Николай Шубкин - Повседневная жизнь старой русской гимназии

• Название: Повседневная жизнь старой русской гимназии
• Автор: Николай Шубкин
• Издательство: Издательство Русского Христианского гуманитарного института
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-87516-252-X

Автор публикуемого дневника — Николай Феоктистович Шубкин с 1907 по 1937 г. преподавал литературу и русский язык в гимназиях и средних школах города Барнаула. «Дневник словесника» показывает, как осознавали себя, свою деятельность, свою страну русские интеллигенты тех лет.

«Дневник словесника» любопытен и как социально-педагогический документ, рисующий как бы изнутри жизнь предреволюционной школы в заштатном сибирском городке. Публикуемые записки — подлинный документ своей эпохи. И вместе с тем это напоминание о непреходящей ценности социально-нравственных функций, исполнять которые призваны люди этой профессии, этой судьбы.

---

Интересно, что эта напасть обрушилась ныне исключительно на женские гимназии, в мужских же учебных заведениях пишут на свои темы. Очевидно, в округе нашли, что мужские учебные заведения уже достаточно подтянуты и пора приняться за женские. А мы, было, льстили себя надеждой, что министерство, почти ничего не давая на женские гимназии из казенных средств (на нашу «казенную» гимназию всего 2000 р. в год, а на частную ничего), не будет и так строго регламентировать нашу жизнь, как в мужских учебных заведениях.

27 апреля

Сегодня сидел целый день за проверкой экзаменационных работ VII класса — успел проверить только половину, а ко мне то и дело заходили ученицы узнавать свои баллы за сочинения. Одна из них, держащая экстерном за VII классов (она была уволена из VI класса вследствие ареста, сидела потом в тюрьме и страшно изнервничалась), узнав, что написала неважно, тут же разрыдалась и насилу успокоилась, хотя эта работа решающего значения еще не имеет.

28 апреля

По математике, вследствие получения тем из округа, происходят странные вещи. По алгебре оскандалились, несмотря на то, что, по словам учителя и самих учениц, знали ее лучше, чем геометрию и арифметику, а по этим последним задачи оказались легкими, и почти все решили. Таким образом, у начальства, которое испытывает нас этими темпами, получится как раз превратное понятие о знаниях учениц. А для учениц только еще большая случайность вносится этим в экзамены. Экзамен по алгебре расстроил, например, очень многих из них. Сегодня, когда семиклассницы решали свои задачи, я встретил около дверей экзаменационной комнаты бледную и встревоженную мать одной ученицы. Оказывается, ее дочь (одна из лучших учениц в классе, мстившая на медаль) в числе других не могла решить задачи по алгебре и была этим очень огорчена. Поэтому на следующий день, когда был экзамен по арифметике, она чувствовала себя уже плохо и напутала в легко)! задаче, которую большинство решило. Это еще больше расстроило ее, и она — по словам матери — пришла домой в таком настроении, в каком никогда не бывала, она билась в истерике, кричала, что она оказалась чуть ли не глупее всех в классе, что теперь все учителя будут презирать ее как не оправдавшую их надежд, говорила даже, что пусть ее не ждут домой, если она и на геометрии тоже не решит. Поэтому-то ее мать, опасаясь, как бы она на самом деле не устроила чего-нибудь над собой, и пришла в гимназию, чтобы сразу же увести ее домой. И это еще одна из самых здоровых девушек в классе, полненькая, всегда веселая, подвижная и жизнерадостная. О девицах же нездоровых пли нервных и говорить нечего. Одна из них, Б-ва, на каждом почти экзамене кончает глубоким обмороком, а на следующий день опять приходит держать. У другой семиклассницы, Ш-ной, после неудачи по алгебре под влиянием усиленной работы и нервного напряжения сделалась страшная головная боль, еще усиленная тем, что она сочла это воспалением мозга и ждала, что сойдет с ума.

