Стивен Крейн - Алый знак доблести. Рассказы

• Название: Алый знак доблести. Рассказы
• Автор: Стивен Крейн
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1962

Проложив в американской прозе путь натурализму, Стивен Крейн (1871–1900) остался в истории литературы США крупнейшим представителем этого направления.

В настоящий том вошли знаменитый роман «Алый знак доблести» и несколько рассказов писателя. Роман «Алый знак доблести» представлен в другой редакции перевода Э. Л. Линецкой, предисловие Б. А. Смирнова.

---

Но вот окончен отдых, и опять вступили в бой ее истощенные руки. В мгновение ока битва разгорелась со всей силой. Наносились и отражались неистовые удары. Раздавался грохот нового сражения. Маленькая настойчивая воительница не знала ни сомнений, ни колебаний. Она дралась изо всех сил, с несгибаемой волей. Капли и струйки пота выступали у нее на лбу.

Три синих тарелки стояли в ряд на полке у плиты. Маленькая старушка знала, что так принято.

Напротив красовались круглые никелированные часы. Ее сын воткнул множество папиросных этикеток в оправу висящего рядом зеркала. Несколько литографий были пришпилены прямо на пожелтевших стенах комнаты; одна из них — в позолоченной рамке. То было настоящее чудо — сплошь красные и зеленые тона. Все литографии выглядели как трофеи.

Начинало темнеть. Надвинулась легкая туманная дымка. Дождь мягко шлепал по подоконнику. В доме напротив зажглась лампа; яркий оранжевый луч озарил мужчину с красным угреватым лицом. Он сидел за столом, покуривая и размышляя.

Старушка снова посмотрела на часы: «Четверть седьмого…»

Она задержалась на миг, но тут же неистово бросилась к печке, которая притаилась в сумерках, красноглазая как дракон. Печка зашипела, и снова послышался грохот ударов. Крохотная старушка носилась взад и вперед.

III

Около семи часов старушка начала нервничать. Ей захотелось броситься в кресло и сидеть, сидеть, глядя на маленькие каминные часы…

— Не понимаю, почему его нет, — повторяла она беспрестанно, и в ее голосе слышалась какая-то необычная нотка отчаяния. Пока она сидела так, размышляя и поглядывая на часы, выражение ее лица быстро менялось. Самые различные оттенки чувств мелькали в ее глазах, в уголках ее рта. В своем воображении она, должно быть, переживала весь путь любимого человека. Она представляла себе несчастья и препятствия, подстерегающие его. Что-то страшное и досадное мешает ему прийти к ней…

Она зажгла керосиновую лампу. Комнату затопил яркий желтый свет. Покрытый клеенкой стол казался раньше голым куском коричневой пустыни. Теперь он превратился в белеющий сад, где выросли плоды ее трудов.

«Семь часов!» — пробормотала она наконец. Ее охватил ужас.

И тут внезапно она услыхала шаги на лестнице. Она вскочила и принялась сновать по комнате. С ее лица разом сбежало легкое выражение страха. Она уже готова была начать браниться.

В комнату вошел юный Келси. Со вздохом облегчения он поставил в угол свои судки. Он был явно измучен тяжелым трудовым днем.

Старушка приковыляла к нему, сжимая морщинистые губы. Казалось, она вот-вот расплачется, разразится упреками.

— Привет! — крикнул Келси, желая ее подбодрить. — Беспокоилась?

— Да, — отвечала мать, суетясь вокруг него. — Где ты был, Джордж? Отчего так поздно? Не бросай здесь пиджак. Повесь его за дверью.

Сын повесил пиджак на крючок и принялся плескаться в жестяном тазике возле раковины.

— Видишь ли, я повстречал Джонса… Ты, верно, помнишь Джонса? Старый приятель из Хендивиля… Ну, пришлось задержаться, потолковали о прошлых временах. Джонс — настоящий парень.

Старушка внезапно сжала губы.

— О, этот Джонс! — заметила она. — Не люблю я его…

Юноша перестал вытираться белым полотенцем и бросил на нее сердитый взгляд.

— Ну, зачем все эти речи? — ответил он матери. — Что ты о нем знаешь? Говорила ты с ним хоть раз в жизни?

— Не помню, говорила ли я с ним с той поры, как он вырос, — сказала старушка. — Только знаю, что он не из тех людей, с которыми тебе надо дружить. Он дурной человек, в этом я уверена. Он пьет…

Сын рассмеялся: «Черта с два!» Видимо, это сообщение смутило его, но не слишком расстроило.

Мать покачала головой с видом человека, готовящегося поведать нечто страшное.

— Я в этом уверена! Однажды я видела, как он выходил из гостиницы Симсона — там, в Хендивиле, — он еле на ногах держался. Да, да, он пьет! Уверена, что пьет!

— О господи! — сказал Келси.

Они сели за стол и принялись за плоды ее белого садика. Юноша развалился на стуле с видом человека, который платит за все. Мать сидела нагнувшись, бдительно следя за каждым глотком. Она притулилась на самом краешке стула, готовая вскочить и броситься к буфету или к печке, чтобы подать то, что ему может понадобиться. Она волновалась, словно юная мать, кормящая своего младенца. В небрежной и спокойной позе сына отражалось сознание собственного достоинства.

