь одолеть!

– Тебе сколько лет?

– Семнадцать. Я большой.

– Ты можешь быть другим Мишкой? – дурацки спросила я.

– Никогда я не могу быть другим.

– Почему ты меня кормишь?

– Не знаю. Пирог был большой, я поискал кого-нибудь разделить его с ним. Этот пирог был большой, очень большой.

– Кушай ты то, что осталось. Я все равно не могу глотать.

Мы сидим долго. Мишка осматривает мои руки и ноги. Он решил, что они совершенно отморожены. Нашел много тряпок, разорвал их на полосы и завернул мне ноги «как в армии».

– Так.

– Зачем ты это делаешь?

– Ты обязательно должна дойти до больницы. Ты тут совсем не можешь оставаться.

– Как? Я совсем не могу ходить!

– Дура, – радостно сообщил мне Мишка, – ты все можешь! Все! Не спи и следи, когда взойдет луна. Выйди из ворот и иди прямо. Найди столбы, электрические столбы, понимаешь. В стороне дороги. Ты совсем не такая дура, как ты кажешься, ты понимаешь?

– А куда я дойду?

– В большую деревню, городок, который называется Любашевка.

– А что там?

– Больница, большая больница, пойми, больница. Я сам лежал там с тифом. Они меня вылечили. У тебя много вшей, тебе обязательно нужно туда попасть.

Я пощупала свои волосы и ничего не почувствовала, мои руки были совершенно отморожены.

– А ты, почему был в больнице?

– Удрал из плена.

– А ты сейчас куда?

– На восток! На восток!

– А почему?

– Там есть леса.

– Ну и что?

– В стороне реки Буг много лесов. В лесах – партизаны. Я к ним иду!

– Я тоже хочу туда! Возьми меня с собой.

– А я тебя не возьму! Ты больна и ты малютка, я не буду умирать из-за тебя.

У нас обоих слезы на глазах. Он погладил меня по щеке. Оставил мне еще кусок пирога и исчез. Он исчез за открытыми воротами и пропал в слеплящем свете зимнего солнца.

Я повернулась налево к Верочке. Моя милая одноклассница. Я ее спрашиваю:

– Ты видела и слышала все?

– Я все видела и слышала, – говорит Верочка, – но я не знала, что есть такие люди, как этот мальчик. Я на твоем месте никуда бы не пошла. Лучше всего спи. Смотри сны как в кино, это чудно, а потом умираешь и все.

– Скажи, может, ты пойдешь со мной ночью?

– Не знаю, может быть. Разбуди меня, если я усну, перед тем как ты уйдешь.

Я старалась не засыпать. Ночь упала рано. Я посмотрела на Веру и крикнула. Она мне не ответила. На сей раз, этот сон был роковой. Вера, хорошая, симпатичная, милая девочка! Верочка уснула. На сей раз навсегда.

Я собрала свои тряпки, поправила свой портянки. Было трудно, мои пальцы меня не слушались. Встала и вышла на холодную зимнюю дорогу, покрытую серебристым снегом и освещенную полной луной. Я иду с большим трудом и очень осторожно, боюсь, что мои портянки могут развязаться. Я хромаю по сугробам. Не чувствуя ног. Не чувствую рук тоже. Узелок, который у меня был в руках, исчез. Вдруг колокольчики! Сани с колокольчиками! На санях лежат укрытые шубами два немецких офицера, а лошадка бодрая бежит. Не могу убежать, нет сил. Останавливаюсь. Кучер спрашивает меня и смеется:

– Куда ты, красная шапочка, куда?

– В больницу.

– А почему?

– Папа и мама уехали, поезд разбомбили, а я осталась одна. А сейчас не могу ходить, замерзла.