А туг еще, кажется, и по русскому языку предстоит новое истязание. Дело в том, что хотя темы пришли с опозданием и пакет остался не вскрытым, но теперь из газет узнали, что в гимназиях губернского города в VII классе дамы кроме сочинения еще диктовки. Возможно, что и у нас в пакете заключается тот же сюрприз. Тогда, говорит директор, придется снова созвать семиклассниц и дать им вторичный письменный экзамен по русскому языку. Узнают же это только 30 апреля, когда вскроют пакет, чтобы дать тему для одной ученицы, отставшей по болезни от подруг.

Скандал с попечителем гимназии

28 апреля

Весь город говорит теперь о грандиозном скандале, героем которого оказался председатель попечительского совета нашей гимназии, старый купец. Двое шантажистов (между прочим оба редакторы газет) заманили его в притон и там симулировали изнасилование им одной девицы в коричневом форменном платье, которую выдали ему за гимназистку. Старик, боясь скандала, долго откупался от них крупными подачками. Но, наконец, не выдержал и подал в суд. Шантажисты теперь в тюрьме, но зато дело получило огласку, и имя попечителя гимназии, который не прочь был изнасиловать гимназистку, пошло трепаться в газетах. После этого ему, разумеется, ничего не оставалось, как отказаться от председательского места и выйти из попечительского совета. Конечно, среди купцов, как и среди других сословий, есть всякие господа, но то положение, которое занимал этот господин в гимназии, и сделало дело сенсационным. Причина же, создающая возможность таких явлений, по-моему, в том, что женским гимназиям приходится жить только на частные средства, казна со своей стороны совсем не считается с ними, а потому им и приходится выискивать разных толстосумов и заманивать их различными средствами в число меценатов. Считаться с их нравственными качествами тут уж не приходится.

Важен только золотой мешок да большая или меньшая тароватость его хозяина. И вот целые тысячи женских гимназий, имеющих не менее важное государственное значение, чем и мужские учебные заведения, оказываются в материальной зависимости не от государства и не от общества, а от случайных благотворителей-буржуев. От них зависит большая или меньшая обеспеченность гимназий, они ведают всеми ее хозяйственными делами, им, наконец, принадлежит такое важное право как выбор начальницы гимназии.

Понятно, что эти золотые мешки раскошеливаются недаром: им нужен почет и уважение. И вот у нас в гимназии устраивается, например, церковь имени того самого купца, который теперь так оскандалился; его именины (как престольный праздник) у нас табельный день; к нему даже посылали раньше депутации гимназисток, которые должны были прославлять его как своего благодетеля и подносить в подарок разные изящные рукоделия…

Когда же будет положен предел этой ненормальности? Когда женские гимназии перестанут находиться в унизительной зависимости от меценатов-толстосумов? Когда они будут признаны такими же государственными учреждениями, как и мужские школы?

30 апреля

Сегодня вскрыли пакет с темами из округа, и при этом были обрадованы, так как диктовки не оказалось, а самые темы были очень легкие, так что отставшей от других ученице пришлось писать на шаблонную тему «Онегин как бытовой тип». Остальные же семиклассницы писали тему «Субъективный элемент в поэмах Лермонтова» (другие мои темы были: о людях 40-х гг. по романам Тургенева и о взгляде Гоголя на искусство).

