Энн Харрел - Огонь Менестреля

• Название: Огонь Менестреля
• Автор: Энн Харрел
• Издательство: Библиополис
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-7435-0022-3

Алмаз Менестреля — крупнейший в мире из необработанных алмазов, и самый таинственный. Его существование оставалось загадкой и волновало воображение. Никому, кого тронула его красота, не удалось избежать страсти, алчности.

Джулиана Фолл, прославленная пианистка, унаследовала все опасности, которые нес с собой алмаз. В прошлом ее семьи из-за него было немало трагедий.

Сенатор Райдер ради миллионов, которые сулил этот алмаз, рискнул своей карьерой и вызвал скандал.

Некий Голландец, сотрудничавший с нацистами ради алмаза, в конечном итоге отказался от него.

Они не смогут жить как жили прежде. Этот бесценный камень изменил их души.

---

Наполеон, сказала бы она, а кто это?

А может, он несправедлив к ней. Независимо от того, знает она что-то или нет, ему-то, Мэтью, в отличие от ее знаменитого учителя, ясно, что Мисс Пианистка отнюдь не паникует.

Просто скука снедает леди.

Старку захотелось курить, неожиданно, после многолетнего перерыва. Он бросил курить сразу после Вьетнама, решив, что сполна получил свою долю ядов, но сейчас его это совершенно не волновало. Упрямый, циничный, проницательный, героический, видавший виды, весь в шрамах — Мэтью Старк. Его портреты были напечатаны на обложках «Тайм» и «Ньюсуик», он появлялся на телевидении и в специальных выпусках Пи-Би-Эс. Уж он-то должен был бы смыслить в этой жизни больше, чем простой обыватель. Он должен быть круче.

Но в этот раз ничего не сработало. Он пытался выудить информацию из ослепительной, витающей в облаках музыкантши, для которой самым большим развлечением за день, пожалуй, было кормление золотых рыбок. Да и кому, скажите на милость, не наскучит день-деньской бренчать на пианино в этой огромной, роскошной, пустынной квартире? Концерты, видимо, вносят некоторое разнообразие в ее жизнь, но она не может давать их каждый вечер, ведь и они через некоторое время должны надоесть. Так оно обычно и случается. Сохранять репутацию — чертовски утомительное занятие. Гораздо интереснее завоевывать ее.

Одетый в униформу швейцар подошел и спросил, не может ли он чем-нибудь помочь. Мэтью поблагодарил и отказался. Швейцар в свою очередь вежливо предложил ему убираться. Мэтью пожал плечами и не стал спорить. Парень делает то, что должен.

Он вышел из дома, пересек улицу и остановился на автобусной остановке у Музея естествознания. Он не знал, чего ждет, но чутье подсказало ему — а оно его никогда не обманывало, — что он кое-что подбросил Джулиане Фолл, и теперь ее уже не так волнует музыка, которую сочинил какой-нибудь малый в белом парике.

Когда Мэтью описывал ей Рахель Штайн и упомянул про тот бред, что нес ему Проныра о самом большом в мире алмазе, он заметил, как что-то щелкнуло у нее в голове — и она солгала. Мэтью хотел знать, почему и что она собирается предпринять по этому поводу. Если только собирается. Она может просто остаться у себя наверху разговаривать с рыбками или играть на пианино и навсегда забыть о его визите.

Но он запомнил испуганный, заинтересованный и понимающий взгляд ее темно-зеленых глаз и поэтому решил, что она не забудет. Его вопросы изгнали пустоту и скуку, которые он заметил в ее глазах, когда она открывала ему дверь. Ах, подумал он, ничто не может взбодрить лучше, чем приключение.

В ее распоряжении один час.

Уже прошел слух, что Д. Д. Пеппер вернулась. Между четырьмя и шестью часами, когда она обычно играла, клуб «Аквэриан» начнет заполняться, и люди будут не просто жевать и болтать. Они будут слушать. И это радовало Лэна Везеролла. Д. Д. была хороша — еще более непредсказуемая и раскованная, чем весной или летом. Новая Зеландия, или где там еще она была, пошла ей на пользу. Или возвращение из Новой Зеландии.

Лэн, опершись о стойку бара, потягивал черный кофе и разглядывал открытки, которые она только что дала ему. Он понял, что Д. Д. приобрела их в каком-нибудь из новозеландских туристических агентств. Разумеется, они не были подписаны, почтовых штемпелей или еще чего-то в этом роде не наблюдалось. Мэри, его жена, говорила ему — если ты хочешь понять, в какие игры играет Д. Д. Пеппер, брось думать об этой идиотской Новой Зеландии и подумай лучше о ее волосах. Сегодня волосы у нее были синими. Но он не был уверен, что хочет понять. Такое чувство, что все может полететь к черту. Не столько для него, наверное, сколько для нее.

