Юрий Тынянов - Кюхля

• Название: Кюхля
• Автор: Юрий Тынянов
• Жанр: Русская классическая проза

---

На секунду стало темно, как в холодной и темной реке, волна кружила его, водоворот засасывал ногу.

Он открыл глаза. Дупло, темное, сухое, прохладное, над головой поет комар. Легкий звон сверху, и мимо Вильгельма пролетела ветка.

Вильгельм выглянул.

Внизу стоял чечен и стрелял в дуб. Он его заметил. Он хотел снять его с дуба спокойно и безопасно, как птицу.

Вильгельм ощупал пояс, за поясом был один пистолет.

Он прицелился.

Рука его дрожала.

Выстрел - промах, еще один выстрел - снова промах. Надо стрелять медленно. Вильгельм почувствовал тоску.

Сидеть в дупле и ждать смерти!

Он еще раз прицелился и снова выстрелил. Чечен закричал, схватился за ногу и быстро приложился. Вильгельм нагнул голову. Пуля вонзилась в дупло над самой его головой. У него оставался один заряд.

X

Грибоедов скакал долго. Никого не было. Он подумал, повернул коня и поскакал по самой опасной дороге, вдоль обрыва. Было уже очень темно.

"Убежал, убежал, отчаянная голова, - почти плакал он. - Хочет в Грецию попасть - попадет в плен, насидится в подвале. Эх, Вильгельм, донкихот, франт ты милый..."

Конь захрапел и шарахнулся. Поперек дороги лежал труп коня. Грибоедову вдруг стало страшно. Машинально он повернул коня и поскакал назад. Потом его желтое лицо порозовело. Он со злостью дернул поводья и снова поскакал вперед. Доехал до павшей лошади, спешился я подошел к ней. Похвисневский жеребец. Стало быть, Вильгельм... где же Вильгельм? Он дошел до обрыва и посмотрел вниз - убит, сброшен в пропасть? Он растерянно смотрел в темноту, ничего не было видно. Над самой его головой раздался стон.

- Это еще что такое? Кто здесь? - закричал Грибоедов, и опять ему стало страшно.

Кто-то опять застонал. Стон шел с дерева. Грибоедов взвел курок и подошел к дубу.

- Кто здесь? - закричал он.

- Будьте добры, помогите мне выйти из дупла, - сказал голос.

- Что за чертовщина, - сказал Грибоедов. - Это ты, Вильгельм?

- Александр, - обрадовался в дупле голос. Грибоедов вдруг начал хохотать. Он никак не мог сдержать смеха.

- Что же ты в дупло забрался, милый?

В дупле тоже раздался смешок, очень слабый. - Я отстреливался. Потом, немного погодя:

- У меня, кажется, нога сломана.

Грибоедов стал серьезен. Он полез по веткам и стал спиною к дуплу.

- Садись ко мне на крюкиши.

Он выволок Вильгельма. Тут он заметил, как тот бледен и слаб. Он усадил его на коня.

- А кто же в тебя стрелял? Где он? Вильгельм показал на пропасть.

XI

Пришлось пролежать недели три в постели. Александр ухаживал за ним нежно. Был у него раза два Ермолов, но сидел мало и хмурился. Шутки не удавались, и Вильгельм как-то сразу ощутил, что Ермолов перестал быть героем его воображения.

Раз Грибов доложил:

- Николай Николаевич Похвиснев.

Грибоедов спокойно повернул голову и сказал, не вставая:

- Вильгельм Карлович принять господина Похвиснева сейчас не может.

Все три недели Александр был сумрачен, по вечерам куда-то уезжал и возвращался поздно. Вильгельм так и не узнал, куда он ездил. Грибоедов не мог простить себе страха, который он испытал тогда, ночью, разыскивая Вильгельма. Он ездил каждый день по той же дороге и подолгу простаивал у дуба, ожидая нападения.

Когда Вильгельм поправился, жизнь пошла старая: сад Джафара, беседы с Листом, собрание.

Раз, входя в собрание, он в сенях вспомнил, что забыл дома книжку, которую обещал Воейкову. В передней комнате разговаривали и смеялись.

- Нет, воображаю себе этого Хлебопекаря в дупле, - говорил чей-то прыгающий от смеха голос.

Вильгельм покраснел и прислушался.

- О нет, вы его не знаете, - говорил другой, - Вильгельм узнал голос Похвиснева. - Поверьте, наш Хлебопекарь знает, что делает. Он своей простотой в доверие кому надо очень ловко влезает.

- Ну? - спросили недоверчиво.

- Конечно, - тянул чем-то обиженный Похвиснев, - как он к Алексею Петровичу втерся. Я даже выговор на днях получил, после дупла этого, - "что вы, говорит, его подстрекаете в такие места ездить". А по секрету вам скажу... - Голос перешел в шепот, Вильгельм его не дослушал.

Он закрыл глаза и прислонился к стене. Дверь отворилась, и в сени вышел Похвиснев. Тогда Вильгельм шагнул к нему и, не глядя, ударил по лицу. Похвиснев беззвучно схватился за щеку и выбежал вон. Вильгельм пошел домой.

Грибоедов был дома. Увидя Вильгельма, он быстро спросил:

- Что с тобой? Вильгельм помолчал.

Потом он ударил себя в грудь и затрясся.

