Геннадий Михасенко - Я дружу с Бабой-Ягой

• Название: Я дружу с Бабой-Ягой
• Автор: Геннадий Михасенко
• Издательство: Восточно-Сибирское книжное издательство
• Жанр: Детская проза
• Год: 1979

---

Я — за ним.

Мы свернули направо, к шлюпкам, и в одной из них заметили голову с забинтованной шеей. Это был юнга Швов. Сидя на одной банке и опершись ногами в другую, он палочкой задумчиво мутил воду под собой. Ни крика Давлета с дебаркадера, ни нашего приближения он не расслышал — он отсутствовал в этом мире.

— Швов, ты почему здесь? — спросил Филипп Андреевич. — Тебе что, волны пасти поручили?

— Нет.

— А что тебе поручили?

— Бетонировать.

— Что?

— Крюки для турника.

— А ты почему не бетонируешь? — Швов молчал, отвернувшись. — Тебе трудно?.. Или больно?.. Ты почему не работаешь? — созревшим криком оглушил нас Давлет, и лицо его, сразу потеряв обычную подвижность и летучую игру черт, налилось твердостью и нездоровой синью, еще чуть-чуть — и оно, кажется, необратимо закаменеет, но гнев, словно зная свою меру, быстро пошел на убыль. — Все заняты, все копошатся, так почему же один ты ждешь криков и понуканий?.. Кстати, как тебя дразнят? Знаю, что нехорошо, но как?.. Не стесняйся, тут все свои, По-матерному, что-ли?

— Нет.

— А как?

— Клизма.

— Клизма?.. Хм, действительно нехорошо!

— И говорят, что это вы велели обзываться.

— Да, я велел, но не обзываться! А ты подумай, нет ли в тебе чего-нибудь такого, клизменного! А сейчас ступай и доложи своему мичману — кто у тебя, Кротов? — вот, доложи ему, что я дал тебе наряд вне очереди! Ясно?

— Ясно.

— Шагом-марш!

Швов поплелся наверх по дорожке Посейдона, снова каторжно сцепив за спиной руки. Филипп Андреевич позаглядывал в шлюпки, похлопал по их крутым бокам, поднял с земли коряжку, изогнутую бумерангом, и запустил в воду.

— А ты говоришь, бревна надо вылавливать! — зло заметил он дяде Гере. — Души вот их надо вылавливать!

— Мда-а, — взгрустнул дядя Гера.

— Что бы ты с ним сделал?

— А часто он так?

— Ежедневно, а то и по два раза на день!

— Отправил бы домой.

— Пожалуй. Но попробую еще шок.

— То есть?

— Встряску. Знаешь, как заикастых лечат? — спросил Давлет. — Полыгин, ты свободен!

Я был бы не против послушать, как лечат заикастых, Чтобы при случае просветить дядю Ваню, но пришлось откозырять — в самые интересные моменты от адъютанта всегда отделываются.

И я рванул к Посейдону, который представлял собой пока лишь круглую пятнисто-желтую тумбу, без трезубца и головы — ее Алька доводил до ума в своей мастерской.

15

Состыкованная внахлестку из трех небольших сосен — в семь, шесть и пять метров, — с постепенным падением толщины, ошкуренная и казавшаяся налитой каким-то восковым светом, мачта огромным зигзагом пересекала по диагонали весь плац, как упавшая с неба молния, которую предстояло как бы вернуть небу. От обоих стыков ее и от макушки, с короткой доперечиной, струились в стороны многочисленные веревки.

Мичман Кротов, сам полуголый, не различался бы в полуголой толпе, если бы не его уверенно-энергичные жесты, которыми он объяснял что-то своим варягам.

Верхом на мачте сидело несколько человек, подчищая топорами грубо ободранные места. Среди них я вдруг увидел Земноводного и, радостно подсев к нему, спросил:

— Миш, ты чего не с нашими?

— Отпросился. Тяжело там.

— Ты этого и хотел.

— Не рассчитал. А теперь понял, что к большим нагрузкам надо переходить постепенно.

— Так не похудеешь.

— Похудею. Уже чувствую слабость, — значительно, словно вплотную приблизясь к великому открытию, сообщил Мишка. — Сегодня надо второе съесть!

— Димка не даст.

— Подумаешь — Димка!

— Но вы же договорились. А он любит и сам держать слово, и чтобы другие держали. Однажды братишка Федя его обманул, так Димка ему стакан компота в лицо выплеснул.

Земноводный озабоченно поджал губы. Трудно давалась ему мимика, потому что вспученные щеки, из которых в основном состояло его лицо, не поддавались легким, игривым движениям, а усилия вырубали карикатурность.

— Скажу, что в обморок могу упасть.

— Ты-то?

— А что? Я уже падал. Мой организм — загадка, даже для меня. Видишь: хочу тяжестей — шиш, хочу не есть — шиш. Кругом шиши, а что надо — черт знает.

— Ладно, я поговорю с Димкой, — пообещал я.

