Александр Мирер - Обсидиановый нож

• Название: Обсидиановый нож
• Автор: Александр Мирер
• Издательство: Параллель
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1995
• ISBN: 5-86067-032-Х

Александр Мирер — выдающийся мастер современной фантастики. Великолепно выстроенный сюжет, нетривиальность идей, отточенный стиль, глубина осмысления образов по праву ставят Мирера-фантаста в первые ряды отечественной, а скорее, мировой НФ.

Авторский однотомник «Обсидиановый нож», открывающий новую серию отечественной фантастики, включает все произведения А. Мирера, созданные в этом жанре, за исключением «детской» повести «Субмарина „Голубой кит“» и некоторых рассказов.

Роман «Дом скитальцев» сразу после выхода стал бестселлером, и найти его на книжных прилавках и полках библиотек практически невозможно. Впервые публикуется полный вариант романа «У меня девять жизней»; повествующего об экспедиции в Совмещенные Пространства и о трагической судьбе обнаруженной там биологической цивилизации. Также ранее не издавалась написанная в жанре фантастического детектива повесть «Остров Мадагаскар». Завершают том рассказы «Дождь в лицо» (печатался в сильно сокращенном варианте под названием «Будет хороший день»), «Обсидиановый нож» и «Знак равенства».

---

Из пульта ответил голос инженера, сидевшего в первом рубочном ярусе, в пяти метрах над их головами:

— Упустил. У тебя был неприкосновенный запас кофе.

Жермен одобрительно кивнул. Хайдаров отметил это.

Корабельный психолог, оказывается, не опустил руки — следит за своими подопечными, и следит внимательно, в мелочах.

— А еще у меня «Мартель» в термосе, — сказал Жермен. — Албакай, твоя очередь. Докладывай.

— Есть, штурман… — сказал инженер. У него был очень красивый бас, низкий и мощный — динамик слегка погромыхивал, пытаясь воспроизвести самые низкие ноты. — Куратор Хайдаров, докладываю. В ноль часов двадцать минут «Мадагаскар» шел под тягой рулевого двигателя. Выполнялся маневр разворота в тормозное положение. Последовал толчок. Я оценил его две-три десятых «же». На пульте вахтенного инженера осветились табло: «авария», «метеорная атака», и сигнал задраивания дверей и люков. Подо мною захлопнулся рубочный люк. Из первого яруса во второй. Через очень малое время на схеме было обозначено место аварии — кают-компания… — Инженер замолчал. Перед этим он говорил ровно, спокойно, напористо, как океанский прибой.

— Мы слушаем, старина, — ласково сказал Жермен.

— Продолжаю. Я знал, что командир Грант Уим находился на пути в рубку. Его каюта открывается в кают-компанию. Я отступил от выполнения долга, куратор. Я отвлекся от руководства авралом и нажал клавиш аварийного воздухоснабжения кают-компании. Клавиш был «завален».

— Как ты сказал?

— Клавиш запал в гнездо. Компьютер уже подал аварийный воздух в отсек номер пятнадцать.

— Это — кают-компания?

— Да, куратор. Не поднимешься ли ты в мой ярус? Здесь схемы отсеков.

— Иду, — сказал Хайдаров.

В этот момент он уже кое-что понимал. Во-первых, почему экипаж обратился в Институт космической психологии. Из семидесяти одного человека пассажиров и экипажа на «Мадагаскаре» не было ни одного без диплома Космической Службы. К Космической службе принадлежал, следовательно, и «субъект X». Его было необходимо выявить. Человек, способный бросить раненого товарища в аварийном отсеке, мягко выражаясь, непригоден для работы в космосе. А тот, кто способен еще и скрыть такой поступок — он просто опасен. Его надо лечить, пока он не выкинул что-нибудь совсем невероятное.

Второе: предварительное расследование, проделанное силами экипажа, ничего не дало, или дало так мало, что командир оказался под подозрением наряду с пассажирами. Только потому, что в момент аварии он мог быть в отсеке 15 — чудовищная нелепость! Командир, как жена Цезаря, должен быть выше подозрений. Особенно такой безупречный служака, как Грант Уим. Отсюда вытекало и третье. Вот почему Уим не стал дожидаться следователя и отправился на отдых — он хотел, чтобы о происшествии доложили без него, непредвзято. Разумеется, Грант сослался бы на усталость — если бы его спросили. Командиру такого судна, как «Мадагаскар», не часто приходится отдыхать на пути с Марса в отстоянии… Триста миллионов километров, шестьдесят пять пассажиров, десять тысяч тонн массы покоя. Главный реактор, вспомогательный реактор, дьявольски тонкие магнитные фокусировки ракет — отклонение пучка плазмы на доли градуса приводит к такому, что об этом лучше не думать. А еще — метеорный пояс, радиационные зоны, солнечные протуберанцы, воронки, вспышки, выбросы.

…Несколько минут они сидели молча. Албакай — спиной к Хайдарову, в уставной позе — голова откинута на спинку кресла, лицо обращено к пульту, руки лежат на поручне клавиатуры. Над пультом светилась, как витраж, схема «Мадагаскара» в продольном разрезе. Она была нанесена цветной печатью на толстое матовое стекло, изогнутое по форме рубочной переборки. Стометровый корабль аккуратно уложился в два метра — вместе с пассажирами, реакторами и дьявольскими тонкостями. За концами продольного разреза располагались поперечные сечения, «блины» в просторечии. Их было шесть, в том числе два сечения пассажирского модуля — по первому уровню, в котором сейчас был Хайдаров, и по третьему — с кают-компанией.