3 мая

Был на прогулке в поле, устроенной шестиклассницами. Была там и начальница и кое-сто еще из педагогического персонала. Учениц же явилось меньше половины класса: говорят, что этот класс живет не очень дружно и не может объединиться даже для удовольствия. Я же лично считал этот класс да еще седьмые наиболее симпатичными, так как находил наши отношения вполне хорошими. Но накануне как раз в этом классе вышла у меня неприятность. Весна подействовала на работоспособность девиц весьма плохо, а между тем теперь приходится спешить с окончанием курса, необходимо также повторить и старое, так как с половины мая начинаются уже экзамены. И вот оказалось, когда было задано повторить о литературе Екатерининской эпохи, многие девицы, понадеявшись на авось, не повторили об этом и обнаружили свое незнание. Пришлось поставить трем из них единицы и двум двойки. В числе пострадавших оказалась и Л.З., которая благодаря живому темпераменту и нежеланию сдерживать себя никогда не слушает в классе и вследствие этого часто получает неудовлетворительные баллы и сердит меня. Теперь же в течение нескольких дней она получила у меня две единицы, что, видимо, вызвало неудовольствие против меня ее подружек, раньше расположенных ко мне. Этот и другие подобные инциденты и повлияли на отношение класса ко мне. Поэтому, когда я пошел ныне с ними на прогулку, думая встретить такое же хорошее отношение, как в прошлом году, то оказалось, что теперь далеко не то. Все симпатии учениц были на стороне моих коллег: математика и исторички, которые относятся к ученицам очень снисходительно и поддерживают с ними самые хорошие отношения. Нашлись также обожательницы и у начальницы, которые ни на шаг не отходили от нее и ухаживали за ней, как влюбленные. Особенно ярко проявились отношения ко мне, когда стали играть в мнения и собрали мнения обо мне. Из хороших мнений обо мне, кроме традиционного «дуся», ничего не нашлось. Но зато оказалось весьма немало едких замечаний на мой счет, касавшихся меня как педагога; например, невежливый, несправедливый учитель, любит ставить колы и т.п. Когда же стали собирать мнения об историчке, то здесь оказался целый букет восторженных похвал, без единого темного пятнышка, и некоторые мнения, видимо, прямо в пику мне, как, например: не ставит единиц, справедливая, были похвалы ее педагогическому таланту, вроде: любит свой предмет, увлекательно рассказывает и т.п. Одним словом, эта игра указала мне мое настоящее лицо в мнении моих учениц. Мой принцип разумной строгости, препятствующий мне распускать учениц и заставляющий неуклонно требовать от них необходимых знаний, дал весьма печальные результаты, испортив отношения ко мне учениц, т<ак> к<ак> свои строгие требования мне приходится подкреплять столь ненавистными для учениц двойками и единицами, а их небрежное отношение к делу нередко вызывает у меня раздражение, которое, конечно, никто не будет считать разумным педагогическим приемом, по которого в то же время для человека моего темперамента очень трудно избежать. Идти по этому пути и дальше мне не хотелось бы, та); как при отрицательном отношении ко мне учениц я считаю нечестным служить. Превращаться в благодушного и невозмутимого добряка я тоже не могу по самой своей природе. Ослабить предъявляемые к ученицам требования и не ставить им худых баллов, при общем строе нашей школы, прививающей ученицам с детства погоню только за баллами, что значит понизить и так невысокий уровень их знаний и предоставить им право бездельничать — на это я тоже не согласен, т<ак> к<ак> распущенная школа вовсе не есть свободная школа, и нового вина не вливают в ветхие мехи. Остается выбрать какой-то средний путь (если только он есть), который и при данном строе школы мог бы создать хорошие отношения между учителем и ученицами, не понижая предъявляемых к ним требований и отнюдь не уклоняясь в сторону дешевой популярности, снискиваемой поблажками и потачками. Но пути этого я еще не нашел, да и найду ли его, неизвестно. А между тем систематическое переутомление и тысячи мелких неприятностей, связанных с трудом современного педагога, все больше и больше портят мой характер, делая меня раздражительным. И если так будет продолжаться дальше, я действительно должен расстаться с профессией педагога, с единственной профессией, которая мне по душе. И чем-то близким, знакомым повеяло на меня от недавнего газетного известия, что в одном из южнорусских городов застрелился учитель гимназии, пользующийся популярностью среди учеников, но оставивший записку, что он не хочет жить, непонятый своими учениками.