Мичман Кротов объявил аврал, велел всем распределиться по длине мачты, скомандовал «три-четыре», и мачта, подхваченная почти сотней рук, в том числе и моими, оторвалась от подкладок, поплыла, выдвинулась за пределы плаца, повернулась к морю и, упершись основанием в плаху, вставленную в яму, где недавно торчал наш «хлыстик», снова легла на перемещенные прокладки. Задним ходом от хозкорпуса подошел автокран.

— Рэкс, доложить начальнику о готовности! — распорядился мичман Кротов.

— Сирдар, доложить начальнику! — отфутболил Рэкс Митьке, назначенному командиром взвода, — то, что полученный приказ не обязательно выполнять самому, а можно, и даже нужно, передавать подчиненным, — это младшие командиры усекли сразу, и с восторгом пасовались самыми пустячными делами.

— Юнга... — рявкнул Митька, ища кого бы послать.

— Отставить! Сми-ирно! — скомандовал мичман, увидев поднимавшихся на плац Давлета и фотографа, и поспешил к ним.— Товарищ начальник лагеря, мачта к подъему готова!

— Вольно! — Филипп Андреевич прошелся вдоль мачты, осматривая стыки, и попутно потрепал по голове Земноводного, опять пристроившегося с топором. — Стираешь, Миша?

— Ошкуриваю!

— Вот я и говорю: стираешь грань между умственным и физическим трудом!

— В этом смысле — да! — Земноводный улыбнулся и похлопал себя по животу, глядя при этом на живот начальника. — Мне это полезно! Я обещал маме похудеть!

— Давай-давай! Поможем! — одобрил Филипп Андреевич и — мичману: — Юнга Швов доложил о наряде?

— Так точно!

— И что?

— Отправил наломать пару веников.

— Хорошо... Неужели поднимем?

— Поднимем.

— А может, все же спецбригаду вызвать?

— Варяги и есть спецэкипаж, — напомнил мичман Кротов.

— Ну, спецы спецам рознь, — возразил Давлет и попружинил мачту. — Не сломается?

— Не должна.

— Не должна или не сломается?

— Не сломается.

— Прекрасно! — заключил Филипп Андреевич. — Значит, можно бить большой сбор?

— Можно.

— Чур, я!.. Чур, я! — раздалось вокруг, и несколько человек, стоявших ближе к ГКП, бросились на балкон, где висела корабельная рында.

— Чур, я! — крикнул Давлет.

Все остановились.

Филипп Андреевич торопливо, словно не надеясь на долгую ребячью выдержку, взбежал по лестнице, дунул в кулак, победоносно оглядывая сверху плац, и задергал рындабулину. Сощурившись, словно звон ударил не по ушам, а по глазам, я уставился на подбалконную стенку, которую Алька так обрызгал краскопультом, что она превратилась в картину моря: светло-зеленые волны, красные рыбы, желтые аквалангисты и синие подводные лодки. Все это как бы колыхнулось и ожило под звуки рынды и неохотно замерло опять, когда они стихли. Давлет стоял, недвижно прислушиваясь. И вот, нарастая, со всех концов лагеря понесся к плацу дружный и восторженный рев — разметанный в пространстве народ сливался воедино. Именно этот миг и любил, наверно, Филипп Андреевич!

Позже всех, провозившись со шлюпками, прибежали чумазые и мокрые подводники, а мои аборигены, хоть и выпутывались из завала, а уложились в минуту. Мичман Кротов объявил по мегафону, что сейчас лагерю предстоит поднять мачту.

И эпопея началась.

Расчалок было девять, по три в ярусе, и нас разбили на девять групп, каждой дав номер и во главе каждой поставив заранее натасканных варягов. Мичман Кротов сам развел группы по местам, дотянул до всех ванты, а шестерых юнг загнал даже на деревья — и все это проделывал, ориентируясь на какую-то воображаемую точку в небе. Ванты перепутались между собой, между деревьев, и казалось, что при первом же рывке они свяжутся узлами, и все пойдет насмарку. Нижние ванты, от первого стыка, были короткие, и обслуга толпилась возле плаца, видя все происходящее; средние, от второго стыка, — подлиннее, и пацаны шарашились в кустах, пытаясь хоть что-то разглядеть на плацу; а верхние, от макушки, — такие длиннющие, что терялись в зелени.

Мы с Димкой и Земноводным попали на нижнюю береговую растяжку. И мне, признаться, не верилось, что мы, пусть и с помощью небольшого крана, сможем поставить на попа этакую махину. Мичман Кротов стропом захлестнул мачту почти посередине, поправил у ямы бруски, не пускавшие комель в стороны, и сказал в мегафон:

— Внимание! Повторяю: с морской стороны давать слабину, с береговой — натягивать, но не сильно! Помнить свои номера и слушать мою команду. Приготовились!.. Пшел!

Кран заклацал зубчатками, строп натянулся, врезаясь з древесину, мотор взвыл сильнее, середина мачты выгнулась по-щучьи, оторвавшись от прокладок, и тут же медленно приподнялась верхушка и пошла, пошла...