Донна Гиллеспи - Несущая свет. Том 2

• Название: Несущая свет. Том 2
• Автор: Донна Гиллеспи
• Издательство: Русич
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-88590-306-9, 5-88590-304-2

Во втором томе остросюжетного любовно-исторического романа Донны Гиллеспи повествуется о любви и приключениях дочери древнегерманского вождя и сына римского аристократа.

На его страницах автор обращается к известным темам: добро и зло, любовь и коварство, алчность и бескорыстие. К бесспорным достоинствам романа можно отнести умело выстроенный динамичный сюжет, тщательно выписанные и психологически достоверные образы героев, безусловное знание исторических реалий.

---

— Ах, как бы мне хотелось тогда воскреснуть.

— Послушай, мать, она сказала еще и то, что мы можем возродиться в их образе, а не в нашем.

— Какое странное понятие!

— Мать, я ничего в этом не понимаю. Даже когда мне кажется, что все ясно, в этот момент жизнь поворачивается новой стороной, обнажая еще одну, более ужасную маску… Почему все мы должны так страдать? Наверное, на мне висит какое-то проклятье!

— Нет! — Ателинда обхватила лицо Аурианы обеими руками и пристально посмотрела ей прямо в глаза. В этом взгляде Ауриана почувствовала необычайную силу. Теперь она была дочерью Гандриды, притоком великой реки, несущей силу, которую породила сама земля. — Никогда больше не говори так! Я могу распознать и невинное сердце, и проклятое. Сначала Херта, а затем Одберт смешали гребя с грязью и кровью, но эта грязь так и не пристала к тебе… Ты живешь с честью и умрешь с честью, как гордый лебедь, как белоснежная лилия. Как ты можешь этого не знать?

Ауриана не могла больше сдерживать рыданий, которые сотрясали ее тело. Странно, но эти ритмические конвульсии принесли ей облегчение, освободив от огромного нервного напряжения. Она изо всех сил старалась не шуметь, чтобы не разбудить тех, кто спал поблизости. Нежные, почти неощутимые прикосновения материнской руки были подобны легким колебаниям осеннего листа. Затем Ателинда с силой схватила ее за руку. Когда все слезы были выплаканы, Ауриана почувствовала внутри себя успокоительную пустоту.

— Пророчество Хильды оказалось неверным. Я не в силах спасти даже блоху, — сказала она.

— Ты неправа, — ответила мать. — Ты — живой щит. Я вижу, что твой дух изменился с тех пор, как ты побывала на острове у Рамис… Твои глаза источают божественный свет. Неужели ты не замечаешь, как он укрепляет сердца поддавшихся смятению, даже если и не может уберечь их плоть.

Вдруг в темноте раздался стон. Где-то поблизости рожала женщина. Ауриана подумала о мягком, мокром комочке жизни, который скоро появится на свет и тут же будет уничтожен свирепым и безжалостным миром.

«Авенахар! Может быть, и тебя сожрало ненасытное пламя этой войны? А я-то думала увидеть тебя еще в конце прошлого лета!»

— Нет, я этого не замечаю, — наконец вымолвила Ауриана. — Иногда, однако, когда я долго смотрю в огонь, по биению крови в моих жилах чувствую, что он — часть моей жизни. И если бы нам удалось увидеть жизнь во всей полноте, мы бы все поняли.

Наступила тишина, в которой обе женщины особенно остро почувствовали отчаянную безысходность своего положения.

Где-то неподалеку стрекотал козодой.

— Ауриана! — Ателинда рискнула первой нарушить молчание. Она чувствовала себя человеком, ступившим на узкую доску, переброшенную через пропасть. Ауриана застыла в напряженном ожидании.

— Мне… нельзя попадать в плен, — продолжала Ателинда. — Ведь из меня сделают невольницу. Скажи, что ты понимаешь меня! На рассвете я попрошу у Труснельды яд.

— Только не это, мать! Не покидай меня!

— Дочь, не пытайся отговорить меня. У нас нет никакой надежды на победу.

— Я никогда бы и не стала этого делать. Не мне оспаривать волю Парок[4]. Пусть боги сами вынесут приговор! — она схватила руку матери и прижала ее к щеке. — Умоляю тебя! Ведь у меня осталась ты одна. Все, кого я любила, уже давно мертвы!

Ателинда тяжело вздохнула.

— Ну что ж, ради тебя, дитя мое, я согласна пожить еще немного. Однако, когда легионеры ворвутся в крепость, придет мой черед.

Она крепко прижала руку Аурианы к своей груди, ласково поглаживая ее голову. В таком положении они и заснули. Ауриане снились обиталища троллей, землетрясения, пляшущие стены, на которых отражался огонь, и замогильные голоса, умолявшие о помощи.

Проснувшись, она увидела людей, спящих на земле в предрассветной темноте. Осторожно, чтобы не разбудить мать, Ауриана высвободилась из ее объятий и зажгла факел от главного очага. Она стала таскать воду из колодца и поливать ею ворота на случай, если римляне подожгут их. Вскоре от сна очнулись Витгерн и Зигвульф, которые молча присоединились к ней, и работа пошла гораздо быстрее.