Она сидела за роялем, разогреваясь и наигрывая второй медленный, бесхитростный мотивчик. Было рано, и посетители еще не подтянулись, но это ненадолго. Глядя на нее сейчас, можно было подумать, что она и это место созданы друг для друга. Блузка с глубоким вырезом, такая же красная, как розы — на каждом столике стояло по одному цветку, — вот и все цветные пятна на черно-сером фоне интерьера. С любого места была хорошо видна круглая площадка, выступающая над полом всего на восемь дюймов и застланная серым ковром. На ней-то и находилась исполнительница. Площадка располагалась точно посередине между обеденным залом и баром, а позади нее находились полузакрытые кабинки с низкими, покрытыми черным лаком столиками и полукруглыми диванами, обитыми серой замшей. Отовсюду можно было слышать звучную, сочную игру Д. Д. Пеппер и видеть ее безумно-голубую голову.

Спустя пятнадцать минут после того, как Д. Д. начала играть, в зал вошел темноволосый мужчина. Он спросил, кто та леди, что сидит за роялем. Услышав ответ, он лишь коротко кивнул. Лэну это не понравилось. У парня было серьезное, недоверчивое лицо, и он не снял черную кожаную куртку, прежде чем пристроиться за стойкой в дальнем конце бара. Он заказал пиво и развернулся так, чтобы видеть сцену.

И это тоже не понравилось Лэну.

Д. Д. играла свое произведение — она никогда не называла это мотивом или мелодией — и не заметила его. Она уже была полностью во власти музыки и не видела ничего вокруг. Ее волосы растрепались, и длинная прядь спадала на лицо. Она усмехалась и кусала губу, и Лэн на секунду затаил дыхание, ему показалось, что у нее сейчас вырвется крик.

Парень в другом конце бара спокойно потягивал свое пиво и смотрел на Д. Д.

Бармен Эл принялся гикать и шлепать ладонями по стойке — это был его способ хлопанья, — и Лэн обернулся, оглядывая зал, который пришел в возбуждение.

— Вот это да! — выдохнул он.

Он не верил своим глазам. Д. Д., сбросив красные туфли, время от времени задирала правую ногу и брала ею верхние ноты.

— Крошка сегодня разошлась, — заметил Эл. — Что бы мы делали без нее, а?

Лэн усмехнулся.

— Понятия не имею.

Закончив играть, Д. Д. вспорхнула с табурета, улыбающаяся и такая мокрая, словно перетаскивала на своих плечах земной шар. Она лишь слегка поправила сбившуюся юбку и блузку и поспешила в бар, на ходу закалывая растрепанные волосы. У Эла уже стоял наготове бокал его любимой воды «Саратога» с выжатым в нее лимоном. Лэн не пил спиртного. Обычно он довольствовался водой.

Она залпом опорожнила половину бокала и вытерла рот салфеткой. Ее глаза сверкали.

— Хорошо, что я опять здесь.

— В Новой Зеландии нет клуба «Аквэриан»?

Она вся сияла.

— Не-а.

Лэн кинул на гладкую стойку открытки.

— Что-то не вижу тебя, лазающую по горам.

— Трудно фотографировать саму себя.

Она отвернулась и оглядела бар, проверяя, кто из ранних посетителей был на месте. Когда ее взгляд упал на сидевшего в одиночестве мужчину, улыбка исчезла с ее лица, а щеки побледнели так, что ярко-красные румяна, вдруг потеряв свою кокетливость, показались фальшивыми и чрезмерными.

— Что-то не так, крошка? — спокойно осведомился Лэн. Она помотала головой и приложила холодный бокал поочередно к каждой щеке, оставив на нем следы яркого грима. Цвет ее лица стал почти естественным. Синие волосы теперь выглядели так же глупо, как и она сама. Она сдержанно сказала:

— Ничего, с чем я не смогла бы управиться.

Она, все еще босая, в одних шелковых чулках, взяла бокал с минералкой и, перейдя в дальний конец бара, взобралась на табурет рядом с пижоном в черной кожаной куртке. С этим мерзавцем бандитского вида Лэну не очень хотелось связываться, но если нужно будет, то придется. По ночам у него работает вышибала, но днем он выставляет за дверь сам. И это он умеет делать хорошо.

Дай только повод.

Мэтью убрал с лица усмешку, когда Джулиана повернулась к нему, сверкнула золотыми тенями и сказала, скривив ярко-красные губы, которые напрашивались на поцелуй:

— Вы преследовали меня.

От ее голоса, обычно мягкого, веяло февральским морозом.

— Совершенно верно, преследовал.

Он жестом попросил себе еще пива. Она до сих пор не могла отдышаться после того, как пришлось отбивать верхние ноты ногами. Пальцы ее ног цепко ухватились за нижнюю перекладину табурета; он тут же представил себе, как эти пальцы впиваются в его икры в разгар ночи. Он не знал, как относиться к тому обстоятельству, что Джулиана Фолл — или кто она там — так подействовала на него.

— Трудно с фиолетовыми волосами скрыться в толпе.

— Как вы посмели! — в бешенстве прошипела она сквозь зубы.

— «Как вы посмели!..» Так выражаются спокойные, уравновешенные, известные всему миру пианистки. А горячие джазовые музыкантши, которые играют ногами, обычно говорят «пошел ты…».

— Вы безответственный, подлый, наглый сукин сын. — Она втянула воздух и со свистом выпустила его. — Чтоб тебе сдохнуть!

Мэтью оскалился.

— Вот так-то лучше. Кстати, мне нравятся золотые тени. Они гармонируют с фиолетовыми волосами. Королевский вид.