Уильям Тревор - Пасынки судьбы

• Название: Пасынки судьбы
• Автор: Уильям Тревор
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1990
• ISBN: 5-05-002550-8

В издание вошел один из лучших романов известного англо-ирландского писателя Уильяма Тревора; в нем история одной семьи связана с трагическими судьбами всего ирландского народа. В рассказах Тревора, мастера новеллистического жанра, отражаются нравственные, национальные и социальные коллизии современных Англии и Ирландии.

---

В Корке пришлось долго ждать такси, и я выпил еще виски — не приезжать же трезвым в какую-то неизвестную больницу, тем более в городе, где не был столько лет?

— Машин нынче — не проедешь, — пожаловался таксист. — Сплошные пробки.

Я попросил его ехать как можно быстрее.

— Понимаю, — сказал он, и я почувствовал, что он догадывается, в чем дело — ведь ехали мы в больницу. Он машинально перекрестился.

— Я не был в Корке сорок лет, — сказал я.

— Увидите, как он переменился, сэр.

— Когда-то я жил здесь.

— Да ну? По вашему произношению не скажешь. Я принял вас за иностранца.

— Я стал иностранцем.

— Небось сорок лет назад городок-то был совсем маленький?

— Да нет, он и тогда был оживленным городом. Сколько судов стояло у причала!

— Судов и сейчас хватает. Янки Корк любят.

— Надо думать.

— Некоторых, правда, события на севере[65] отпугнули. Там сейчас такая заварушка началась, что, глядишь, и до нас дойдет.

— Я знаю про беспорядки из газет.

— А где вы сейчас живете, сэр?

— В Сансеполькро. В Италии.

— Никогда не был в Италии.

Мы подъехали к серому больничному зданию с большим белым крестом. Во дворе перед стоянкой машин возвышалась статуя Богоматери; у ее ног, на выступе, в стеклянных банках из-под варенья стояли цветы. Перед статуей молилась на коленях какая-то старуха.

— Что ж, желаю удачи, сэр, — сказал таксист.

Я расплатился и с чемоданчиком в руке вошел через вращающиеся двери в вестибюль, где за конторкой сидела монахиня. Ноги скользили по сверкающему, до блеска отполированному паркету, которым был выложен и огромный вестибюль, и коридор за такими же вращающимися дверьми напротив. Вдоль светлых стен стояли стулья, а над головой у монахини висел крест.

— Пожалуйста, подождите, — сказала она с заученной улыбкой — в зависимости от обстоятельств эта по-больничному трогательная улыбка должна была утешать одних и радовать других. — Да, вы присядьте.

Я сел. На стульях молча сидели люди: мужчины и женщины разного возраста, двое маленьких детей. Монахиня что-то сказала в телефонную трубку. Сидевший рядом со мной мужчина достал было из кармана пачку сигарет, но вспомнил, что в вестибюле курить не разрешается.

— Пожалуйста, следуйте за мной, — сказала мне другая монахиня, и я пошел за ней по длинному коридору, который тянулся за вращающейся дверью.

— Я не опоздал, сестра?

— Нет, вы не опоздали.

Мы вошли в темную комнату. Джозефина высоко лежала на подушках с закрытыми глазами; рядом, на тумбочке, были четки, на стене у нее над головой — распятие. У кровати сидела молодая монахиня.

— Я оставлю вас с сестрой Пауэр, — шепнула монахиня, которая привела меня сюда. Сестра Пауэр встала со стула, неслышными шагами, шурша платьем, направилась ко мне и опять вывела меня в коридор. Мы остановились за дверью и заговорили шепотом.

— Ее привезли сюда неделю назад, — сообщила она. — В приюте святой Фины сочли, что у нее воспаление легких и ей понадобится больничный уход.

— Так и оказалось?

— Нет, она всего лишь простудилась. Но с каждым часом ей становится все хуже. Простите, — добавила она, — у меня к вам просьба. Если, проснувшись, она почувствует, что от вас пахнет спиртным, то очень расстроится. Пожалуйста, прополощите рот.

Она вернулась к постели больной, а я, в сопровождении другой монахини, вошел в маленькую комнатку, где хранились лекарства.

— Пожалуйста, — сказала монахиня таким голосом, будто полоскать рот перед посещением больных было в порядке вещей.

Я сполоснул рот и выпил воды. Когда в Килни Джозефина входила в столовую забрать грязную посуду, беседа за столом продолжалась, что бы в этот момент ни говорилось. Каждое утро она первым делом разжигала плиту, следом — камин в гостиной и только потом — камин в столовой.

— Спасибо, — сказала монахиня и отвела меня обратно в палату Джозефины. Я сел у ее кровати и первый раз внимательно посмотрел на нее. От былой красоты не осталось и следа: лицо худое — еще более худое и морщинистое, чем у меня, — к тому же из-за закрытых глаз совершенно безжизненное. Редкие седые волосы, на лбу — коричневые пятна. Однако больше всего изменились лежавшие поверх белого вышитого одеяла руки: от старости они тоже сморщились, зато потрескавшаяся от физического труда кожа разгладилась.