Тем временем в ряды бодрствующих вставали все новые и новые люди — дружинники Зигвульфа и воины Аурианы. Их кипучая деятельность сопровождалась гвалтом потревоженных сорок и соек, словно этот рассвет ровным счетом ничем не отличался от других, когда хатты под такое же пение занимаются своими привычными делами — охотой, землепашеством или устройством очередного праздника.

Всех, кто не мог сражаться — стариков, женщин и детей — Ауриана отправила на северную сторону крепости, где отвесные склоны возвышения, на котором стояла стена, не позволяли римлянам штурмовать здесь Пять Родников.

Она заметила Сунию, сидевшую на полу в полумраке одной из хижин. Она смотрела на Ауриану, которая, подойдя, взяла ее за руку.

— Суния, ты была замечательной, верной подругой.

В ответ та робко улыбнулась.

— Ты не дашь мне клочок своего плаща?

Поколебавшись немного, Ауриана вынула кинжал из кожаных ножен и, надрезав плащ, оторвала около кромки небольшую полоску.

— Намочи ее своей слюной.

У хаттов было убеждение, что в слюне заключается частица души ее хозяина. Что ж, если с этим сомнительным амулетом Суния будет чувствовать себя гораздо спокойнее, зачем отказывать ей в этом последнем утешении?

— В небесном храме мы будем сидеть порознь, — проговорила Суния, потупив глаза. — Мое место будет среди невольников, а твое — рядом с Бальдемаром. Поэтому мы попрощаемся сейчас. Навсегда.

— Суния!

Ауриана придвинулась к женщине, и та обхватила ее руками. В это миг раздался крик часового, от которого все замерли.

— Смотрите! Они уже приготовились к штурму!

Ауриана оставила Сунию и поспешила на стену. Сквозь клубившийся по земле предутренний туман, пробиваемый слабыми еще солнечными лучами, взору предстал легион, построившийся темным, зловещим прямоугольником на расстоянии троекратного полета стрелы. Тускло поблескивали щиты и торчали ровные ряды копий. Это был единый, хорошо отлаженный организм, штурмовая машина, обладающая большими возможностями.

Фланги римлян прикрывала кавалерия, а в недалеком тылу стояла наготове резервная колонна, которую почти не было видно из-за тени от высоких рябин, казавшихся черными в предрассветных сумерках.

От этого зрелища у одних сердце ушло в пятки, а у других, наоборот, стало работать с удвоенной энергией. Кто-то хладнокровно и не спеша взялся за оружие, а кто-то побежал, сорвавшись с места и спотыкаясь о кухонную утварь, дрова и разбросанные вокруг обглоданные кости. Дружно завыли, захныкали дети. Часть воинов, не ожидая в будущем ничего хорошего, принялась поглощать неприкосновенные запасы пищи. Им хотелось в последний раз наесться досыта, чтобы не умирать на голодный желудок. Но таких было меньшинство. Остальные вряд ли были способны проглотить хотя бы ложку жидкой каши и совершенно не обращали внимания на то, как их долю поедают другие.

Ателинда отдала Ауриане засохшую краюху просяного хлеба. Та взяла ее, чтобы не обидеть мать, и незаметно спрятала в складках своего плаща.

Уже были наготове лоханки, корыта, глиняные сосуды, наполненные кипятком и расплавленной смолой. Пора было нести их на стены, чтобы обрушить на головы врагов. Зигвульф приказал раздать весь запас копий. Ауриана распорядилась, чтобы женщины, имевшие навык в военном деле, собирали камни любой величины и складывали их в кучи вдоль частокола. Эти кучи напоминали ей надгробные пирамиды.

Все это время она не спускала глаз с часовых, которые в случае движения римлян должны были затрубить в рога.

Она разыскала Зигвульфа, и вместе они отобрали из своих воинов самых искусных копьеметателей и разместили их за частоколом. Смола и кипяток уже были на стенах. Основная масса защитников крепости, которых было около четырех тысяч, расположилась на площадках для метания копий и была резервом для замены павших. Эти люди скорее смахивали на привидения — изможденные и одетые в лохмотья.

Затем Ауриана оседлала Беринхарда и проехала на нем по периметру крепости, высматривая наиболее уязвимые места. Ее душу терзали невыносимые страдания, переходящие порой в гнев, помутняющий рассудок, иногда ее покидало чувство реальности, которая таяла, словно дым, уступая место мечтам. У нее появлялось чувство, что все происходящее — сказка. Она словно находилась у костра, у главного очага племени и была в плену образов, навеянных услышанной легендой. Может быть, за стенами и не легион вовсе, а какой-нибудь мираж, плод воображения человека, пережившего трагедию.

Стена уже была густо усеяна воинами, стоявшими плечом к плечу. Порывы ветра ударяли им в лица, их коричневые плащи торжественно развевались по ветру. Лучники стояли между копьеносцами, держа наготове луки с просмоленными стрелами.