Николай Полевой - Иоанн Цимисхий

• Название: Иоанн Цимисхий
• Автор: Николай Полевой
• Жанр: Историческая проза

---

Но довольно уже, кажется, говорил я о деяниях, жизни и смерти императора Никифора, и более о сем распространяться значило бы впадать в недостаток людей слишком любопытных, преступающих пределы надлежащего повествования и не оставляющих без внимания и ничтожной малости" {Лев Диакон.}.

Мы прибавим однако ж еще, что услышав о смерти Никифора, один из тогдашних поэтов сочинил эпитафию ему ямбическими стихами, где говорил:

Се, неусыпный муж, что не смыкал очей,

Уже покоится во гробе вечным сном --

Печальный вид! Восстань, восстань, о государь!

и прочее, и прочее. Эпитафия эта считалась от современников мастерским произведением. У всякого века свое мнение, свои нравы, свой вкус, хоть основание всегда одно -- непостоянство мнений, нравов и вкуса, и мы убедимся в этом далее в нашем рассказе.

КНИГА VI

Всякое животное скрывает орудие, которым оно причиняет зло: змея пресмыкается, укрывая себя в траве, пчела носит во рту своем мед и воск, и прячет жало свое под сими дарами природы; тигр скрывает свою ужасную пасть и показывает только свою драгоценную, пеструю кожу, а ты -- ты являешь нам вид, исполненный благочестия, и в груди своей таишь свое жестокое сердце.

Макиавель, "Stanza"

Род приходит и род преходит, восходит солнце и заходит солнце, влечется в место свое, воссиявает, идет к югу, склоняется к северу, обходит окрест; идет дух и на круги свои обращается дух; мчатся потоки в море и не насыщают его, и на месте их являются новые; не наполняется ухо слушания, не насыщается око зрения; что было, то есть, или опять будет, и что было сотворено, то вновь сотворено будет! И ничто не ново под солнцем; никогда не скажет человек: "Вот новое!" -- Нет! Все это уже совершалось прежде, в веках минувших прежде нас. Нет о том памяти; но ведаешь ли, что останется и о нас память до конца, с тем, что будет после нас?" -- Так говорил царь-мудрец и прибавил: "Хочешь ли премудр быти? Познай минувшее!"

Один из греческих мудрецов хотел назвать бытописания Зерцалом Царей. Священная книга истории, грозная книга судеб, написанная родом человеческим, закапанная слезами и кровью миллионов! Какая из страниц твоих не поучительна...

Как ночная буря, утром, когда умолкла буря вещественная, солнце явилось в полном блеске своем, природа отдохнула, Босфор снова являлся светлым зеркалом, и только обломки кораблей, носимые волнами, показывали минувшее свирепство стихии,-- утром, подобно буре, зашумела над Царьградом весть: "Нет Никифора! Иоанн Цимисхий властвует Царьградом". -- Отряды воинов, при звуках труб и кимвалов, ездили по улицам царьградским. Словно испуганные овцы, собирался народ, бежал на площади и слушал возвещения глашатаев:

"Внимайте, люди царьградские! Волею Бога и вспомоществованием пречистые девы Марии, силою честного и животворящего креста Господня, представительством небесных сил и всех святых, опекуном малолетних императоров Василия и Константина и владыкой вашим отныне Иоанн Цимисхий. Он обещает суд правый, милость верным и послушным, казнь и гибель непокорным и возмутителям. Люди царьградские! Император Иоанн поздравляет вас и молит вам милости от Бога!"

Отряды проезжали. Народ безмолвствовал. "Но, что же сделалось с тем, кто еще вчера владычествовал над нами? -- спрашивали одни.-- Неужели он исчез в ночной буре, как страшное привидение?" -- "Он и похож был на привидение! -- прибавляли другие.-- Такой ли он был, чтобы ему долго оставаться владыкою Царьграда!"

Тихо и спокойно было между тем в Царьграде. Народ собирался на площадях; купцы заперли свои лавки а ряды, боясь смятений. Царьград уподоблялся человеку, внезапно пробужденному, который ничего еще не понимает, не умеет отдать сам себе отчета.

Новые глашатаи ехали вслед за первыми и возглашали:

"Внимайте, люди царьградские! Император Иоанн объявляет вам милость и суд правый. Известно ему, что многие из вас недостаточествуют и бедствуют от недостатка хлеба и средств пропитания. Он отдает вам все свои сокровища; идите в чертоги, где обитал он прежде, и каждый, кто придет, получит в дар серебряную монету. Кто из вас хочет хлеба, пусть идет в житницы Влахернские и безденежно берет хлеб, сколько взять может!"

Радостные клики начали раздаваться по площадям и улицам: "Многие лета Иоанну!" -- восклицали голоса.

Третьи глашатаи ехали по Царьграду и возвещали:

"Внимайте, люди царьградские! Император Иоанн объявляет вам милость и суд правый!