— Разреши продолжать, куратор?

— Конечно, Албакай.

— Я сказал, что клавиш аварийного воздухоснабжения был завален. Вот здесь, — Албакай притронулся к «блину» третьего уровня, — здесь играла мигалка пробоя. Пробой не катастрофический, но и не слабый. Пассажирский люк в четвертый уровень был еще открыт…

— Ствол «Б»? — спросил Хайдаров.

— Да. В кают-компании оставался человек. Оккам не имел права отсечь его от четвертого уровня. А дверь каюты командира была закрыта. Куратор Хайдаров, я потерял еще несколько секунд. Заметался. Крикнул Марселю, чтобы он открыл дверь своего отсека, за которой лежит командир. Вот эту, справа от пульта штурмана. Но при аврале двери нельзя открыть — Оккам блокирует переборки…

— Прости, а что ты мог упустить за эти секунды?

— Вообще-то ничего, Оккам отлично справился. Я видел, что течь заделывается, и система жизнеобеспечения не затронута. Через пять-шесть секунд после удара люк захлопнулся. Одновременно я услышал командира. Он спросил: «Албакай?» Я ответил: «Пробой. Пятнадцатое помещение. Опасности нет». Я очень спешил — Оккам хотел говорить, и едва я сказал: «Оккам?», он заговорил. Прослушаешь воспроизведение?

— Конечно.

— Оккам! Воспроизведи свой доклад инженеру и врачу в ноль двадцать ноль восемь, сегодня.

— Воспроизвожу, — ответил голос машины — как всегда, звонкий тенор. — «Я Оккам. Метеорный пробой, вторая, пятнадцать пэ-эм. В аварийном помещении пассажир номер семь, агония. Агония. Пробой заделан, течь триста единиц, давление под нормой. Ксаверы! Открываю тебе путь через ствол „Б“ в пятнадцатое помещение». Албакай, здесь конец доклада.

— Ты слышал, Николай. Все это произошло за восемь секунд.

— И там был Шерна… — сказал Хайдаров.

— Филип Шерна.

— Врач застал его живым?

— Не знаю. Я проводил регламент аварийного контроля. Вызвать доктора Бутенко?

— Погоди, Албакай. Где он нашел Филипа?

Инженер помедлил, словно хотел возразить. Сказал: «У самого ствола. У люка „Б“. Перед буфетной стойкой».

— Вот как, — сказал Хайдаров.

Ему вдруг стало необходимо видеть лицо Албакая. И тот почувствовал — поднял руку и повернул обзорное зеркало. Грустные, угольно-черные глаза с желтыми белками смотрели на Николая из-под каски.

— Да, вот так: куратор… Он лежал рядом с единственным отрытым люком.

Хайдаров кивнул. Тот, второй, спрыгнул в люк, едва ли не переступив через тело Шерны.

«Дрянная история, — с бессильным раздражением подумал Хайдаров. — Что за нелепые совпадения! Время и место совпали как нарочно, чтобы подозрение пало на Уйма. Дурацкая история… Не мог же он, черт побери, быть „субъектом икс“… Образцовый командир. Вице-президент Ассоциации судоводителей. „Железный Грант“.

„А если все-таки — он? — спросил себя Хайдаров. — Сейчас-то он действует предосудительно — задерживает пассажиров в космосе!.. А ресурс у него, небось, на исходе… Черт знает что… Какая нелепая история“.

Он решительно спросил:

— Так выходил Уим из каюты или нет?

— Выходил.

— Когда?

— После моего доклада.

— И первым увидел Шерну? — понял Хайдаров. — Он был в полускафандре?

— Грант всегда действует по инструкции, куратор.

— Врач подоспел позже?

— Может быть, на секунду-другую…

— Так… Что за нелепость! — сказал Хайдаров.

Он сказал это намеренно, чтобы сняться с пьедестала, на который его поставили традиции космической службы. Неформальная — традиционная — власть психолога достаточно велика. Значок члена Совета космокураторов увеличивает ее в эн раз. А Хайдаров, к тому же, обладал формальной властью, как следователь… Не хотел он этой власти. Любопытно, послушаются ли его, если он прикажет — кончайте комедию, эвакуируйте пассажиров немедленно, пускай Межплатранс и Интеркосмос сами разбираются со своими сотрудниками?

Он знал, что не будет приказывать.

Ибо психологическая модель происшествия напрашивалась скверная. Именно потому, что „Мадагаскаром“ командует удачник, образцовый командир, „Железный Грант“, портреты которого разошлись миллионным тиражом после знаменитой спасаловки на Ио… Кстати, тогда он тоже рисковал своими пассажирами, но спас команду „Экзельсиора“…

Да, вот какая модель: Шерна тоже был удачник, и слава его гремела не хуже, чем слава Гранта Уйма. И если ревность к чужой известности дошла до ненависти…

Минуту-другую Хайдаров мысленно созерцал эту картину — с грустным удовлетворением хирурга, обнаружившего раковую опухоль. К счастью, картина не была вполне логичной, внутренне равновесной, а потому поддавалась проверке — корабельный компьютер, эта машина со средневековым именем, обязана была сохранять в памяти запись токов мозга всех членов команды на всем протяжении аварийной ситуации.