— Да, — сказала она, внезапно открыв глаза. — Да.

В них под пеленой усталости скрывалась прежняя нежность. Ее пальцы шевельнулись, губы слегка вздрогнули.

— К вам посетитель, Джозефина.

Глаза закрылись и через мгновение открылись снова. Она смотрела прямо перед собой, между мной и монахиней, на пустую стену напротив.

— Посетитель, — повторила сестра Пауэр, по-монашески плавным жестом указывая в мою сторону.

— Килни, — сказала Джозефина, и у нее из глаз покатились слезы. — Пресвятая Дева Мария, утешь их, — прошептала она.

Сестра Пауэр вложила четки в ее сжатые пальцы, но Джозефина этого не заметила.

— Утешь их, где бы они ни были, — Сказала она. — Утешь их.

Глаза ее снова закрылись.

— Она уснула, — сказала сестра Пауэр.

С этими словами она нажала на кнопку звонка у кровати, и через минуту в палату вошла еще одна монахиня. Попросив ее посидеть у постели умирающей, сестра Пауэр кивком головы позвала меня следовать за собой. Пройдя по коридору, мы вошли в комнату с еще одним распятием, на этот раз маленьким и черным, висевшим в простенке между окон. Помимо распятия на стене висели Сердце Христово и Божья Матерь.

— Сварю-ка я кофе, — сказала сестра Пауэр, включая в розетку электрический чайник. — Полагаю, мы правильно поступили, что дали вам знать?

— Да, конечно.

— Кофе хотите?

— Да, если можно.

Она открыла буфет, достала коробку с печеньем и расставила на своем письменном столе, среди бумаг, синие чашки и блюдца. Порывшись в буфете, она извлекла оттуда сахар и банку сгущенного молока.

— Мы не знали, посылать за вами или нет. В какой-то день она все время, не переставая, твердила ваше имя, и пришлось разыскивать вас через вашего поверенного. В Италии, должно быть, чудесно?

— Я люблю Италию.

— В приюте святой Фины, думаю, ей жилось неплохо. Там о ней отзываются с большой теплотой. Сюда они звонят каждый день.

— Приют святой Фины?

— Да, она там работала. Это приют для престарелых монахинь.

Закипел чайник. Сестра Пауэр молча заварила кофе — вообще, длинные паузы в разговоре ее нисколько не смущали.

— Пока у нее были силы, она все время молилась. Просила у Бога одного: чтобы оставшиеся в живых утешились в своем горе. И чтобы Ирландия вняла Божьему слову.

Я промолчал. Сестра Пауэр предложила мне еще печенья, но я отказался. Затем монахиня встала, и мы вернулись в палату.

— Джозефина, — тихо позвал я.

— «Вынеси этим людям по бутылке портера», — велел мне твой отец. Он ведь никогда ни о ком не забывал.

— Да, он был добрый.

— «Хочется одного, — говорила твоя мать, — Закрыть глаза и ничего не видеть». Какие только образцы обоев я ей не предлагала! А ей все было безразлично. Дом в Корке для нее не существовал.

Джозефина опять закрыла глаза и тут же их снова открыла.

— Имельда, — сказала она. — Святая Имельда.

И с этими словами умерла. Четки безжизненно повисли на ее пальцах.

Дородный седовласый священник не без чувства произнес слова заупокойной молитвы, и я подумал, что он, наверно, знал Джозефину и уважал ее за смирение и набожность. Сбившись в кучку, монахини из приюта святой Фины шептали, когда это требовалось, слова молитвы. Как только наша небольшая толпа начала расходиться, появились двое могильщиков с лопатами.

— Простите, — услышал я за спиной голос священника, повернулся и подождал, пока он со мной поравняется. — Я знаю, кто вы. Вы ведь приехали из Италии.

— Да.

— На нее снизошел покой.

— Да.

Он зашагал со мной рядом. Ветер трепал его стихарь. Было ужасно холодно.

— Вы могли бы спокойно остаться в Ирландии, сэр. Прошло ведь уже достаточно времени.

— Значит, она поэтому меня вызывала?

— Сейчас уже с вами никто возиться не станет. Уж вы меня простите, мистер Квинтон, что я так говорю.

Я вернулся в Италию — к своему Гирландайо, к своим чайным розам и ирисам. И к святым, которых так чтят итальянцы. К святой Имельде из Болоньи, которую упомянула Джозефина и в один день с которой родилась моя дочь; к святой Кларе, которая спасла Ассизи; к святой Екатерине, которая отрезала себе волосы, чтобы никто не захотел на ней жениться. Святой Криспен был сапожником. Святой Павел делал шатры. В пустыне, где молился святой Эвтимий, из земли забил живой источник. От мертвого тела святого Зенобия расцвело увядшее дерево. В старости я полюбил святых.