- Этот подлец говорил, что я простотою в доверие к Ермолову втираюсь. Не откажись быть секундантом.

Александр с интересом откинулся в креслах. Лицо его приняло важное выражение. Он заставил Вильгельма рассказать все.

- Милый, - сказал он внушительно, - Похвиснев с тобой драться не будет. Ты его один на один оскорбил. Он за сатисфакцией не погонится. Ему жизнь дороже.

- Неужели он так низок, что откажется? - вылупил глаза Вильгельм.

- Без сомнения, я этого франта до тонкости знаю. Он на картель не пойдет. Он нажалуется Алексей Петровичу на тебя, тот вас обоих позовет, разыграет комедию - тем дело и кончится.

- Ну, нет, - сказал Вильгельм и вдруг стал страшен. Пена выступила у него на губах, - Он у меня не отыграется. Я ему снова пощечину дам.

- Только публичную, - сказал деловито Грибоедов. Вильгельм ждал два дня. Вызова не было. Ермолов,

по-видимому, тоже ничего не знал. Через два дня он пошел в собрание. Александр ему сказал, что Похвиснев будет сегодня там. Когда он вошел, в собрании шла обычная игра. Дым висел в комнате. Лист стоял у окна одиноко; серый артиллерист не играл в карты. Похвиснев сидел у ломберного столика с Воейковым и двумя офицерами. Увидя Вильгельма, он побледнел и передернул плечами. Вильгельм прямыми шагами подошел к нему.

- Милостивый государь, я прошу у вас объяснения, - сказал он звонким голосом и задохнулся.

Похвиснев привстал, глаза его забегали. Он был бледен и не смотрел на Вильгельма. В комнате стало тихо.

- Я прошу вас, - сказал Вильгельм неестественно тонко, - повторить при всех то, что вы изволили говорить обо мне два дня тому назад в собрании.

- Я ничего не говорил, - пробормотал Похвиснев, отступая.

- Так я вам припомню, - закричал Вильгельм, - а те, при ком это было сказано, верно, не откажутся подтвердить. Вы сказали, что я своей простотой в доверие к Алексею Петровичу влезаю.

Их обступили.

Тогда Вильгельм ударил наотмашь Похвиснева.

- Вот вам мой ответ. И ударил его еще раз.

Их растащили. Похвиснев стучал зубами и кричал:

- Дурраак...

Потом он заплакал и засмеялся. Вильгельм стоял, тяжело переводя дыхание. Его глаза были красны и блуждали.

Грибоедов, спокойный и деловитый, подошел к Листу:

- Василий Францевич, вы не откажетесь, конечно, быть секундантом у Вильгельма Карловича.

Лист грустно поклонился.

XII

Похвиснев стоял со своим обычным докладом у стола. Ермолов был не в духе. Он крепко сжимал в зубах чубук и пыхтел.

Он едва просмотрел два дела.

Потом искоса взглянул на Похвиснева:

- У вас больше ничего нет ко мне, Николай Николаевич?

Похвиснев замялся:

- Я бы хотел вам жалобу принести, Алексей Петрович.

- На кого? - невинным голосом спросил Ермолов.

- На господина Кюхельбекера, - осмелел Похвиснев. - Он меня тяжело оскорбил, Алексей Петрович, безо всяких с моей стороны поводов.

- Как же это он вас оскорбил, Николай Николаевич? - удивился Ермолов. - Какую же причину он изъявил?

Похвиснев пожал плечами:

- Вы сами знаете, Алексей Петрович, его нрав необузданный. Он причиной изъявил, будто я о нем отозвался, что он простотою в доверие входит.

- А? - важно спросил Ермолов. - Ну, и что же? Но вы ведь этого никому не говорили?

Похвиснев переминался с ноги на ногу.

- А где же произошло оскорбление? - с интересом осведомился Ермолов.

- В собрании, давеча, - неохотно отвечал Похвиснев.

- Черт знает что такое! - вдруг рассердился Ермолов и насупил брови. Я этого дела так не оставлю. - Он был действительно сердит. - Так, продолжал он веско, обращаясь к Похвисневу. - Ну, и что же вы, Николай Николаевич, желаете предпринять?

Похвиснев криво усмехнулся:

- Сперва, Алексей Петрович, я хотел непременно драться; но после рассудил, что как господин Кюхельбекер подвержен припадкам, что и вам, Алексей Петрович, известно, и за человека здорового почесться не может, то, может быть, дело это лучше на рассмотрение суда представить.

Ермолов равнодушно кивал головою.

- Хорошо, подите, друг мой, - сказал он без всякого выражения.

Когда Похвиснев ушел, Ермолов встал и прошелся по комнате. Потом сел, затянулся из чубука, пыхнул дымом и улыбнулся невесело. Он сел за стол и начал писать письмо:

"Великолепный господин

Николай Николаевич!

Забыл совсем по делу вам, дружок, напомнить, что отношения, к нам чинимые гражданскими частями, особою нумерациею должны быть обозначены как входящие. Писаря, канальи, путают бесперечь, что сильно отчетность затрудняет. Вот и все дело, простите меня, что беспокою. Насчет же тяжелого оскорбления, учиненного вам г. Кюхельбекером, полагаю, что для сатисфакции гражданской части мало будет, а непременно подраться вам придется. Прощайте.