Известно ему, что судьи неправедные управляли вами. Он сменяет всех судей и управителей Царьграда и поставляет вам новых, избранных им. Каждый из вас имеет отныне право и свободу приходить в чертоги Влахернские и приносить жалобы свои на судей мужам, избранным от Иоанна для рассмотрения ваших жалоб".

И когда четвертые глашатаи объявили, что Иоанн обещает через неделю игры Цирка на Ипподроме, где двести колесниц будут скакать; что завтрашний день он грядет принять венец кесарей во храме Св. Софии, с благословения патриарха Полиевкта, и что во время шествия его будут бросать в народ золотые и серебряные монеты -- восторг жителей царьградских явился в полном разгуле.

-- Беги скорее к дому Цимисхия -- там дают деньги.-- Беги скорее к Влахерну -- там раздают хлеб.-- Я был -- вот, три серебряные монеты.-- Разве дают по три? -- Нет! Я три раза обошел кругом я все подходил к раздавателям; один из них заметил мою хитрость.-- И тебе, верно, досталось? -- Как бы не так. Разве это в старое время? Смеет ли кто теперь обидеть нас! "Ты плут,-- сказал мне раздаватель,-- но Иоанновы сокровища неистощимы: как благость его и мудрость; возьми и приходи еще".-- Ну, друзья! кто знал, что в Царьграде такие огромные запасы хлеба.-- Что ты говоришь? -- Конца нет: с раннего утра народу толпа, тащат во все стороны, и беспрестанно подвозят вновь и вновь, точно как из египетских житниц при Иосифе Прекрасном.-- Что же? Наш Иоанн и похож на Иосифа Прекрасного.-- У него есть и жена Пентефриева, которая обольщает его теперь.-- А где-то теперь наш Пентефрий?-- Тише! не поминай, что прошло.-- И стоит ли вспоминать. Да здравствует Иоанн Цимисхий! Да здравствует наш кормилец, наш отец!

И в то же время разговаривавшие бросились в одну, улицу, где теснилась большая толпа народа. Длинный обоз печеного хлеба, мяса, рыбы, овощей тянулся по улице, и глашатаи, сопровождавшие его, громко кричали, что император Иоанн, зная, что в Царьграде есть дряхлые старцы, больные, увечные, вдовы и сироты, которые не могут сами идти во влахернские житницы и получать хлеб, посылает по всему городу обозы и повелевает раздавать щедрою рукою всем нуждающимся хлеб и припасы.

В самом деле, это было трогательное зрелище: из бедных домиков, из мрачных подземельев и погребов влеклись старцы, тащились хилые вдовы и вольные старухи, с чашками, с корзинками, прибегали дети, одетые в лоскутья, и всем им давали щедрою рукою. Они становились на колени, подымали руки и глаза к небу и молились за Иоанна. Какой-то старец, держа в руках хлеб, обратился к толпе народной и громко проговорил: "Братья! знаете ли, что я и бедная жена моя уже целые сутки не ели? Я понесу этот хлеб к одру, на котором страдает жена моя, а потом, собрав последние силы, пойду во храм Божий благодарить Бога и молить его, да продлит навеки жизнь Иоанна Великого!"

Будто искра электрическая, пролетели эти слова в народ, и громко раздалось: "Да будет он отныне Иоанн Великий!"

"Народ православный! Кто хочет видеть Иоанна Великого, тот беги на Константиновскую площадь -- он едет во Влахернский дворец!"

-- Иоанн Великий! Иоанн Великий!

Такие клики встретили Цимисхия, когда он подъезжал к Константиновской площади, на белом коне, покрытом багряными попонами. Весел, радостен, ласков казался Цимисхий; голова его была, обнажена; он держал в руке шапку свою и беспрестанно и ласково кланялся народу. Совершенная противоположность Никифору: он был предшествуем небольшим отрядом златоносных ратников; множество вельмож следовало за ним, но не было войска, не было грозных фарганов с обнаженными мечами, не тянулись длинные ряды воинов по сторонам улиц, и не гнали никого с дороги, как бывало это при Никифоре. Народ теснился к Цимисхию, окружал его, шумел, кричал.

-- Дети! -- говорил Цимисхий,-- дайте мне проехать.-- Дети! берегитесь -- лошадь моя может ушибить кого-нибудь! -- Здравствуйте, дети мои, здравствуйте!

Смятение сделалось впереди. Какая-то женщина хотела перебежать дорогу, упала и лошадь одного из воинов наступила ей на ногу. Отряд воинов остановился. Едва узнал об этом Цимисхий, он быстро соскочил с лошади и кинулся в толпу народа, собравшуюся около ушибленной женщины. Всё расступились. Он наклонился к страдалице, взял ее за руку, говорил с нею ласково, утешал ее... оглянулся и как будто изумился, видя, что народ окрест его стоит на коленях и плачет.