— Сегодня ты мало ешь, Джордж!

— Да, сказать по правде, я не очень-то голоден…

— Разве тебе не нравится ужин, милый? Ты должен что-нибудь скушать, сынок. Нехорошо уходить голодным.

— Что ж, я ведь ем как-никак…

И он рассеянно ковырялся в тарелке. Старушка сидела напротив, рядом с почерневшим кофейником, и нежно разглядывала сына. Но вскоре ее охватило волнение. Ее сморщенные пальцы напряглись. Она готовилась рискнуть. Для нее настал решительный момент.

— Джордж, — сказала она внезапно, — пойдем сегодня на молитвенное собрание.

Молодой человек уронил вилку.

— Да ты с ума сошла, — ответил он удивленно.

— Нет, голубчик, — быстро заговорила она тоненьким, умоляющим голосом, — мне очень хочется, чтобы ты хоть разик пошел со мной; ты теперь нигде со мной не бываешь, милый, а мне так этого хочется! Давно-давно ты нигде со мной не был.

— Допустим, — сказал он, — но какого же черта…

— Ах, пойдем! — повторяла старая женщина.

Она подошла к нему, обвила руками его шею. Она пыталась убедить его лаской. Но юноша ухмыльнулся.

— Громы небесные, а что мне делать на молитвенном собрании?

Матери почудилось, что он сдается. Она сделала старинный реверанс.

— Что ж, разве ты не можешь проводить свою мать? — ликовала она. — Это такой долгий путь — каждый четверг, да еще одной. Как ты не понимаешь, что если у меня есть такой большой, красивый, рослый мальчик, мне хочется, чтобы он поухаживал за мной? О, я знала, что ты пойдешь!

Он снисходительно улыбнулся. Но сейчас же на лице его отразилась тревога.

— Дело в том… — запротестовал он.

— О, пойдем! — беспрестанно повторяла мать.

Он начал сердиться, он нахмурился. Перед ним мелькнула картина: скучные люди в черном, сидящие строгими рядами. Уже одна мысль об этом угнетала его.

— Видишь ли… — начал он снова, изо всех сил ища доказательств. И наконец взорвался:

— Да какого дьявола стану я торчать на молитвенном собрании?

В ушах у него прозвучал духовный гимн, исполняемый людьми, которые даже головы склоняют под определенным углом, как того требует благочестие. Слишком ясно, что все они лучше, чем он. Стоит ему войти, и они повернутся в его сторону, глядя на него с подозрением. И в этом будет неслыханное унижение: он-то знает, что сам ничуть не хуже их!

— Так вот, понимаешь, — заговорил он кротко, — не хочется мне идти, и ничего хорошего не получится, если я пойду туда против воли…

Как быстро изменилось выражение материнского лица! Она глубоко вздохнула, как это бывало и прежде в подобных случаях. Надела маленький черный чепец, закуталась в старенькую шаль. Бросила на прощание мученический взгляд на сына и ушла подавленная. Ее уход напоминал короткую похоронную церемонию.

Юношу слегка покоробило. Со злости он пихнул ножку стола. Когда затих звук ее шагов, он почувствовал явное облегчение.

IV

В тот же вечер, придя в маленький приветливый салун, Келси застал своего друга Джонса у стойки в яростном споре с каким-то тучным мужчиной.

— Ладно, — говорил этот последний, — ты, Чарли, можешь кричать сколько тебе угодно на молчаливого человека… Но давай-ка лучше выпьем!

Но Джонс размахивал руками, нанося сокрушительные удары по какой-то отвлеченной теории. А тучный мужчина жирно ухмыльнулся и подмигнул бармену.

Наконец оратор приостановился на миг, чтобы сказать: «Налейте мне чуточку виски, Джон». В этот момент он заметил юного Келси и бросился к нему навстречу с приветственным криком: «Здравствуй, старик! А я и не надеялся, что ты придешь!» Затем подвел юношу к плотному мужчине:

— Мистер Бликер… Мой друг мистер Келси!

— Как поживаете?

— Мистер Келси, я счастлив познакомиться с вами, сэр. Выпьем…

Они стали в очередь у стойки. В проворных руках бармена позвякивали стаканы. С отменной вежливостью мистер Бликер прервал выжидательное молчание:

— Вы, кажется, никогда здесь раньше не бывали, мистер Келси? Не так ли?

Молодой человек сделал усилие, чтобы дать светский ответ.

— М-м… нет… Я никогда еще не имел… э… этого удовольствия, — сказал он.

Впрочем, натянутая и осмотрительная вежливость манер скоро была позабыта… Бликер сообразил, что его солидность слегка стесняет юношу. Он сделался мягче. Очевидно, молодой человек из тех, у кого развита способность восприятия. И Бликер сразу же пустился рассказывать о прошедших временах, когда мир был лучше. Он знавал всех больших людей той эпохи. Он воспроизводил свои беседы с ними. В голосе его звучали ноты гордости и сожаления. Он наслаждался славой этого мира ушедших в небытие деятелей. Он сетовал на юность и неопытность нынешнего поколения. Казалось, он живет в высоком небе прошлого и чувствует себя обязанным говорить о том, что он там видел.